Михаил Магид
Эта статья была написана во время народного восстания в Аргентине в 2001—2002 гг. Сейчас народное движение прекратило свое существование: частично потому, что некоторые его требования были выполнены властью, частично из-за репрессий. Впрочем, имеются сведенья о том, что кое-где элементы этого движения сохраняются. Нам кажется, статья может быть интересна всем, кто интересуется возможностью осуществления революции социальных низов в современном мире. Особенно в связи с анархистским восстанием и народными выступлениями в Греции, бунтами в Латвии и Болгарии.
Кажется, будто снова просыпается общество, по крайней мере, одно из обществ нашей планеты и на ход истории начинают воздействовать живые сознательные силы. Россиянам сегодня с трудом верится в то, что такое возможно. Над страной витает дух порядка, дух Большого Брата. Очень и очень многие смирились со своей участью. Люди воспринимают как реальность мир коммерческой и политической рекламы, который демонстрирует им телевизор, а заодно и ценности конкуренции, коммерции и индивидуалистического господства. Правда, функционирование капитала не гармонично: он не сдерживает обещаний построить мир, наподобие того, что показан в рекламе, вызывает возвратную (протестную) реакцию. По последним данным опросов 60% россиян не доверяют СМИ. Ну, положим, не доверяют, но живут, подчиняясь не ими самими изобретенным правилам, а куда деваться? Но, вот, оказалось, есть куда деваться. Народное движение в Аргентине вновь поставило под сомнение систему Большого Капитализма.
Снова классы?
‘Развитие капитализма, вопреки ожиданиям многих, не привело к росту строительства всё более крупных фабрик – замечает современный британский социальный мыслитель -, напротив, закрываются не только фабрики, но и целые отрасли промышленности. Вследствие этого наблюдается снижение процента населения, соответствующего архетипу рабочего марксистской или синдикалистской традиции. Это привело к тому, что многие рассматривают класс, как старомодную идею. И, тем не менее, разделение общества на классы остаётся фундаментальным. Концентрация власти и богатства вместо того, чтобы уменьшаться, увеличивается в виде капитала, контролируемого крошечным меньшинством. Каковыми бы ни были трудовые, культурные и личностные изменения, больше чем когда-либо выросло число людей, которые могут теперь выжить, только обменивая свою жизнь на зарплату и попадая во все большую зависимость от капризов экономики’…
Даже политкорректная служба Евроньюс вынуждена было сквозь зубы признать: ‘Правящий класс Аргентины замер, в ожидании грандиозной первомайской демонстрации трудящихся.’ Ого! А мы-то думали, СМИ и не знакомы с такими понятиями. У них все больше разговоры о ‘среднем классе’ или на худой конец о ‘бедных слоях населения’, а еще о нациях, о конфликте культур и религий… но чтобы вот так откровенно признать, что, оказывается, в Аргентине (возникает крамольная мысль, что и в остальных странах тоже!) есть правящий класс и противостоящий ему класс трудящихся… Видно дела делаются необычные, раз такие внезапные признания.
В Аргентине как и везде
В современной Аргентине, как и во многих странах мира, где в недавнем прошлом большинство населения работало на крупных промышленных предприятиях, ситуация в корне изменилась. Во время приватизационной волны 90 х годов многие предприятия были куплены американскими корпорациями, после чего закрыты. Так сделали, чтобы они не могли конкурировать с американскими заводами.
На других фабриках прошли массовые увольнения. Сегодня громадная часть трудового населения Аргентины – это частично или временно занятые наемные работники, мелкие индивидуальные производители, которые находятся в кабальной зависимости от банков и государственных налогов, безработные. Многомилионная масса людей распылена, рассеяна, не сконцентрирована более на крупных предприятиях. Положение ее незавидное, очень уж она зависит от колебаний рынка. В прошлом данная зависимость наемных работников смягчалась (амортизировалась) системой коллективных соглашений между профсоюзами, бизнесом и государством. Работникам крупных предприятий было легче, кризис не бил так больно, могли снижаться заработки, но без работы (или, на худой конец, пособия) никто не оставался.
А теперь ты сам себе хозяин (формально). Захотел, устроился работать на завод (там временно возникла работа под очередной заказ, когда она закончится, тебя выгонят вон). Захотел, открыл индивидуальную или семейную торговлю бутербродами на последние сбережения. Работай, пока тебя не раздавили более мощные компании, пока очередной кризис не ударил по карману покупателей, пока банк, у которого ты берешь кредит, не начал повышать проценты, пока не повысили налоги, пока не подняли цены поставщики, пока на тебя не наехали бандиты. Захотел, взял временную работу на дом, верстаешь какие-нибудь книги или газеты (пока редакция в этом нуждаются, до первого серьезного экономического спада, после которого из десяти таких ‘хозяев’ как ты, у редакции останется один, если редакция вообще будет существовать). С пособиями сегодня то же не так, как в прошлом. Время, в течение которого их выплачивают, постоянно сокращается везде и всюду, даже в самых богатых странах мира.Сам себе хозяин, сам себе режисер, ‘новый самостоятельный’. А на самом деле? Полурабочий, полуслужащий, полу- мелкий бизнесмен, полу- нищий, полу- люмпен…
Это все на одном полюсе. А что на другом? Слияния гигантских компаний, в результате которых возникают супер-гиганты, с капиталом в сотни миллиардов долларов. Менеджмент и крупные акционеры этих компаний и есть ‘правящий класс’ (плюс еще политики, чиновники министерств и ведомств, которые прямо или косвенно участвуют в перераспределении доходов компаний). Угадайте с трех раз, на кого вы в конечном счете работаете, оставаясь ‘самостоятельным’, кому платите проценты, налоги… Но, вернемся к Аргентине.
Профсоюзная бюрократия на марше
Большинство все еще занятых в крупной промышленности рабочих состоят в управляемых чиновниками профсоюзах. Перонистские профсоюзы (называемые так в честь своего создателя, аргентинского генерала Перона) верой и правдой служат правительству. Почему? Потому, что за долгие десятилетия своего существования они привыкли, что власть и бизнес с ними делятся кусочком пирога. Не столько с рядовыми участниками (это тоже было, но осталось в прошлом) а с чиновниками, которые профсоюзами управляют. И так везде. Взять, к примеру, российский ФНПР, наследник ВЦСПС. К тому же в Аргентине у власти находится президент, связанный с той же самой перонистской партией, что и профсоюзы. Так что надежда чиновников – урвать кусочек пирога чуть-чуть больше. Разумеется, при условия, если не будет забастовок. Вот чиновники и стараются – чтоб их не было…
Народные собрания
По причинам, описанным выше, протестная самоорганизация по квартальному, территориальному (а не по производственному) принципу получила максимальное распространение в Аргентине. С нашей точки зрения в этом есть определенные плюсы. Ведь борьба, не привязанная к конкретной фабрике, а нацеленная на изменение самого образа жизни в обществе и общества, как такового, позволяет избежать сепаратизма, выйти за пределы узких интересов отдельной фабрики. Настоящий пик классовой борьбы это когда рабочие выходят с предприятий и борются на территории общества. Но важны, конечно, и непосредственные захваты фабрик суверенными общими собраниями рабочих. Этого в Аргентине пока почти не наблюдается. А между тем, без захвата средств производства – экономической базы капитала, победа революции невозможна.
Народные собрания, которые каждую неделю собираются в той или иной местности, на сегодня охватывают многие районы 12 миллионного Буэнос-Айреса, распространяясь также и по другим провинциям. Начиная с 12 января, народные ассамблеи собираются в Буэнос-Айресе еженедельно по воскресеньям, чтобы согласовать свои действия и обсудить текущие дела. Эти встречи делегатов от различных районных собраний (‘interbarrial’) выросли в размере и теперь собирают от 3 до 4 тысяч человек. Имеются сообщения о подобных встречах в провинциях. Например, в Розарио регулярно встречаются делегаты, представляющие 24 народных собрания.
Эти встречи обсуждают одновременно программу ассамблей и предпринятые акции. Каждому дается только три минуты на выступление, причем только делегатам, избранным от районных собраний или групп рабочих, позволяется говорит на встречах interbarrial. В конце встречи все предложения выносятся на голосование. В самом начале событий ассамблеи организовывали массовую экспроприацию одежды и продуктов в магазинах и их распределение. Сейчас в основном все свелось к выдвижению тех или иных требований к правительству и к попыткам сформировать устойчивую структуру самоуправления, и к организации протестных маршей.
Особенно обращает на себя внимание резко антипартийный характер народных собраний. Люди больше не верят политикам. Как можно им доверять? Левые и правые уже миллион раз обманывали трудящиеся классы, одни обещали райскую жизнь в условиях свободного рынка, другие райскую жизнь при социализме, когда все основные вопросы будет решать ‘рабочее государство’. А на самом деле и те и другие неизменно оказывались ворами.
Аргентинский капитал естественно испуган событиями. Одна из официальных медиа, газета ‘La Nacion’ объявилa, что ‘хотя появление этих собраний выглядит следствием усталости народа и разочарования ненадежным поведением политического класса, мы должны также принять во внимание, что такие механизмы народного обсуждения представляют опасность, так как по своей природе они могут развиться в нечто подобное этой зловещей модели власти – советам’. Со своей стороны мы можем только согласиться с подобными аналогиями.
На встрече interbarrial 16 февраля было принято решение о необходимости создания национальной ассамблеи квартальных собраний, а так же рабочих и пикетчиков. Было заявлено так же о необходимости передачи власти ассамблеям и о необходимости национализации крупной промышленности и транспорта. Скорее всего, эти требования или, намеренья, не имеют для аргентинского обездоленного населения ярко выраженной государственнической окраски. Как и во время русской революции, люди вкладывают в слова ‘национализация’ и ‘власть’ двойной смысл. С одной стороны речь может идти об огосударствлении и создании нового аппарата регулирования и подавления (государства), с другой о самоуправленнии через систему квартальных собраний, interbarrial и рабочих комитетов на фабриках. Но именно в этой двойственности и скрыта главная опасность.
Аргентинская революция может оказаться дезориентирована, как это произошло с русской революцией. Всегда есть люди и их объединения (партии), которые, манипулируя популярными лозунгами, пытаются установить контроль над движением. Говоря о самоуправлении советов (‘вся власть советам!’) или народных ассамблей, они попытаются превратить советы делегатов и ассамблеи в новое эксплуататорское государство, в послушные их воле машины для штамповки патийных решений. Так было в русской революции, где эту роль сыграли большевики, выдвинувшие лозунги власти советов. Затем партия большевиков, утвердившись внутри самих советов, уничтожила сами корни системы самоуправления и народной автономии и установила затем свою диктатуру.
Как тут не вспомнить слова одного из лидеров левых эсеров Марии Спиридоновой, писавшей в ноябре 1918 года в письме к Центральному Комитету партии большевиков: ‘…Своим циничным отношением к власти советов вы поставили себя в лагерь мятежников против Советской власти…, своими разгонами съездов и советов и безнаказанным произволом назначенцев-большевиков. Власть советов, это, при всей своей хаотичности, большая и лучшая выборность, чем всякие думы и земства. Власть советов – аппарат самоуправления трудовых масс, чутко отражающий их волю, настроения и нужды. И когда каждая фабрика, каждый завод и село имели право через перевыборы своего советского делегата… защищать себя в общем и частном смысле, это действительно было самоуправление. Всякий произвол и насилие, всякие грехи, естественные при попытках массы управлять и управляться, легко излечимы, так как принцип не ограниченной никаким временем выборности и власти населения над своим избранником даст возможность исправить своего делегата радикально, заменив его честнейшим и лучшим, известным по всему селу и заводу. И когда трудовой народ колотит своего советского делегата за обман и воровство, так этому делегату и надо, хотя бы он и был большевик, и то, что в защиту таких негодяев вы посылаете на деревеню артиллерию…, доказывает что вы не принимаете принципа власти трудящихся, или не признаете ее. И когда мужик разгоняет и убивает насильников-назначенцев – это… народная самозащита от нарушения прав, от гнета и насилия. Для того, чтобы Советская власть была барометрична, чутка и спаяна с народом, нужна беспредельная свобода выборов, игра стихий народных, и тогда-то и родится творчество, новая жизнь, живое устроение и борьба. И только тогда массы будут чувствовать, что все происходящее – их дело, а не чужое. Что они сами – творцы своей судьбы, а не кто-то их опекает и благотворит…’
Выбор
Чего же хотят аргентинцы? Опыт предшествующей жизни толкает их к привычному сценарию: поддержать какое-нибудь новое правительство, состоящие из новых людей, которое национализирует (огосударствит) фабрики и заводы, даст всем спокойную обеспеченную жизнь, постоянную работу. Ведь почти так когда-то Аргентина и жила, при генерале Пероне, этот опыт, кстати, очень похож на наш собственный недавний опыт жизни в СССР. Правда, это означает и изнурительный труд на фабрике, диктатуру, подавление недовольных или протестующих, с известной периодичностью убийства недовольных, иногда массовые…
С другой стороны, опыт последних дней или месяцев говорит о совершенно другой возможности – возможности подлинного самоуправления – взятия всей жизни в свои руки. Здесь нет никаких гарантий, потому что если это произойдет, все будет зависеть только от самих трудящихся, и не к кому будет больше предъявлять требования… и это страшно, но и заманчиво.
Отсутствие ясного, четко сформулированного желания самостоятельно и напрямую управлять своей жизнью, отсутствие, выраженное в двойственности требований ассамблей может оказаться крайне опасным в самом ближайшем будущем.
В Аргентине как и везде?
За шумом и гамом официальных СМИ, редко угадываются настоящие новости. Что мы видим на экранах: наглую физиономия Буша младшего, уверенно заявляющего о существовании ‘мировой оси зла’ (пришедшей на смену ‘Империи зла’ Рональда Рейгана) и уверенного в необходимости ‘продолжить и расширить анти-террористическую операцию’. Что еще? Очередная резня на Ближнем Востоке, которую устроили окончательно свихнувшиеся сионисты и их оппоненты из числа палестинских фанатиков-исламистов. Русский мыслитель XIX столетия Михайловский считал, что когда дремлют живые, сознательные силы истории, действуют бессознательные стихии. Вот мы и смотрим в лицо этих стихий, вот мы и видим все эти физиономии – Буша, Путина, Шарона, Арафата, Ле Пена, Басаева. И то, что за ними: разбитая вдребезги Чечня, целые поля, усеянные трупами, боевые корабли и самолеты, обломки Дженина. И миллионы, миллиарды глаз, по ту сторону экрана, безучастно наблюдающие за всем этим.
И все-таки, в мире есть ТО, настоящее, подлинные события. Так было, когда в 1996 году восстали против приватизаторов и воров, устроивших финансовые пирамиды, города Южной Албании, где возникли на короткое время ‘мини-республики советов’. И так сейчас, в Аргентине.
Социальная революция не столько подавляет, сколько ‘подрывает’. Она разрушает почву под ногами своих противников. Она уничтожает старые социальные структуры, заменяя их новыми. Конечно, во время революции, есть люди, мечтающие с ней покончить (финансовая и военная верхушка, государственные чиновники), есть спекулянты, наживающиеся на последствиях революционного хаоса (переход от одного образа жизни к другому всегда сопровождается некоторым хаосом), есть люди, подобные большевикам. Но если большинство обездоленного населения окажется способно преодолеть свое экономическое и политическое обездоление, сможет управлять своей жизнью (территорией, предприятиями, инфраструктурой, распределением произведенной продукции) через систему ассамблей и подконтрольных им советов, то исчезнет почва под ногами чиновников и капитала. Последние просто станут не нужны.
Если люди в большинстве своем смогут сами принимать решения, то будут лишены всех возможностей большевики и прочие левые партии. Если общественные самоуправления и их ассоциации сумеют обеспечить бесплатное распространение необходимых людям изделий и продуктов, то исчезнет и почва для спекуляции и спекулянтов. Ясное понимание всего этого – условие успеха для аргентинской и любой другой революции.
Немецкий исследователь Карл-Хайнц Рот писал о том, что капитализм есть постоянно мутирующая система, открытая для перемен. “Капитализм сохраняет жизнеспособность только за счет того, что, в отличие от прежних общественных формаций и своего погибшего «реально-социалистического» варианта, он до сих пор является открытым способом производства. Поэтому он может быть преодолен также только в том случае, если формы сопротивления и фантазии эксплуатируемых будут спроецированы на не менее открытую посткапиталистическую и пост-«реально-социалистическую» альтернативу. Целью является, следовательно, социализм как открытый способ производства, который характеризуется общественной собственностью на средства производства и производством, направленном исключительно на удовлетворение общественных потребностей, выявляемых базисно-демократическим путем. Производство ради производства в этих условиях должно прекратить свое существование. Трудящиеся классы больше не будут придатком способа производства, этот последний подчинится приоритету развития социальной субъективности и социального равенства. Прогресс, следовательно, пойдет уже не в сфере производства и не на различных рынках, а только в общественных отношениях между людьми, и результаты описанных изменений лишь при последующих шагах снова опосредуются в структуры материального воспроизводства социального процесса эгалитаризации (уравнивания – прим. Магид)”. По мнению Рота, для того, чтобы воплотить в жизнь этот проект в жизнь необходимо атаковать капитализм из любой точки. Это могут быть движения в городских кварталах, аграрные восстания, стачки… Но атака, рано или поздно, должна стать тотальной, иначе она захлебнется.
“…Внутри … разнообразия современных промышленных рабочих, негарантированно занятых, безработных, «самостоятельных рабочих», поденщиков и безземельных больше не может быть «привилегированной фракции» и задача может состоять только в том, чтобы в борьбе против дерегулированной системы эксплуатации свести воедино все сектора нового пролетарского архипелага, начиная соответственно с наиболее готовых к сопротивлению и «строптивых» слоев. В этой открытой структуре классового антагонизма могут, таким образом, найти место все те, кто вынужден отдавать свою рабочую и жизненную силу, чтобы жить, причем независимо от того, получают ли они зарплату, вознаграждение на основе подряда, предоставляются в распоряжение рынков рабочей силы, принуждаются к неоплачиваемому труду, патриархально порабощаются в «семьях» «неформального» сектора или эксплуатируются в качестве мелких арендаторов”.
Смотрите документальный фильм “Захват” (2004) о самоуправлении на захваченных предприятиях:
