Революционный анархизм

Идеология коллапса и отсутствие революционной ответственности


Willful Disobedience (Volume 4, number 3-4, Fall-Winter 2003)

Нет никаких сомнений в том, что мы живем в ужасные времена, времена, когда легче спрятать голову в песок и вести себя дальше так, как будто все нормально. Ухудшение состояния окружающей среды, социальная диз-интеграция, растущее ухудшение всех сфер нашей жизни – это весь спектр последствий, сильно вышедшего из равновесия, социального порядка, который способен легко привести тех, которые об этом задумывались, к осознанию приближения конца. Поэтому, не удивительно, что возникшие апокалиптические перспективы очень разносторонни и ограничиваются не только религиозными фанатиками. Одна из версий апокалиптической идеологии говорит о коллапсе цивилизации в течении нескольких десятилетий, вызванном экологическими, социальными и/или экономическими распадами. Именно об этой конкретной форме апокалиптических мыслей, я хочу поговорить, потому что она наиболее часто упоминается в анархических кругах.

Те, которые придерживаются апокалиптических идей, могут видеть в приближении конца решения своих надежд или отчаяние, и это верно для идеологии коллапса. Некоторые анархо-примитивисты, которые придерживаются подобных взглядов, видят коллапс как прекрасную возможность заново открыть примитивный образ жизни, свободный от институтов цивилизации. А некоторые даже готовы радоваться страданиям и смерти, которые неизбежно будут сопровождать такой коллапс, забывая, что эти страдания и смерть не признают различий между управляющими и подчиненными, между одомашненными и дикими, между цивилизованными и “примитивными”. Кроме того, они похоже игнорируют факт того, что те, которые контролируют власть и ресурсы, постараются привести к тому, чтобы коллапс произошел вокруг них, скорее всего прибегая к тем же методам, которые используют полевые командиры в Сомали или Афганистане, но в гораздо большем масштабе с гораздо более разрушительным оружием.

Некоторые радикальные экологи, похоже, придерживаются несколько более реалистичной позиции относительно того, чем будет коллапс. Признавая, что коллапс будет серьезным экологическим ухудшением, которое вызовет крупно-масштабное ухудшение структуры жизни на планете, их апокалиптическое видение более склоняется к отчаянию и, таким образом, к отчаянным действиям. Попытка сохранить структуры жизни при исчезновении цивилизации становится главным мотивом их деятельности. Она должна быть сохранена любой ценой, даже ценой наших принципов, наших желаний.

Проблема в апокалиптическом мышлении заключается в том, что оно всегда является вопросом веры. Оно предполагает неизбежность надвигающегося конца, и создает свои решения на основе этого убеждения. Решение определять свои действия основываясь на предсказаниях будущего, а не нынешней реальности, является идеологическим, основой мышления, предполагающего борьбу против этого мира. Конечно, подобное решение является преимуществом, оно значительно облегчает принятие решений того, как вести борьбу, потому что идеологическое ограничение возможностей уже само принимает эти решение. Этот вопрос заслуживает более широкого рассмотрения.

Размещение объекта веры в неизбежное будущее, позитивного или негативного, облегчает взаимодействие с настоящим. Если бы вера Маркса в неизбежность коммунизма привела его к оправданию индустриалистической и капиталистической эксплуатации как необходимых шагов к этой цели, тогда идеология неизбежного коллапса, в конце концов, оправдывает оборонительную позицию в ответ на ухудшение, вызванное господствующим порядком, с одной стороны, и эскапистской позицией, которая во многом игнорирует реальность, с которой мы сталкиваемся, с другой стороны.

Такая оборонительная позиция возникает из признания того, что если движение индустриальной цивилизации не изменить, то ее коллапс, вероятно, приведет к таким разрушениям окружающей среды, которые могут поставить саму жизнь под угрозу. Поэтому она предполагает деятельность, связанную с защитой немногих оставшихся диких мест и существующих нецивилизованных людей и с ограничением вреда, который причиняет индустриальная/пост-индустриальная технологическая система с тем, чтобы уменьшить разрушительные последствия коллапса. Подобная логика защиты, как правило, приводит к реформистской практике, связанной с разбирательством и переговорами с хозяевами этого мира, предложениями по законодательству и использование средств массовой информации с целью доступа к массам. Эта тенденция заметна как в радикальном экологическом движении, так и в движениях в защиту коренного населения. Конечно, оборонительная природа защиты коренного населения вполне понятна учитывая то, что их культура столкнулась со своим концом. Тем не менее, тенденция оборонительной борьбы, падения в реформизм отчетливо проявляется, когда защита коренного населения сталкивается с вопросами прав, официального признания, имущества (прав на землю) и тому подобное.

Эскапистские тенденции наблюдаются в прогнозируемом освобождении от цивилизации после коллапса. Впоследствии якобы неизбежности этого коллапса, нет никакой необходимости в принятии конкретных мер против институтов господства и эксплуатации, которые формируют эту цивилизацию, нет никакой необходимости в стремлении к восстанию и революции. Вместо этого можно уйти в дикий мир и заняться развитием “примитивных” навыков для того, чтобы подготовить себя к коллапсу. Конечно, я поддерживаю людей, изучающих какие-либо навыки, которые могут расширить их возможности самоопределения и самоуправления. Проблема этой точки зрения не в выборе изучения навыков, но в отказе от деятельности, направленной на революционное уничтожение существующего социального порядка, основанного на вере в его неизбежный коллапс.

Как я уже сказал, апокалипсис является вопросом веры, а не доказанным фактом; коллапс цивилизации – лишь один прогноз из множества, а не определенность.

То, что мы видим сейчас – это постоянно увеличивающееся количество бедствий, которые уничтожают и ухудшают наши жизни и планету. Предположение неизбежности коллапса – лишь легкий путь. Оно предлагает не сталкиваться с нынешней реальностью, не бороться с тем, что происходит здесь и сейчас. Если кто-то видит цивилизацию врагом, причиной всех наших проблем, соглашаясь с ее неизбежным коллапсом в ближайшем будущем, он освобождает себя от ответственности бороться с ней и пытаться создать революционный момент для ее уничтожения, открывая новые возможности для жизни. Вера в неизбежность коллапса не только узаконивает оборонительный реформизм и эскапизм выживания, она фактически делает их наиболее логичными решениями. Но поскольку этот коллапс лишь предсказание, что, на самом деле, ничего не значит, потому что это лишь мысли в головах людей, мы должны спросить себя, хотим ли мы действовать отталкиваясь от этого, чтобы наша жизнь зависела от этого?

Если мы посмотрим историю как деятельность людей во всем мире, а не как использование прошлого или настоящего для оправдания настоящего, тогда станет ясным то, что каждый разрыв с настоящим, каждое новое начало трансформируют все время. Наша борьба происходит сейчас, и она является борьбой с настоящим. Она, по сути, является игрой, в которой мы ставим себя на карту, и именно в этом заключается суть революционной ответственности – взять ответственность за свою жизнь здесь и сейчас, в открытой борьбе с обществом. С такой точки зрения, возможность экономического, социального или экологического коллапса является лишь частью той задачи, с которой мы сталкиваемся, частью того, против чего мы ставим свою жизнь. Но поскольку нашей ставкой являются наши жизни и мы сами, то выбранный нами путь жизни не может быть просто отложен в сторону для того, чтобы “спасти мир” от предсказанного коллапса. Мы ставим на то, чтобы отменить существующий социальный порядок, который может привести к коллапсу, продолжая жить и бороться против его на своих собственных условиях, отказываясь от компромисов.

В тот момент, когда мы переходим к уговариваниям, переговорам, судам, законам или даже опосредованию (например, использованию средств массовой информации), мы теряем свою ставку, потому что мы перестаем действовать, основываясь лишь на своих желаниях, мы соглашаемся с “высшими” ценностями, моралью. Именно этот морализм, основанный на идеологии отчаяния, ведущей к принесению нас, наших желаний и мечтаний в жертву, преобразовывает нас из мятежников и революционеров в реформистов.

Говоря о революционной ответственности, я говорю именно о готовности поставить себя на линию, поставить свою жизнь на карту, о возможности революционного момента. Такой подход отвергает любые формы апокалиптической веры, включая идеологию коллапса. Это означает, что наша революционная деятельность начинается с наших желаний и нашего собственного понимания того, что мы должны изменить существующий мир, что мы должны отталкиваться от анализа и критики, чтобы повысить эффективность борьбы с этим миром. Начав с этого, с нас самих и наших революционных желаний, мы увидим необходимость поднять свои руки, схватить любое оружие, которое мы можем сделать своим и перейти к атаке цивилизации, основанной на господстве и эксплуатации. Нет никаких гарантий того, что этот монстр рухнет сам по себе. Только посредством изучения того, как создать свою собственную жизнь, поиска новых образов жизни, которые абсолютно отличаются от существующих, того, чему мы можем обучиться только посредством восстания, мы сможем гарантировать, что конец цивилизации не приведет к более худшим ужасам.