Fenrir, анархо-экологическое издание, № 9 / июнь 2018
В последнее время действия анархистов поставили индивида и его группу в центр своей практики, оставив в стороне ассамблеи, чтобы говорить напрямую посредством заявлений о причастности к действиям. Сама концепция “коммюнике” претерпела радикальные преобразования; от “внешнего и для всех” документа он стал “самодостаточным” инструментом, который адресован в первую очередь своим ближним, для своего собственного сообщества находящегося в состоянии войны. Хотя это может показаться парадоксальным, в этом “отклонении” происходит гибель политики; стремление к власти и консенсусу тут заканчивается. Мы не ищем последователей, мы не хотим противопоставлять государству “контрдержаву”. С этой точки зрения, разветвление, которое некоторые товарищи совершают между “анонимным действием” и “коммюнике”, оказывается ложной проблемой.
Анонимные действия и коммюнике (подписанные аббревиатурами или нет), если рассматривать их как противостоящие практики, обе становятся, хотя и кажущимися далекими, симптомами своего рода анархистского “эгоцентризма”. Если они живут частным и догматичным образом, они просто две стороны одной и той же монеты, монеты политики и идеологии; в войне нет сообщества, а есть агитация и стремление обратить других в свою идеологию. Не должно быть никаких предубеждений в отношении различных анархистских практик (особенно когда речь идет о вооруженных действиях): те, кто делает заявления с аббревиатурой в одном контексте, могут не делать этого в другом случае иногда действия говорят сами за себя, я не вижу здесь никаких противоречий.
Что-то изменилось, многие из них являются конкретными примерами менее догматичного, более динамичного, иногда более смелого видения повстанцев. Не продукт, производный от него, а своего рода “эволюция”, которая, кажется, не останавливается перед лицом убеждений, изоляции, изгнания. Восстание (инсурекционизм), безусловно, более беспорядочно, но зато на совесть нежели опираться на заранее подготовленные формулы, поскольку это абсолютно хаотично. Те кто производит мало бумажных текстов, мало теории, делают это в полной анонимности через заявления о причастности к действиям; кроме анонимности есть только те, заключённые, кто, с гордостью заявляет о своем выбранном пути. Мы говорим о видении анархистской практики, которая более опасна, поскольку постоянно экспериментируется; власть воспринимает это как удар в места, где она уязвима. Это является причиной многих репрессий во всем мире: Италия, Греция, Чили, Аргентина, Бразилия, Испания… Нельзя отрицать, что в последние годы репрессии против анархического движения усилились. Различные государства говорят о международных анархических заговорах; что это может означать, что в Италии секретные службы продолжают обозначать анархистов НАФ / ИРФ как первую внутреннюю подрывную опасность в стране. Я думаю, что на этот момент настало время задаться некоторыми вопросами. Неужели эта “новая” анархия действительно беспокоит власть? И если это так, то какой аспект беспокоит её до такой степени, что она совершает такие многочисленные репрессии, которые, на мой взгляд, выходят за рамки обычного управления репрессиями в этих странах? В общем, к чему эта вся предупредительность?
Из всех анархистских практик разрушительные действия являются теми, которые в настоящее время вызывают наибольшую озабоченность у правительств. Если эта практика распространяется через “общий язык” (общение через заявления о причастности к нападениям) и стремится сосредоточить свои силы на общих, конкретных, непосредственных целях, то внимание власти, очевидно, возрастает. Если эта дискуссия через заявления о нападениях распространяется через границы, сигнал тревоги будет звучать еще громче, и возмездие власти будет происходить по цепочке. Этот “общий язык” был испытан Неформальной Анархистской Федерацией (НАФ) в Италии и Заговором огненных ячеек (ЗОЯ) в Греции, а затем, вместе с Международным революционным фронтом (ИРФ)-НАФ, он окончательно распространился по всему миру, эволюционируя в нечто более “существенное”, более динамичное, которое больше не вращается исключительно вокруг аббревиатуры.
Это никогда не было аббревиатурой (независимо от того, какой), которая сформировала этот “общий язык”, но эффективным оружием “международных кампаний”, начатым не комитетами, организациями, ассамблеями, а действиями, анархистами праксиса, без посредников. Это “общий язык” также был замечен в последнее время во многих действиях, предпринятых после G20, в Германии, Франции, Греции … в действиях в отместку за убийство Сантьяго Мальдонадо, Чили, Аргентине, Бразилии, Италии, Франции, Германии; в знак солидарности с объявившим голодовку заключенным анархистом Константиносом Гиагцоглу в Греции; в знак солидарности с анархисткой Лизой, обвиненной в экспроприации, во Франции, Германии … в нападениях против Турции в знак солидарности с курдским народом, который борется за свое выживание, также в продолжении действий, подписанных НАФ/ИРФ в Италии , Греции, Испании, Чили, Германии …
На мой взгляд, это анархистская практика, которая сегодня больше всего беспокоит власть. Насколько? Мы не можем этого знать, но эти международные кампании, безусловно, создают некоторые проблемы, даже в перспективе. Что хорошо в практике, которая работает, так это то, что она заразительна, репрессии ничего не могут с этим сделать, или малоэффективны, особенно когда анонимность обволакивает эту непрозрачную сеть действий, сотканную неизвестными друг другу руками.
Поскольку это всегда происходит в условиях чего-то нового, разлад испытывает не только противник, но и те, кто полагается на “традицию”, на идеологическую “чистоту” сакральных книг. Это случается и с нами, когда анархисты несут откровенную ересь. Соратники и товарищи, которые в прошлом действовали бок о бок, попирают еретиков и называют их дураками, которые ничего не поняли в слове, от “оригинального” и “подлинного” повстанческого проекта. Но есть ли у этого противопоставления какой-то смысл? И если мы признаем стратегическое и методологическое единство двух неформальных “тенденций”, каковы различия между “старыми” и “новыми”? Такие различия, по-видимому, существуют, по крайней мере, в глазах власти. В качестве примера, в процессе “Scripta manent” тексты “классических” повстанцев используются в качестве примеров “хорошей анархии”, которые противопоставляются текстам “обвиняемых”, определяемых как “злые”. Всегда удобно прибегать к известной игре хорошие и злодеи. Много воды утекло с тех пор, как во время судебного процесса “Марини” роль “хороших” была приписана властями анархистам относящимся к Итальянской анархистской федерации. Не поймите меня неправильно: я до сих пор думаю, что независимо от того, что говорят судьи, прокуроры и другие мусора, анархисты всегда неудобны для власти, всей власти. Я утверждаю, что это просто инструментализация, но это говорит нам кое-что о том, чего добиваются репрессии, что раскрывает нам не только истинную сущность власти, но и самое главное, то, чего она боится и в какой-то момент, это как компас, который говорит нам о самой эффективной практике.
Следует отметить, что репрессии касаются не только тех, кто наносит конкретный удар, но и тех, кто со словами и идеями предлагает иную стратегию атаки, более простую, более динамичную и неощутимую. Достаточно посетить несколько сеансов “трагического цирка”, который сейчас проходит в Турине (судебный процесс Scripta manent ; прим.) чтобы понять это. Глупо формулировать ранги, разумно задавать вопросы.
Но теперь давайте оставим в стороне точку зрения относительно репрессий и попытаемся ответить на вопрос о различиях между “старым” и “новым”.
“Координация” – первое очевидное различие между “инклюзивным” и “социальным” повстанчеством, и теми, кто, как и НАФ/ИРФ, соединяются исключительно через действие, проведение атакующих компаний. В рамках стратегии повстанцев, связанной с промежуточной борьбой на небольшой территории (например, в долине Суза), координация необходима для того, чтобы гарантировать эту продолжительность во времени, что позволяет адаптироваться к постоянным изменениям “народной” борьбы. Кроме того, эта координация должна действовать “негласно”, поскольку она должна “подталкивать”, не раскрывая своих повстанческих целей: ибо “реальное движение” (люди) не поймёт перспективы конфронтации без посредничества, которую оно видит как самоубийство. “Пешки” в этой стратегии могут иметь много названий: “самоуправляемые лиги”, “основные комитеты”, “народные собрания”… Они должны быть перемещены с мудростью и благоразумием, как при танце с дамой. Стратегическая “игра”, рискует превратиться в “политику” и “посредничество”, но которая, в случае победы, приведет к восстанию, хотя и ограничивается малыми территориями. Координация разделяет опасность с конкретной организацией: создание элиты специалистов восстания, которые, благодаря своей способности и воле, решают и контролируют все (или почти). Эта опасность не существует среди групп, индивидов, неформальных организаций, участвующих в так называемой “новой анархии”. В этой “международной анархии” нет никакой “координации” между группами, которые ее составляют… мы просто фокусируем свои силы на аналогичных целях, а международные кампании начинаются с заявлений об атаках. Ни одна группа не устанавливает сроков или общих структур, даже минимальных… НАФ/ИРФ является одним из компонентов этого “международного” и, в свою очередь, также “неструктурированного”.
Другим очевидным отличием является “заявления о причастности”. Повстанцы (старая школа) презирают это, так как они отвергают аббревиатуры и подписи, потому что, по их мнению, это служит только для утверждения своего собственного существования, в результате чего приводящего к стерильному механизму самопрезентации и сведение “угнетенных”, “исключённых” до роли просто зрителей. Этот дискурс также может иметь определенный смысл, если только в нашем случае “заявление” – это способ общения между нами. Поэтому критика такого рода для меня не имеет значения, поскольку мы говорим здесь о внутреннем общении с “движением”, предназначенном, следовательно, для уже существующих сил, анархистов и сознательных повстанцев, которые уже осуществляют разрушительные действия. Этот вид “анархистского интернационала” не может иметь цели “получить последователей”, не говоря уже о том, чтобы склонять угнетенных к анархии, как если бы они были овцами в поисках пастуха. Мы сами угнетенные, и мы используем заявления о причастности к действиям, чтобы упростить задачу и избежать сложных структур и извилистых координаций, которые могут заглушить наши действия и замедлить нас. Такой способ коммуникации позволяет нам повысить эффективность; впоследствии, если находятся те, кто ограничиваются хлопаньем в ладоши, тем хуже, это их проблема, и это не касается нас.
Что касается аббревиатур и подписей, они не являются обязательными, но когда они там (например, НАФ, ЗОЯ…), они служат “только”, чтобы обеспечить непрерывность дискурса, как способ “соединять” пока остающихся и действующих отдельно.
Следующие два фрагмента, взятые из двух заявлений, один на итальянском и один на немецком языке, являются конкретным примером этого непрерывного диалога посредством действий, которые выходят за границы государства и “соединяются” без организации. На мой взгляд, это и есть тот самый, настоящий, живой, захватывающий пример одной из многих форм, которые “неформальная организация” может предложить здесь и сейчас.
Рим, Италия. Ячейка Сантьяго Мальдонадо НАФ/ИРФ берёт ответственность за взрыв у казарм карабинеров 07 декабря 2017 года.
“…Каждая личность и аффинити-группа развивает и увеличивает свой опыт в единении…Неформальная анархистская организация — это инструмент, который мы считаем наиболее подходящим в данный момент для этого конкретного действия, поскольку она позволяет нам держаться вместе нашей неизменной индивидуальности, диалогу с другими повстанцами посредством взятия ответственности и наконец, пропаганду, переданную эхом взрыва. Она не предназначена для того, чтобы быть абсолютным и окончательным инструментом. Группа действий создается и развивается через знания, через доверие. Но и другие группы и отдельные лица могут делиться, даже временно, проектом, дебатами, не зная друг друга лично. Мы общаемся напрямую через действие… С этой акцией мы начинаем международную кампанию против представителей, структур и средств репрессий. Любой человек может внести свой вклад в эту кампанию, используя любые средства, которые он считает наиболее подходящими…”
Берлин, Германия. Яростная ячейка меньшинства НАФ, заявляет о поджоге транспортных средств частных охранных компаний 06 марта 2018 года.
“…Сжигание машин ЧОПа в Берлине как полезный инструмент коммуникации. Цитируя другие заявления об атаках, мы поддерживаем предложению, касающемуся друг друга, для развития более широкой мобилизации воинствующих групп в Европе, а также для развития нашей теоретической базы. Мы оценили ваши слова о солидарности и разделяем их, когда Рубикон брал ответственность о нападении на посольство Саудовской Аравии в Афинах 19 декабря 2017 года… Товарищи в Риме выражали некоторые наши мысли, когда ячейка Сантьяго Мальдонадо НАФ-ИРФ брала на себя ответственность за атаку на полицейский участок в Сан-Джовани…Иногда необходимо определить рамки, в которых мы действуем, так делали анархисты в Бар-ле-Дюке, когда они навестили стоянку ENEDIS…Даже во времена, когда нас мало, мы можем организоваться, вместо того, чтобы ждать возможности, которую нам дают так называемые “организаторы движения”, или просто реагировать на очередное нападение властей. Мы можем действовать и выбирать моменты самостоятельно.”
Чтобы закончить с цитатами, еще один сигнализирующий текст от “повстанцев”, взятый из “Avis de tempêtes” . Анархистский бюллетень социальной войны, №1 (15 января 2018 года), название статьи “Начать сначала”:
“…Неформальная организация, т.е. самоорганизация без имени, без делегирования, без представительства… Внося ясность: неформальные организации также многочисленны, в зависимости от целей. Неформальный метод не стремится собрать всех анархистов в одном созвездии, а позволяет умножать координацию, неформальные организации, группы сродства. Их встреча может произойти на основании конкретного предложения, ясных условий или прогноза. В этом заключается вся разница между неформальной организацией, обязательно с “размытыми и подпольными” очертаниями (т. е. без проецирования своей деятельности по отношению к кому-либо), и другими субъектами, такие как боевые организации, для которых важно почти всегда утверждать свое существование, чтобы надеяться взвесить события, дать указания относительно путей, которым следует следовать, быть силой, которая вписывается в равновесный баланс с властью. Неформальная организация проецируется самостоятельно и в другом месте: избегая внимания со стороны псов господства, она существует только в тех фактах, которые она одобряет. Короче говоря, у нее нет имени для защиты или утверждения, у нее есть только один проект. Повстанческий проект…”.
Товарищи, которые в 80-90-х годах в Италии своей профессурой придавая жизнь так называемому “повстанческому проекту”, должны были понять, что красивых слов и красивых теорий недостаточно, чтобы избежать “внимания псов господства”. Процесс “Марини” научил нас этому, с его десятилетиями тюрьмы и сломанных жизней. Отсутствие заявлений и подписей недостаточно для того, чтобы быть “размытыми и подпольными”, когда человек “обязательно” вынужден, чтобы не оставаться изолированными от “социального” контекста, участвовать в собраниях, где все рано или поздно все узнают, и где концентрация людей, авторитет и делегирование появляются на регулярной и неумолимой основе. На мой взгляд, “повстанческий проект”, задуманный инклюзивным, “социальным” способом, далёк от анонимности. Желание не осуществлять “проекций по отношению к кому-либо” недостаточно, когда социальная борьба, в которой мы участвуем, заставляет нас стать актерами и участниками медиа-феноменов, таких как Вал де Суза, или, возвращаясь еще больше назад во времени, Comiso, “лаборатории”, где эта проекция была испытана на практике, по крайней мере, здесь, в Италии. Повстанческая перспектива сама по себе несет в себе такие риски, и можно ли с этим справиться или нет, это вопрос характера и взглядов и, возможно, результатов… Я не могу забыть молчание во время собраний, когда всегда были одни и те же люди, которые говорили и, по сути, решали. Это была вина подавляющего большинства молчавших, включая меня. Находясь под чрезмерным влиянием авторитетов (определённо не ища таковых) с большим опытом, с большим количеством знаний, кто лучше говорит, кто лучше выражает себя, кто совершенен … может быть …
Сегодня, из своей камеры, я не знаю, что осталось от этого проекта. После разочарования в Вал де Суза многим людям, возможно, придется подумать о необходимости лучше выверять свои действия, не стремится вниз, а переходя на более высокий уровень и понимая, что гнаться за людьми любой ценой является контрпродуктивным. “Промежуточная” борьба может вернуть нас назад, а не вперед, заставляя нас терять чувство того, кто мы такие, так же, как это произошло в прошлом веке с анархо-синдикализмом. Тем, кто не был там в те годы, мы можем рассказать много сказок, но все чаще мы в конечном итоге тешим сказками самих себя, для того, чтобы сохранять жизнь утешительными иллюзиями или нашу маленькую боевую контрверзу. И именно, чтобы не рассказывать мне сказки, я должен быть понятным (особенно самому себе): нет “безупречной” практики, которая не предполагает компромиссов, никакого риска. “Безупречности” не существует, тем более, когда приходится бросаться в отчаянную борьбу, в которой “враг” окружает нас со всех сторон. Точно так же не существует “нерушимой”, “абсолютной” близости (разочарование всегда может быть там, в первом углу), это не говорит о том, что она переживает все препятствия, которые перед нами ставит власть. Не прибегая к неформальной организации, все основано на дружбе, верности, уважении к словам, привязанности, любви и мужестве, на вещах, о которых было бы наивно думать как о “вечных” показателях. Гораздо больше, чем в обычной организации, в неформальности всегда нужно быть готовым остаться в одиночестве. Наша судьба полностью находится в наших руках, нет никакого делегирования. Степень независимости, автономии, всегда должна быть максимальной. Я думаю, что в глубине души это хорошо: “то, что нас не убивает, делает нас сильнее”, – хочется надеяться…
В заключение я думаю, что могу сказать, что мы имеем дело с двумя разными стратегиями, основанными на неформальности, но действующими в двух совершенно разных плоскостях: первая из них касается социального, “реального движения” и имеет амбициозную цель инициировать в течение длительного времени повсеместное восстание из конфликтов, ограниченное определённой территорией. Другая основа более “сдержанная”, нанести как можно больше урона, не дожидаясь, конкретных сил (пусть даже “незначительных”), а теми силами, которые уже сегодня анархисты имеют в своем распоряжении. Между этими двумя стратегиями не должно быть никакого противостояния, они могут сосуществовать, четко разделяться, в один и тот же момент, в одном и том же пространстве, в той же конкретной борьбе. Еще одна вещь, которую я считаю, что я могу с уверенностью утверждать, что любая практика несет в себе риски: “открытая” неформальная организация, которая стремится к взаимоотношениям с “социальными”, может привести нас к посредничеству в политике. Неформальная организация “инструмент ведения войны” (например, НАФ/ИРФ) может привести нас к “сектантству”, к полному закрытию по отношению к остальной части мира. Со временем можно было бы забыть о том, что это простой инструмент среди других, а не самоцель; одни из них могут стать “сторонниками” аббревиатуры, и не являясь, порой, просто участниками обычного “инструмента”. Чтобы избежать попадания в этот вид “эгоцентризма” и тем самым бесконечно повторять те же ошибки, достаточно никогда не довольствоваться полученными результатами, а постоянно совершенствовать свое оружие и, прежде всего, не забывать о полезности самокритики, поскольку никто не знает “истины”, если действительно существует “истина”.
В последние годы вместе с этим “международным” начинанием многие братья и сестры начали новое путешествие, открывая немыслимые перспективы до вчерашнего дня. Не позволяйте себе быть ошеломленным “эгоцентризмом повстанцев”, это было бы непростительно …
Да здравствуют международные кампании! Да здравствует ЗОЯ! Да здравствует НАФ/ИРФ! Да здравствует Анархия!
Паола *, Анна **, пусть земли (территории) будут свободными для вас…
Альфредо Коспито
*Паола, активная спутница в борьбе за права животных, в радикальной экологии и против всех тюрем, “даже в утверждении утраченной этики”. Среди моих угрызений совести есть то, что я никогда не проходил твой путь…
*Анна Кэмпбелл, друг Бристольского анархистского черного креста, убита в Африне, сражаясь в рядах YPG.
(источник, перевод Анархия Сегодня)
