Товарищ перевел на русский язык большое интервью с бойцом за свободу Финнбаром Кафферкеем, погибшем в боях против путинской агрессии в Украине. Это интервью было записано еще когда он принимал участие в освободительной борьбе в Курдистане – куда его привела его неутомимая борьба за счастье и свободу людей. Финнбар сражался в составе YPG (Yekîneyên Parastina Gel – Отряды народной самообороны) Рожавы.
В память о товарище Кафферкее – он навеки в строю.
Герои не умирают. Şehîd namirin!
– Можешь ли ты описать своё непосредственное окружение прямо сейчас, пока ты это печатаешь?
Я сижу на веранде здания используемого как больницу, в городе к востоку от Ракки. Коллектив приходит и веселится когда не занят, но большую часть времени здесь тихо. Чай продолжает поступать. Половина зданий на улице напротив уничтожены. Постоянное жужжание генераторов и выхлопные пары смешиваются с запахом горящего мусора. Мирные жители двигаются назад в город, так что сейчас улицы многолюдней, чем они было когда я сюда приехал впервые.
– Что (и почему?) побудило тебя отправиться воевать на стороне YPG?
Я знал об истории курдского народа и долгое время восхищался их сопротивлению насильственным государствам, которые контролировали их территории. Когда я прочитал что Исламское Государство финансировалось и милитаризировалось Турецким государством в атаках на курдах в Сирии и Ираке, я понял что это стало возможным только благодаря попустительству её союзника НАТО в ЕС, которые закрывают на это глаза, в обмен на препятствия Турции в достижении Европы сирийскими беженцами.
Как гражданин ЕС, я стал соучастником творимых Исламским Государством ужасов на подконтрольных им территориях, и я не был рад этому. Когда я изучал организованные в Рожаве силы и для борьбы с сектантством, женоненавистничеством, силы продвигающие формы демократии, я изучал их с гораздо большей глубиной, чем мы знаем о них в Европе, я увидел что борьба идёт не только из-за текущей чрезвычайной ситуации.
После этого встал вопрос того, как я могу помочь. Я долго об этом думал.
– Как тебя (и других добровольцев) в большинстве случаев принимают?
В большинстве случаев принимают хорошо, иногда даже очень. Люди счастливы что другие люди настолько высоко оценивают их работу, что хотят прийти и помочь. Некоторые говорили мне, что вид пришедших помочь иностранцев становился фактором вдохновляющим их на увеличение собственной работы.
– Можешь ли ты точно пересказать тот момент, когда ты принял окончательное решение уехать?
Я ремонтировал забор на некоторых полях смотря на залив Клю, иногда работая с другими, иногда работая самостоятельно. Это место было в особенности уединённым и красивым, работая в одиночку я проводил там много времени прокручивая этот вопрос в своей голове.
В конце концов однажды когда работа подходила к концу, я поймал себя на той мысли, что задаюсь вопросом моей будущей деятельности после конца работы. Потом я понял, что я знаю чем заняться, и отправил сообщение по электронной почте в тот же вечер.
– Говорил ли ты об этом с кем-то в Ирландии?
Я говорил с парой друзей. Я очень боялся расстаться со своей семьёй в плохих отношениях, так что из них я никому ничего не сказал. Я сожалею об этом, я должен был воспользоваться возможностью.
– Что ты взял с собой?
Хорошую пару ботинок, мою футболку “Дом Милый Дом”, Урсулу Ле Гуин и Роберта Фиска.
– Ты упомянул футболку ДМД, был ли ты вовлечён в политику до этого, и повлияло ли это на твоё решение?
Очень сильно. Моё участие в Shell To Sea для меня было настоящим открытием, касательно того, как страна управляется и от чьего имени. Что я видел в окружающем меня мире приобрело гораздо больше смысла, когда я понял что сговоры государств, корпораций, насилие — скорее норма, чем исключение.
Ни одно государство, будь то Ирландское или Исламское, не любит когда ему говорят “нет”, и люди Килкомонна знают также хорошо как курды, что права человека не имеют особого значения если речь идёт о деньгах.
Есть хороший шанс, что предлагаемая альтернатива в Рожаве позволит нам выбраться из глобального экологического, экономического и политического бардака унаследованной системы; реальный шанс стоящий борьбы.
– Как ты сюда попал?
После того, как моя заявка была принята, я вылетел в Сулейманию в Иракском Курдистане, где позвонил по указанному мне номеру. Я встретился со своим связным, пробыл там пару дней, после чего меня и других добровольцев-интернационалистов отвезли в горы рядом с сирийской границей.
– Как ты попал в Ирак?
Я прилетел из Ирландии, через Германию.
– Опиши своё путешествие по Сирии. Как тебе удалось пересечь границу?
Мы прибыли в укромное место в горах. Затем мы присоединились к большей группе людей, некоторые из них были гражданскими, а остальные кто также там был присоединились к YPG, или снова вернулись к ним после перерыва. После наступления темноты мы отправились на запад через горы. Это был оживленный маршрут; все окружающие Рожаву правительства блокировали его, так что пришлось идти пешком. В основном всё было легко.
После нескольких часов мы прибыли в Рожаву и вскоре встретились с ожидающими нас пикапами. Нас всех отвели поесть, затем гражданские пожелали нам удачи, и незадолго до рассвета нас отвезли в тренировочную академию.
– Было ли это опасно?
Наибольшая опасность исходила от возможности ареста со стороны Пешмерги, солдатами регионального правительства Иракского Курдистана (KRG). Они в союзе с Турецким государством, а потому помогают усиливать блокаду препятствующую перемещению людей через границу. Иногда они ловят кого-нибудь из нас, но в ту ночь у нас проблем не было.
– YPG не в союзе с Пешмерга?
Нет. Хотя иногда они сотрудничают (например, против Исламского Государства), в течении многих лет политика KRG заключалась в сотрудничестве с Турецким государством и, следовательно, во враждебности к Рожаве.
Это связано с битвой за сердца и умы курдов во всех частях Курдистана между демократической конфедералистской моделью (Рожава) и Курдской националистической моделью, типичной для Ближнего востока клептократией, всегда следующей за сильным (KRG).
– Каковы были твои первые ощущения когда вы приехали?
Мы все были как на взводе, так и разбиты.
– Тренировался ли ты? Что эти тренировки включали?
Наше базовое обучение длилось месяц. Каждое утро у нас был час физической подготовки, затем, до обеда, следовали уроки курдского языка. Во второй половине дня были либо лекции, либо военные тренировки.
– Было тяжело?
Физические тренировки местами могли быть тяжёлыми, как и реальные военные упражнения, но темп остальной части подготовки был более спокойным.
– Было ли там много других жителей Запада?
У YPG есть много различных тренировочных академий; наша была направлена исключительно для иностранцев, так что единственными курдами вокруг нас были только наши инструкторы.
– По каким причинам по вашему мнению в Рожаве находятся многие американцы? Для поддержки YPG и Рожавы, по идеологическим соображениям, или для борьбы с ИГИЛ?
Большая часть приехала по всем трём причинам. Большинство было вовлечено в политическую жизнь наших собственных стран, а также хорошо осведомлена о целях революции в Рожаве и поддерживала их.
Наибольшее внимание значительного меньшинства приезжих уделялось просто борьбе с Исламским Государством, хотя многие из них становились убеждёнными сторонниками социальной революции когда узнавали о ней больше.
– Из каких стран были остальные?
Большая часть добровольцев-интернационалистов была из Европы, хотя США, должно быть, единственный наикрупнейший источник. Мои «одноклассники» были из Китая, Австралии, Франции, Англии, Бельгии, Дании и США, но это лишь малая часть национальностей из YPG.
– Многие ли отсеивались во время тренировок?
Ни один. Некоторым пришлось повторять тренировочный цикл из-за болезни или травмы, но все предупреждены о том, что от них нужно, так что это редко превращается в проблему.
– Различаются ли ваши должности и позиции?
Тут очень большое разнообразие.
– Можешь ли ты описать свой типичный день в YPG?
Много ожиданий, много чая. Невозможно предугадать что тебе принесёт день, но есть 2 постоянные вещи. Во-время большей части ночей я по-очереди несу караульную службу, иногда даже несу её и днём, в зависимости от того где мы находимся. Иногда мы тренируемся или повторяем наши упражнения. Я справляюсь с ожиданием читая книги на своём ноутбуке, с чаем у меня проблем нет.
– Чем эти дни отличаются?
Операция в Ракке повлекла за собой гораздо больше людей, чем участвовало в более ранних операциях в Табке и Манбидже, размещённых на многих линиях в глубине и за фронтом. Эти линии по мере окружения города становились концентрическими.
Это было сделано для того, чтобы избежать частых нападений Исламского Государства за линией фронта либо путём проникновения, либо путём тайных операций,которые были характерны для предыдущих кампаний.
Практически, для тех из нас кто находился на земле, это означало занятия и удержание позиции на части этой линии и, следовательно, долгое ожидание. Периодически они пытались пробиться по ближе к нам, и мы переходили в повышенную боеготовность, менее чаще наши позиции подвергались прямой атаке. Так что в основном это означало долгое ожидание и очень редкое продвижение вперед в город.
– Можешь ли ты описать какие-нибудь события в боях?
Во время последней операции в которой я участвовал я был в Ракке, она напомнила мне о том, что я читал о последних этапах Пасхального Восстания (Пасхальное восстание – Вооружённое восстание, организованное в Ирландии во время Пасхальной недели в 1916 году). Она включала в себя движение вперёд через разрушенные здания и через дыры в стенах более неповреждённых, которое часто чувствовалось как передвижение крыс по норе. Джихадисты ждали нужный момент и устроили засаду на наше подразделение, убив одного из нас.
Мы отступили обратно через здание, сдерживали их всю ночь, на следующий день, после передачи места арабскому подразделению Сирийских Демократических Сил, мы вернулись назад в тыл.
Я могу восхищаться мужеством бойцов Исламского Государства, но учитывая что это за люди и что они делают со своими жертвами, это редко выходит на первый план когда я о них думаю.
– Приходилось ли тебе терять товарищей?
Да, Шахид Габар из моего подразделения и парни из других подразделений, которых я знал.
– Ракка только что пала, какие настроения там внутри YPG?
Гордость, приправленная грустью.
– Как ты психологически провёл последние месяцы?
Это было морально тяжело. Смерть друзей ударила по мне особенно сильно.
– Ракку сравнили с Дрезденом после Второй Мировой войны в местных СМИ, это правда?
Почти. Многие здания которые в итоге не были сравнены с землёй, из-за взрывов сейчас представляют просто бетонный каркас. Существующая блокада означает что необходимые строительные материалы не смогут к нам попасть, так что, надеюсь, давление повысится чтобы покончить с этим.
– Что будет дальше с Раккой, возвращаются ли люди в город? Как люди справляются с блокадой?
Мирные жители массово возвращаются, но от мин всё ещё есть жертвы. Что касается блокады, то люди просто обходятся. Сложно что-то спланировать: какие-то товары можно ввозить, какие-то нет. Это часто кажется недоброжелательным, например, кажется, что есть тенденция разрешать импорт потребительских товаров, но не оборудования которое позволило бы производить всё это здесь.
Это в большей или меньшей степени продолжение политики режима относительно
нашего региона, которая мешает индустриальному развитию и насаждает колониальную
экономику, просто как производитель пшеницы и масла.
– Исходя из твоего опыта, можешь ли ты описать как общество организовано в Рожаве?
Моё взаимодействие с гражданским обществом здесь до сих пор было ограниченно, но сильный акцент на расширение прав и свобод женщин здесь очевиден. Из того что я видел, большое внимание также уделяется вовлечению представителей этнических меньшинств как в военную, так и в гражданский среду.
– У тебя было много контактов с YPG? Может ли Ирландия чему-то поучиться у Курдских женщин и их положения в Курдском обществе?
Мы работаем с YPG всё время, большая часть тех с кем я сталкивался являлись снайперами. Моё наблюдение за уровнем расширения прав и возможностей женщин здесь наглядно показало насколько символические усилия предпринимаются Ирландским государством, якобы чтобы помочь смягчить институционализированный сексизм, — разнообразие средств для мытья посуды.
Многое ещё потребуется сделать в Ирландии чтобы дать женщинам равные права, начиная с образования…
Интервью взято Джеймом Голдриком.
Перевод с английского Марк Веряжин.
