07.10.24
Томас Мейер-Фальк – немецкий антифашист и анархист, который провел 26 лет в тюрьме после того, как попытался ограбить банк, захватив находящихся там людей в заложники, и отдать деньги на левые политические проекты. Во время заключения он писал колонки для берлинского издания “Мешок с грязью”, в которых рассказывал о тюремном быте. В прошлом году Томас вышел на свободу, сейчас он живет в трейлере во Фрайбурге.
Журналист Артур Гранд поговорил с ним о его тюремном опыте, политзаключенных в Германии и России и стратегиях сопротивления правому повороту.
В России сейчас много политзаключенных из различных политических движений. Есть ли сегодня политзаключенные в Германии?
Разумеется, в Германии были и есть политзаключенные. Если мы говорим о 70-х, 80-х и 90-х, то это, например, товарищи из РАФ, “Движения 2 июня” и других. Позднее их ряды пополнили активисты из курдского освободительного движения РПК, YPJ и YPG и других левых движений из Турции – они составляют сегодня большинство политзаключенных. Помимо этого за последние годы в тюрьмах оказались товарищи из судебного процесса “Антифа-восток”. Например, Лина провела два года под арестом в ожидании суда, ей инкриминировали нападение на неонацистов. Недавно после нескольких месяцев ареста вышел Бенни, которого обвиняли в том, что после акции в поддержку Лины и других он кидал в полицейских коктейли молотова, то есть в покушении на убийство. Суд не согласился с этим обвинением, его освободили.
Особенно пристальное внимание сейчас в Германии уделяют так называемому делу “Budapest-Komplex”, в котором фигурируют молодые антифа. Ежегодно в течение многих лет в Венгрии собираются неофашисты, чтобы отдать дань своим героям Третьего рейха. В прошлом года туда приехали антифа со всей Европы, произошли столкновения. Венгерские власти пытаются заполучить антифа-активистов из других стран против их воли. Немецкие полицейские задержали небинарную активистку Майю и отправили ее в Венгрию, хотя конституционный суд Германии запретил это делать. Еще одна активистка из Нюрнберга находится под арестом в ожидании депортации в Венгрию. Многие антифа предпочли скрыться, исчезнуть.
Во время тюремного заключения ты изучал юриспруденцию и старался помогать другим заключенным. Как руководство тюрьмы реагировало на твою деятельность и удалось ли тебе кому-то помочь?
Поскольку еще до своего ареста я интересовался юриспруденцией, то мне было не так сложно, оказавшись в тюрьме, глубже познакомиться с нюансами немецкой пенитенциарной системы. Руководству тюрьмы это не нравилось, меня считали траблмейкером. Есть неписаное правило: все, кто чаще трех раз в год пишет жалобы по поводу условий заключения, считаются проблемными заключенными. Я был проблемным, но во многих случаях смог помочь людям. Это были, в основном, такие кейсы, как запреты на свидания, телефонные звонки, незаконное хранение предметов, невозможность гулять за пределами тюрьмы и многое другое.
Однажды руководство тюрьмы написало на меня заявление, но разбирательство остановили. К этому моменту у меня за плечами было много лет заключения, столько же было впереди, директор тюрьмы понял, что меня ничего не пугает. Условия содержания в Германии не такие суровые, как в России, мне, например, не угрожало физическое насилие за то, что я писал жалобы.
В России пенитенциарная система находится в ужасном состоянии: плохие условия содержания, регулярное насилие над заключенными и т.д. Как бы ты описал состояние тюрем в Германии?
В Германии больше делают ставку на психологическое насилие. Например, могут надолго посадить в одиночную камеру. Даже за мелочи. Во время долгих лет за решеткой я периодически знакомился с заключенными, которые сидели в советских и постсоветских тюрьмах – они все описывают ситуацию там как очень жесткую в смысле физического насилия. В России тебя бьют – и дело как бы решено, а в Германии за мелочи могут посадить надолго в одиночную камеру. Ты находишься там один в течение нескольких лет. Без возможности встреч с другими людьми. В немецкой тюрьме есть и некоторые бонусы, например, телевизор, X-Box и Playstation, но с ними можно быстро проститься. Часто психологическое насилие бывает более разрушительным, чем физическое.
Находясь в тюрьме, ты регулярно публиковался в левых медиа и писал колонки для журнала “Мешок с грязью”. Насколько важна была для тебя писательская деятельность?
Писание способствовало моему выживанию, благодаря нему я выжил – оставался гибким в своих мыслях, напрягался и был требовательным к себе. Я остался открытым для других людей, потому что написал не только много статей, но и писем. Иногда в месяц я получал 250 писем и столько же писал в ответ. Это мне помогло не только во время заключения, но и после него, потому что хотя бы в теории я очень много узнал. И сейчас моя задача – перенести это на практику. Когда я выступаю на мероприятиях и рассказываю о своем опыте заключения, то прошу людей написать письма заключенным.
Ты провел около 10 лет в тюрьме в так называемом превентивном заключении. Этот весьма противоречивый закон был принят во время Третьего рейха. Что это за закон и есть ли в Германии кампании по его пересмотру?
24 ноября 1933 года национал-социалисты ввели закон о преступлениях, совершенных по привычке. С тех пор существует так называемое размещение в тюрьме людей по соображениям безопасности. Людей можно держать в тюрьмах, хотя их сроки уже истекли. Сейчас по этому закону в Германии сидят 600 мужчин и 3 три женщины. Кстати, верховный суд ГДР еще в 50-х годах признал этот закон антиконституционным и отменил его. А в Западной Германии сомнений по поводу него никогда не возникало. Этот вид заключения люди отбывают в обычных тюрьмах, но в более мягких условиях. Есть возможность иметь большие телевизоры, собственную одежду и мебель. 4 раза в год можно под конвоем выйти из тюрьмы для прогулки в лесу или в городе. Тем не менее этот вид заключения называют медленной смертной казнью, потому что дата освобождения неизвестна. Я видел многих людей, которые умерли во время такого заключения.
Ты продолжаешь писать колонки для “Мешка с грязью” о малоизвестных судебных процессах. О чем и о ком ты пишешь?
Я просто хожу в суды и пишу о том, что вижу. Чаще всего пишу о бедных людях. Например, одного молодого алжирца притащили в суд связанным двое крупных полицейских. Он сидел несколько дней в тюрьме и ждал своего суда за то, что украл в магазине две зубные щетки. Мне кажется, очень важно писать именно о таких кейсах, о людях, у которых нет голоса, имени и лица. Очень часто на подобных заседаниях я единственный наблюдатель, хотя это открытые разбирательства, любой человек туда может прийти.
Оказываешь ли ты сейчас юридическую или иную поддержку политзаключенным?
Для меня очень важно поддерживать политических и социальных заключенных. Обе группы одинаково страдают в ужасных условиях. Я пишу им письма, отправляю почтовые марки, стараюсь публично в статьях рассказывать об их кейсах. Также я работаю на маленькой некоммерческой радиостанции, где мы периодически рассказываем о пенитенциарной системе. Меня периодически приглашают на мероприятия, где я рассказываю о своем опыте во время заключения.
Многие бывшие заключенные с момента своего освобождения стараются забыть о том, что было в тюрьме. Я очень хорошо это понимаю, поскольку заново вспоминать и переживать то, что было, очень болезненно. Но на фоне прогрессирующих государственных репрессий для меня очень важно рассказывать о своем опыте и дать людям, которые могут оказаться за решеткой, что-нибудь с собой, чтобы им было потом проще.
Ты продолжаешь разделять философию RASH?
Я не хожу на концерты, но разделяю эти взгляды: быть свободным, анархичным, антиавторитарным и солидарным (я до сих пор, кстати, хожу с бритой головой). Мне ближе всего анархистские структуры, потому что я не верю в то, что стоит менять диктатуру капитала на диктатуру пролетариата или партии.
Что ты читаешь сейчас? Какая из недавно прочитанных книга произвела впечатление?
Книга Игоря Олиневича “Еду в Магадан”. Автор – беларусский анархист, которого в 2010 году задержали в Москве и отправили в минскую тюрьму. В своей книге Олиневич описывает ситуацию в современной Беларуси до и после президентских выборов 2010 года. Периодически читаю Достоевского, который трогательным образом заглядывает в пропасть человеческой души.
Правый консервативный поворот происходит повсеместно: путинизм, трампизм, АдГ, “Национальное объединение”, Милей, Нетаньяху и т.д. Какие стратегии борьбы с правыми кажутся тебе наиболее перспективными? Имеет ли смысл поддерживать левые партии или стоит сосредоточиться на развитии горизонтального антииерархического движения?
Есть один прагматичный ответ: иногда очень уместно ходить на выборы, даже если у тебя, как у анархиста, рука готова отсохнуть во время голосования. Но просто надо что-нибудь делать по дороге к своей цели. В Германии это касается, в первую очередь, противостояния АдГ, которые недавно по итогам выборов в Тюрингии, Саксонии и Бранденбурге оказались на лидирующих позициях. Возможно, они получили бы еще больше голосов, если бы не левые, которые решились принять участие в выборах. А более глобальный ответ звучит так: мы выиграем борьбу не на избирательных участках, но сначала в сердцах, а потом на улицах.
Что бы ты сказал политзаключенным, находящимся в российских тюрьмах?
Это большой вопрос, мое сердце сжимается, когда я думаю обо всех этих отважных мужчинах и женщинах, которые сейчас сидят в российских лагерях и страдают в нечеловеческих условиях. Я желаю им внутренней силы и мужества, чтобы они могли стоять прямо и не сгибаться перед трудностями. Пусть они знают, что есть люди, которые о них думают, пусть они знают, что борются за лучший мир, пусть чувствуют в сердцах смысл своей борьбы. Я хочу сказать, что те, кто сидят в тюрьмах, и те, кто находится по другую сторону тюремных стен, должны объединиться.
