Война в Украине разделила анархистов. Одни борются против российского вторжения, поддерживая украинское общество (и, по крайней мере, в некоторой степени, украинское государство); другие исповедуют принципиальную оппозицию обеим сторонам конфликта. Одни мобилизуют исторические параллели, другие объясняют различия в политических позициях ссылками на разный региональный опыт. Чтобы охватить и понять разнообразие анархистских позиций, а также поразмышлять о точках согласия и разногласия между ними, летом и ранней осенью 2023 года мы задали следующие вопросы нескольким активистам, теоретикам, ученым-анархистам и исследователям анархистских движений:
Что мы узнали из реакции украинских, российских, белорусских и международных анархистских движений?
Знаем ли мы сейчас что-то, чего не знали раньше?
Имеют ли различия между анархистами глубокие причины?
Сохранятся ли эти разногласия и будут ли они иметь долгосрочные последствия?
Изменила ли война элементы анархистской точки зрения?
Зося Бром, родом из Польши, экономическая мигрантка и анархистка. В настоящее время она разрабатывает семинар по классовой и миграционной проблематике для проекта Class Work Project. В анархистском движении Зося известна в основном как бывший редактор Freedom Press, автор иногда противоречивых статей (автор статьи “К черту левацкое западничество” (“Fuck Leftist Westplaining”) в феврале 2022 года) и организатор Анархистской книжной ярмарки в Лондоне.
Анархисты не стоят в стороне от народной борьбы и не пытаются доминировать в ней. Они стремятся внести в нее практически все, что могут, и способствовать достижению в ней максимально возможного уровня как индивидуальной, так и групповой солидарности.
Стюарт Кристи
Разногласия в анархистском движении не являются чем-то новым, и на самом деле “[вставить тему дня] разделило анархистов” послужило бы хорошим началом текста о практически любом моменте современной анархистской истории. Я не считаю такое отношение проблемой анархизма: в конце концов, это движение без лидеров, движение с множеством разнообразных вкусов, где любое мнение авторитета может быть поставлено под сомнение. Движение, лишенное догматизма, по крайней мере, на бумаге.
Поэтому было предсказуемо, что к продолжающемуся российскому вторжению в Украину будет множество подходов. Это не было бы проблемой само по себе, и дискуссия могла бы продолжаться с учетом различных интерпретаций того, что такое анархизм, а также разнообразия жизненного опыта анархистов из разных частей мира, общей истории участия анархистов в вооруженных конфликтах, а также уважения к реальной действительности, в которой мы все живем, и стремления придумать политику, соответствующую ей. Однако все вышло не так, и вместо этого мы увидели довольно уродливую демонстрацию превосходства Запада, исходящую от некоторых частей западного анархизма, в сочетании с узкой, даже религиозной, интерпретацией того, что такое анархизм, без учета разнообразия анархистского движения и сложности мира. Для достижения этой цели анархисты-западники придумали целый набор тактик. Одна из них – умышленное игнорирование того, что пыталось объяснить им подавляющее большинство их товарищей из Восточной и Центральной Европы. Другая заключалась в том, что они присвоили себе сам термин “анархизм” и заняли позицию решающего, непререкаемого авторитета во всем, что касается анархизма, тем самым создавая впечатление, что они исходят из позиции превосходства. Еще один фактор – проявление крайнего уровня враждебности по отношению к восточноевропейским анархистам, пытающимся вступить в этот дискурс, и неприятие их точки зрения в такой манере, которая граничит с теорией заговора, например, подразумевая, что они являются агентами ЦРУ, фашистами под прикрытием и так далее.
Однако было бы несправедливо утверждать, что все или даже большинство западных анархистских групп отреагировали подобным образом. В то время как такое отношение со стороны небольшого, но ярого меньшинства движения было очень тревожным свидетельством и опытом, многие другие вместо этого предложили неоспоримую солидарность и материальную помощь своим украинским, российским и более широко – восточноевропейским товарищам. Эта постоянная помощь – один из самых впечатляющих проектов, которые я видела у анархистов за последние годы, и она становится еще более ценной от того, что я знаю, что во многих случаях это происходит, несмотря на дискомфорт, связанный с необходимостью жертвовать некоторыми аспектами своих убеждений и политики перед лицом гуманитарного кризиса и военных преступлений, совершаемых российской армией, вместе с желанием проявить солидарность со своими восточноевропейскими товарищами.
Такая позиция анархистских групп заметно отличает их от большинства других частей западных радикальных левых, и именно этот аспект анархизма я считаю наиболее обнадеживающим для будущего, со всеми его сложными проблемами, требующими не догматических, нестандартных решений. Я думаю, трудно сказать, что изменится с анархистской точки зрения в контексте российско-украинской войны, по той простой причине, что существует множество анархистских точек зрения. Но то, что окажет долгосрочное влияние, является основой истинной анархистской политики: оценивать вещи такими, какие они есть, слушать людей, тех людей, которых эти вещи непосредственно затрагивают, делать все возможное, чтобы помочь другим в их борьбе с угнетающей властью, и вносить практический вклад всем, чем мы можем. Если мы сможем сделать это правильно, у нас будет шанс стать значительной силой. Если же нет, то мы станем – а в некоторых случаях и останемся – социальным клубом для людей, которым нравится читать старые книги.
Боевая Организация Анархо-Коммунистов как часть белорусского и российского партизанского движения существует с 2020 года; с февраля 2022 года БОАК берет на себя ответственность за действия, направленные на нарушение логистики российской армии в Российской Федерации и в Беларуси.
С той позиции, на которой мы находимся, война не меняет точку зрения анархистов. Скорее, она делает различия между группами более четкими. Мы слышали те же аргументы и дискуссии в 2014 году, когда некоторые “анархисты” заявляли, что люди на Майдане в Киеве – не анархисты, и поэтому мы не должны принимать участие в этой борьбе. И те же голоса во время белорусских протестов 2020-2021 годов говорили: “Это не анархо-протест, это просто протест. Мы не должны вставать на сторону этих людей. Время для нашей революции еще не пришло”.
И вот что мы хотим на это сказать: это просто бред людей, которые не готовы к борьбе и никогда не будут готовы к борьбе с государством.
Во времена борьбы – и особенно войн – нельзя оставаться в стороне от сражений. Лучшее, что вы можете сделать, – это попытаться создать свою собственную силу, сражающуюся за анархо-идеалы. Но если вы не можете создать такую силу и выбираете оставаться в стороне от битвы, быть “против обеих сторон конфликта”, ничего не делая, вы фактически начинаете действовать в пользу одной из сторон. Не действовать против большего зла, не пытаться его остановить – это значит помогать ему. А чтобы иметь возможность бороться с меньшим злом – нужно сначала остановить большее. Даже если для того, чтобы остановить большее зло, нужно каким-то образом сотрудничать с меньшим.
И мы верим, что через этот конфликт анархо-движение станет более ясным, без “говорящих голов” и “пассажиров”, которые только и делают, что говорят о том, что “обе стороны плохие, и поэтому мы не должны ничего делать”. Потому что люди – внутри и вне движения – увидят в такие экстремальные времена, что такое настоящий анархизм, а что – просто комфортный образ жизни в мирное время.
Давыд Чичкан – киевский художник и анархист, в 2010-2016 годах член Автономного рабочего союза (Украина), с 2014 года член либертарианской организации “Черная радуга”, в 2014 году запустил исследовательскую инициативу LCUD (Либертарианский клуб подпольной диалектики), которая исследует обывательские, широко распространенные аспекты правой идеологии в Украине.
Российские анархисты делятся на тех, кто выступает против войны, и тех, кто прямо поддерживает Украину. Беларуское движение анархистов и антифашистов поддерживает Украину, и значительное их число воюет в рядах украинских сил обороны. Польские и чешские анархисты из федерации также поддерживают нас, но мы не почувствовали никакой поддержки со стороны анархо-синдикалистов, а именно поддержки украинцев, которые борются с оккупантами. Вместо этого мы слышим от них о своей неприязни к НАТО и о том, что Украина – марионетка НАТО. Меня расстроили французские, испанские, итальянские и греческие анархистские движения. Как выяснилось, многие из них черпали информацию из Russia Today.
Мы не узнали ничего нового из этой войны, но мы увидели, что сегодня анархисты не готовы четко встать на чью-либо сторону, как это было во время Первой и Второй мировых войн, а также во время гражданской войны в Испании между ними. Бакунин и Кропоткин легко выбирали сторону, польские анархо-синдикалисты участвовали в Варшавском восстании, интербригады сражались в Испании… Но теперь анархисты не единодушны в своей поддержке даже Рожавы в Сирии (Сирийского Курдистана).
Война ничуть не изменила точку зрения украинских, белорусских и российских анархистов. Мы все знаем, что Россия – империалистическая и фашистская империя, что прокремлевская диктатура Лукашенко в Беларуси – фашистская, а Украина – островок свободы среди стран бывшего СССР. За 30 лет, прошедших после распада СССР, российские империалисты проводили агрессивную политику в Ичкерии, Молдове, Грузии, Украине, Сирии, африканских странах и т. д. Если мировое анархистское движение не поймет, что плохие демократии лучше фашистских диктатур, то возникнет линия раздела между теми, кто защищает свободу, и теми, кто опьянен догмами, потому что их идеологическая неопределенность – это инфантилизм, как и их призывы к украинцам сложить оружие, чтобы прекратить войну. Я никогда не думал, что увижу день, когда международные левые будут петь в унисон с ультраправыми в поддержку диктатуры Путина и жестокого империализма Кремля.
Мария Рахманинова – российский философ и художник; до марта 2022 года профессор Санкт-Петербургского университета гуманитарных и социальных наук, лишилась должности из-за дискуссий со студентами о войне в Украине; специалист по социальной и политической философии, особенно по анархизму, протестному движению и феминизму; в 2019 году основала интернет-журнал “Акратея“.
Ребра войны: уроки для анархистов
С 2014 года российская агрессия на Украине выявила множество скрытых тенденций в новейшей истории, как на постсоветском пространстве, так и далеко за его пределами. Их анализ представляется продуктивным как для современности в целом, так и для осмысления состояния современного анархизма – в том числе в планетарном масштабе.
Первая и наиболее очевидная из этих тенденций – скрытая, но неистребимая инерция империи и имперского мировоззрения, которая пронизывает даже анархистские дискурсы: Как и многие ключевые фигуры московского анархизма начала ХХ века, сохранившие имперско-колониальное понимание планетарного пространства – включая понимание Украины как Юга России, и не воспринимавшие всерьез ее освободительную борьбу, – многие современные столичные анархисты явно унаследовали российско-имперскую оптику (в конечном итоге часто парадоксальным образом совпадающую с кремлевской). Это происходит с ними даже несмотря на их артикулированное политическое неприятие СССР:
Возможно, сами того не подозревая, они полностью воспроизводят его эпистемологию, которая обещает им положение картезианского субъекта “2.0” – совершенно нейтрального, совершенно нормального, совершенно объективного и лишенного конкретных свойств, а потому претендующего на то, чтобы говорить от имени некоего универсального международного анархического субъекта, способного видеть все грани истины и свободы.
Называя любые отклонения от собственного образа “вредной и раздражающей конкретикой, сеющей раздор в рядах рабочих” (имея в виду и региональный, и гендерный, и многие другие опыты), они фактически настаивают на приоритете некоего абстрактного анархизма в идеальном теоретическом вакууме над реальностью, а себя считают жрецами этих священных пространств, незапятнанных грубой реальностью и утомительными эмпирическими деталями (а разве не к этому призывает всех своих обитателей империя?). На сегодняшний день эта изначально философская проблема приобрела острый политический характер, поскольку от нее отвернулись и практики включения-исключения, и единство-разъединение всего анархистского движения, и то, на что направлена его энергия – в том числе в вопросах солидарности и борьбы. Все это указывает на то, насколько уязвимым для инерции властных систем оказывается дискурс анархического сопротивления, нечувствительный к философским регистрам.
Это, впрочем, неудивительно: постсоветский анархизм, представленный преимущественно историками (артикулированно скептическими по отношению к философии и потому не склонными к философско-политической рефлексии и самокритике), так и не удосужился принять хотя бы внешнефилософскую перспективу рефлексии о власти, а потому во многом ограничился нежизнеспособным косплеем анархистов прошлого или смутно-абстрактных анархистов идеального мира (какими они представляются жителям Метрополии). Однако узкие исторические дискурсы империи вполне предсказуемо оказываются неправдивыми по отношению к самой истории: классик анархизма Пьер-Жозеф Прудон прямо поддерживал национально-освободительную борьбу украинцев (казаков) против польской колонизации; М. Бакунин отстаивал независимость галицких украинцев от России и Польши как в панславистский период, так и уже будучи анархистом и настаивая на идее национального самоопределения “малой народности”; а Кропоткин отстаивал право анархистов участвовать в национально-освободительном движении (“но не отрицать националистических движений”) и поддерживать национальности, восстающие против национального угнетения, ибо только избавившись от внешнего национального гнета, нация может, наконец, полностью встать на путь социальной революции и бороться за свое дальнейшее освобождение от гнета национальной буржуазии, с которой пролетариату данной нации уже не придется вступать в союз ради борьбы с “общим врагом”. Таких взглядов придерживались многие теоретики и практики анархизма: Эмма Гольдман, Григорий Максимов, Алексей Боровой и другие[1]. Таким образом, даже чисто исторически крупнейшие теоретики и практики анархизма не стояли на тех позициях, с которых сегодня был бы возможен взгляд на войну, исповедуемый современными анархистами метрополии – которые либо уравнивают Россию и Украину как буржуазные государства, либо даже более лояльны к империи как “меньшему злу” – по принципу “если государство – зло, то одно государство количественно лучше многих”. Характерно, что в нынешней войне эти ревнители “истинного анархизма” вовсе не выступают за принятие эсперанто обеими сторонами (впрочем, даже это было бы менее фантастично, чем озвучиваемые ими требования): учитывая это, можно сказать, что когда русский мир пожирает все отличное от себя, тот, кто молчит, уже не нейтрален, а явно находится на стороне агрессора.
Вторая очевидная тенденция, выявленная российским военным вторжением, заключается в том, что инерции, о которой шла речь выше, подвержены не только граждане и бенефициары российской/советской/постсоветской империй, но и все те, кто некритически наследует автоматизм глобальных политических репрезентаций (преимущественно западных), пытаясь оценить их из пространства уютной повседневности, для которой любые глобальные катастрофы выглядят настолько далекими (более того, равноудаленными), что всегда остаются почти чисто теоретическими. Именно так выглядели сталинские лагеря для французских интеллектуалов 1950-х годов. Так выглядит война в современной Украине для многих общественных деятелей Первого мира.
На самом деле, в данном случае речь также идет об эпистемологической инерции власти, но на другом полюсе. После многих лет игнорирования сигналов SOS из постсоветской бездны и вообще проблем Второго мира, затерявшегося в неразличимости своего якобы не имеющего значения существования, Первый мир резко проснулся с началом полномасштабного вторжения и – по своей дедовской (современной) привычке выносить “объективные” суждения на основе метафизических конструкций, веками укоренявшихся в его сытом и сонном пространстве, – не нашел ничего лучшего, как вновь применить к новой катастрофе оптику холодной войны. И не беда, что в этой оптике не нашлось места украинскому обществу как политическому субъекту, способному не только к политической воле, но и, как мы видели, к защите своих устоев и императивов.
Представив войну России на Украине как старое противостояние биполярного мира, многие анархисты и левые первого мира – из обычной господской неуклюжести – сочли возможным пренебречь такой “мелочью”, как специфика нынешнего противостояния (в Латинской Америке, где подобные настроения, увы, не менее сильны, они хотя бы объяснимы: с одной стороны, там идет своя борьба, с другой – реальная удаленность от происходящего на Украине и в России).
Между тем очевидно, что глобальное авторитарное государство – с кошмарной биографией, с растущей диктатурой, построенной на репрессиях, пытках, произволе олигархов, силовиков и коррупции, – напало на соседнее автономное государство и устраивает в нем геноцид. Представить это противостояние как конфликт двух равных сторон можно только издалека, но на самом деле это еще более безумно, чем представлять его как конфликт между рабочими и буржуазией: по крайней мере, рабочие превосходят буржуазию по численности. Призывать сегодняшнюю Украину – в духе патриархальной “мудрости” – “подать хороший пример” и “отказаться от милитаризма”, сложив оружие, – это то же самое, что призывать жертву не сопротивляться мучителю и дать ему все, что ему нужно. Тот факт, что и Россия, и Украина формально находятся в одинаковом положении как государства, не делает их конкретные ситуации равными: особенно в свете всего, что уже произошло за последние полтора года.
Тем более что конфронтация с НАТО явно служит путинскому режиму лишь легитимной и чисто декоративной ширмой для его произвола на Украине: иначе он вряд ли допустил бы столь беспрецедентное приближение НАТО к границам России, как это произошло в результате российской военной агрессии Таким образом, эпистемологическая инерция систем власти лежит не только в фундаменте путинской империи. Она также заложена в мировоззрении привилегированного Первого мира – и проистекает из инерции прежнего западного нарциссизма, нечувствительного к реальности Второго мира, но не готового отказаться от претензии на окончательное и верное суждение о нем (как бы далеко оно ни было от действительности). Это касается как правых (которые дают России возможность противостоять “продажному бездушию” упадка Европы), так и левых (от которых раздаются голоса в поддержку мнимой “Народной республики” Донбасса и злокачественной “Народной республики ДНР и так называемой пагубности неолиберализма”)[2].
Третья проблема, по-новому поставленная российской войной в Украине, – это глубокая проблематичность и слабая проработанность философской оппозиции между универсализмом и локализмом/регионализмом. При этом проблематично само существование этой оппозиции в современном анархизме (в том числе и то, что она артикулированно не осознается). Так, если, в духе столичных анархистов, рассматривать противостояние России и Украины как противостояние (альтермодернистского советского) универсализма и (национально-освободительного) регионализма, то нельзя избежать многих неудобных вопросов. Например, является ли жизнь без Путина, Кремля и советской инерции (с которой сегодня героически борется украинское общество) именно “регионализмом”? Такой ложной дилеммой может воспользоваться только Кремль, который спекулирует на понятии “неонацизм”, называя так все, что не хочет быть поглощенным и раствориться до полного исчезновения.
Между тем, даже проблематичная с точки зрения анархизма и его критики капитала, евроинтеграция Украины фактически означала бы не что иное, как ее вступление в широкую федерацию других европейских государств (это гораздо более приемлемая федерация, чем федерация с Россией), с перспективой решения языковых, социальных и других проблем посредством европейской правовой процедуры – несомненно, более гуманной, чем та, что существует в России.
В этом смысле было бы правильно сказать, что именно Украина оказывается в поле универсализма – наследуя завоевания европейской современности (в том числе ее эпистемологический универсализм), а Россия, напротив, оказывается в положении агрессивного имперского регионализма – и внутри, и снаружи навязывая русский мир, русский язык и уродливого голема русских ценностей, криво склеенного бюрократами на коленках и по чужой памяти. Таким образом, очевидно, что существующая оппозиция регионализма и универсализма не так проста и требует более тщательной проработки с учетом современного уровня развития гуманитарного знания. По всей видимости, речь должна идти о необходимости выработки принципиально альтернативных способов осмысления планетарного пространства и взаимодействия с ним (именно так ставит сегодня одну из своих задач анархистская география). Этот императив представляется тем более важным в свете циничного захвата деколониальной риторики федеральными российскими дискурсами, в которых утверждается, что Россия борется с государствами-колонизаторами (США) и освобождает (а не эксплуатирует, как мы могли бы подумать) африканские, азиатские, латиноамериканские общества, а также свои собственные коренные общества. Обозначая реакционные, эксплуататорские и разрушительные практики как “деколониальные”, российский режим своей риторикой и произволом невольно проливает свет на проблему смешения деколониального и консервативного как такового. Впоследствии эта проблема может встать и перед послевоенной (победоносной) Украиной. Стоит помнить, что деколониальность – это лишь оптика, оснащенная системой методов и подходов.
Без антигосударственного, антииерархического и эмансипационного ядра она рискует скатиться в чудовищный консервативный порядок, подобный талибскому. Главная задача современных анархистов – предоставить деколониальным дискурсам последовательную и правильно разработанную анархистскую перспективу. При разработке этой перспективы необходимо тщательное осмысление философских дихотомий – в частности, регионализма/универсализма и т. д. – необходимо. Это одни из наиболее очевидных проблем, проявившихся в ходе российской войны на Украине, которые требуют внимательного осмысления как современного анархизма, так и современного общества в целом.
Макс Щур – белорусский писатель и переводчик, живущий в Чехии. Он редактировал и переводил антологию радикального буддизма “Радикальный буддизм: маленькая книжка (не только) для анархистов” (Radikální buddhismus: malá čítanka (nejen) pro anarchisty), 2019.
Война России против Украины – ключевая часть путинского (и лукашенковского) проекта восстановления российско-советской (позвольте сказать, кнуто-советской) империи. У каждого, кто знаком с историей этой империи (царизм, сталинизм, брежневизм, а теперь и путинизм) и колонизированных ею народов или, как я, даже родился в ней, есть все основания для того, чтобы взбеситься и сделать все возможное, чтобы не допустить ее восстановления (или, еще лучше, способствовать ее распаду). Тем более что на этот раз Империя полностью лишена всякой тени прогрессистской общественной идеологии, на смену которой пришла русская националистическо-шовинистическо-реваншистско-традиционалистско-сексистская (то есть классическая правая) помойка дискурса. Это, в сочетании с природными и человеческими ресурсами России и ядерным оружием, делает данную идеологию, безусловно, самой опасной формой современного фашизма, с которой каждый здравомыслящий левый морально обязан бороться – пусть иногда и в неприятном союзе со своими политическими противниками, что было и во Второй мировой войне.
Тот факт, что империя прикидывается (для западных интеллектуалов) колонией, борющейся с западным колониализмом, – поистине забавный момент в истории пропаганды. Впрочем, похожую риторику ранее использовали нацистские (и японские) империалисты. Как нацисты возлагали вину за крах Кнуто-Германской империи на евреев, а не на собственный прусский милитаризм Первой мировой войны, так и русские фашисты возлагают вину за крах своей Кнуто-Советской империи на “коллективный Запад”, а не на собственный обанкротившийся государственный капитализм (или, точнее, государственный ископаемый капитализм). В обоих случаях мы имеем дело с формой исторического кризиса идентичности, манией величия и отрицанием болезненной реальности. В обоих случаях большая нация претендует на то, чтобы быть не просто частью западного мира (чем, несомненно, являются и Германия, и Россия), а полноценной “цивилизацией” с собственными “своеобразными, аутентичными, не упадническими” ценностями. Что ж, в немецком случае это был пропагандистский миф, служащий элитам, а в российском – пропагандистский миф, служащий элитам.
Что касается двух основных анархистских подходов к войне, антизападного и проукраинского, то я думаю, что основная проблема здесь заключается в самом определении империализма. Насколько мне известно, антизападный подход исторически основан на марксистско-ленинской концепции империализма как “последней стадии (либерального) капитализма”, которая каким-то образом “присуща” только Западу; а проукраинский исходит из бакунистской критики империализма (империалистов), например, в “Государстве и анархии” (1873). До тех пор, пока наконец не будет проведена серьезная анархистская деконструкция марксистской теории, в анархизме всегда будет присутствовать марксистская тенденция, особенно на Западе, где марксизм никогда не был государственной идеологией, в отличие от Восточной Европы и постсоветских стран. Кроме того, как наследник кнуто-советской империи, российское фашистское государство традиционно поддерживает и всегда будет поддерживать (прямо или косвенно) западных марксистских сторонников ленинского определения империализма, используя их как “полезных идиотов” (еще одна фраза Ленина) в своей гибридной войне за мировое господство, независимо от того, называют ли они себя анархистами или нет.
Ратибор Тривунац – сербский общественный деятель, анархист, издатель, один из основателей белградской Анархо-синдикалистской инициативы (ASI) – сербской секции Международной рабочей ассоциации (AIT); также активно работает в Центре либертарианских исследований – Белград.
Реакция международного анархистского движения на межимпериалистическую войну в Украине показала, что большинство (основанного на рабочем классе) и (организованного) анархистского движения все еще способно сохранять принципиальные антимилитаристские позиции, даже в ситуации сильного националистического, капиталистического и империалистического давления, заставляющего нас отказаться от наших идеалов и обратиться к милитаризму, или даже вовлечь нас непосредственно в конфликт правящего класса в международном масштабе. Лишь немногие соответствующие организации на данный момент отказались от этих принципов и поддались националистической и шовинистической политике капиталистов. С другой стороны, это еще раз подтвердило, что те сегменты международного анархистского движения, которые не основаны на политике рабочего класса и/или базируются на неорганизованных и неформалистских традициях, гораздо более склонны – как отмечал Малатеста во время Первой мировой войны – забывать наши принципы, когда это более удобная и комфортная позиция. Точно так же, как социал-демократы и некоторые известные анархисты во время Первой мировой войны – с которой нынешний конфликт между НАТО и Россией в Украине имеет много общего из-за межимпериалистической природы нынешней войны – многие из тех, кто называет себя анархистами в этих традициях, оказались на социал-шовинистических, националистических и проимпериалистических позициях.
Даже если ясно, что чистого опыта, без идеологической и аргументационной базы для его интерпретации, недостаточно для понимания ситуации в ее совокупности, а значит, недостаточно для понимания всей правды об исследуемом вопросе, опыт некоторых украинских солдат, которые любят идентифицировать себя с анархизмом, иногда используется для оправдания политического присоединения к одной из империалистических сторон в этой войне. Тот же самый так называемый опыт, который на идеологическом уровне является не более чем повторением националистических и шовинистических фраз, используется для того, чтобы заглушить голоса тех элементов анархистского движения, которые отвергают такое падение нашего движения в националистическую реакцию. Очень часто такого рода эмоциональные мольбы, сдобренные утверждениями об исключительности восточноевропейской проницательности, хотя и абсолютно пустые с теоретической точки зрения и не имеющие никакой основы в наших принципах и идеологии, оказывают политический эффект из-за отсутствия понимания используемых фраз и более глубокого понимания событий, которые преподносятся. На это больно смотреть, особенно некоторым из нас, анархистов из бывшего югославского региона Восточной Европы, которым не повезло лично пережить и помнить югославские войны 1990-х годов.
Мы сами были непосредственными свидетелями гражданской войны, националистического кровопролития, империалистической агрессии, санкций, антивоенных движений, цветных революций, жестокого перехода к неолиберальному капитализму, массового обнищания рабочего класса, ретрадиционализации и общего снижения уровня цивилизации в наших обществах. Особенно мы, анархисты из Республики Сербия, помимо вышеупомянутых вещей, имели опыт прокси-войны во время гражданской войны в Югославии. Слободан Милошевич, бывший лидер Сербии (Союзной Республики Югославии), которая не была официальным участником войны в Боснии и Хорватии, в 1990-х годах вооружал, обучал, организовывал и направлял сербские силы в этих местах, как сегодня США и ЕС поступают с Украиной. У нас есть опыт жизни с так называемыми подразделениями территориальной обороны, и мы знаем, что эти подразделения, несмотря на двусмысленное название, на самом деле контролируются государственными армиями, а также то, что большинство военных преступлений в югославских войнах было совершено именно этими подразделениями. Такой наш опыт, препятствующий попыткам политической ловли рыбы в мутной воде и сочетающийся с нашей твердой приверженностью основным принципам нашей идеологии, не позволяет тем, кто поддался на националистические и империалистические уловки в данной ситуации, неверно интерпретировать наши позиции, обвинять нас в поддержке другой империалистической державы или даже ставить под сомнение антимилитаризм с тех позиций, которые мы видели все это время. Неоспоримо, что эти обстоятельства и вытекающее из них разделение являются ярко выраженными структурными элементами, определяющими не только отношения анархистского движения с империалистическими конфликтами, но и многие другие важнейшие вопросы нынешней эпохи, тем самым определяя фундаментальные составляющие анархистской стратегии и тактики на будущее. Уникальность глобальных событий, как в случае с предыдущими мировыми войнами и нынешним конфликтом на Украине (и, возможно, другими межимпериалистическими конфликтами между AUKUS (союз Австралии, Великобритании и США) и Китаем на Тайване), заключается в том, что они позволяют всему населению планеты, и в частности международным политическим движениям, определить позицию по отношению к событиям, которые затрагивают всех нас. Именно в таких ситуациях происходит кристаллизация идеологических позиций и пропасти, которые до этого момента могли существовать под одним и тем же знаменем, становятся непреодолимыми. Поэтому несомненно, что этот раскол, особенно если империалистический конфликт усилится и война примет характер мировой, перейдя от ближнеимпериалистического к открыто межимпериалистическому конфликту, будет иметь долгосрочные последствия для мирового анархистского движения. Демаркационные линии будут жестко проведены между теми из нас, кто сохраняет классово-ориентированные, интернационалистские и антимилитаристские позиции, и теми, кто является красочным дополнением к радужному империализму, теми, кто капитулировал перед национализмом и шовинизмом и предоставили себя в распоряжение империалистических бандитов.
Что мы могли бы извлечь из этих недавних событий и дебатов внутри движения и его собраний, так это то, как иррационализм, позитивизм и эмоциональный шантаж часто и легко – а иногда и успешно – используются в попытках оправдать предательство идеалов нашего движения теми, кто поставил себя на службу капиталистическим армиям. Это потребует не только ожесточенной борьбы за сохранение нашего движения в ближайшие дни и детальной проверки отдельных сегментов его практики, но и, параллельно с этим, глубокой переоценки элементов нашего теоретического и методологического аппарата. Я чувствую, что в теоретической сфере крайне необходим решительный и сознательный отказ от позитивизма Кропоткина, который раз за разом заводил нас в политический тупик, и необходимость решительного возвращения к революционному диалектическому и материалистическому подходу Бакунина к пониманию мира.
Беларуские анархисты в Варшаве – это группа белорусских анархистов, которые были вынуждены покинуть Беларусь из-за преследований. Они предпочитают оставаться анонимными. Один из участников группы – автор русскоязычного подкаста “Догма: Непростые разговоры о войне.
На наш взгляд, война показала, насколько анархисты являются продуктом своего местного капиталистического и геополитического окружения. В частности, мы увидели, что колониализм проявился в разделении по привычным линиям. Запад (Первый мир) против Востока (Второй мир). Люди – и анархисты – на Западе думают, что они знают лучше; они, как правило, не спрашивают своих товарищей, сражающихся на фронтах, о том, что они думают и что ими движет, потому что у них есть готовые ответы. Это продукт многолетней традиции, в которой Восток ориентировался на Запад в анархистском движении – мы не можем ничему научить западных анархистов, мы можем только копировать то, что уже существует там, и пытаться применить это в наших условиях. Такой статус-кво долгое время устраивал западных товарищей. Теперь, когда мы вдруг имеем собственное мнение и выбираем спорные тактики, они в замешательстве.
Интересно также, что как украинское государство полностью зависит от западных “демократий” в плане ресурсов и оружия, так и украинские, российские и белорусские анархисты вынуждены ходить по более богатым западным анархистским местам и просить денег на продолжение своей работы.
Мы также увидели, что международная солидарность – это пустая декларация. Все анархисты выражали свою позицию против войны и за народ, рабочий класс и угнетенных, но что это означало в материальном плане? Нам интересно, сколько угнетенных в Украине почувствовали эту солидарность. Сколько коллективов на Западе, понимая, что они не хотят поддерживать вооруженное участие в войне, пытались договориться с украинскими товарищами о том, как еще может выглядеть это сотрудничество, если не покупать каски?
То же самое можно сказать и о реакции российского движения, которое в основном молчало о войне, начавшейся в 2014 году, и с осторожностью пыталось наладить связи с украинскими товарищами. И вот уже второй год идет полномасштабное вторжение, а мы все еще не видим попыток создать единый антивоенный фронт на постсоветском пространстве.
Еще одна вещь, которая не так очевидна и может показаться кому-то немного конспирологической, – это власть, которую “красные” (авторитарные коммунисты) имеют над анархистским дискурсом. Война показала, что она огромна. Мы видим, как в таких странах, как Германия, где нет четкого разделения на анархистов и коммунистов, “общие левые” повторяют старые советские, а теперь и российские мифы о “Западе против России” и “капиталистах против социалистов”. Об абсолютном отсутствии социализма в большевистском СССР анархисты, такие как Эмма Голдман и Александр Беркман, говорили еще в 1925 году или около того. Но Советы, а затем спонсируемые ими авторитарные левые партии, дожившие в той или иной форме до наших дней, гораздо успешнее продавали свою собственную версию реальности и пропагандировали “угнетение Западом”. В большинстве стран Южной Европы этот дискурс явно связан с пропагандой “красных”, но приветствуется анархистским движением, просто потому что это удобно.
Эта война надолго оставит большой раскол в движении. Анархистский Восток перестал слепо принимать на веру то, что говорят или делают некоторые западные товарищи. И потребуется много времени, чтобы восстановить доверие и настоящую международную солидарность в нашем движении.
Анатолий Дубовик – украинский анархист из Днепра, участник Ассоциации движений анархистов (1990-1994) и Революционной конфедерации анархистов-синдикалистов имени Нестора Махно (1994-2014); с начала агрессии России против Украины (2014) активно выступает в защиту Украины.
Вот уже почти 10 лет продолжается самая большая и кровопролитная война в Европе за последние 70 лет. Лично для меня реакция на происходящее со стороны анархистов за пределами Украины лишь подтвердила те печальные выводы, к которым я и мои товарищи пришли уже давно: анархистское движение не только находится в кризисе, не только не имеет серьезной власти и влияния в обществе, но и не может и даже не хочет выйти из этого состояния. Единственная известная мне серьезная попытка проанализировать происходящее и сформулировать выводы – казалось бы, очевидные выводы! – была предпринята Чешской федерацией анархистов. Остальные анархистские организации оказались неспособны даже на это. (Речь идет именно об организациях, а не об отдельных людях или неформальных группах друзей внутри организаций). Для многих анархистов, как и 10-20 лет назад, анархизм и анархические действия остаются борьбой за права того или иного “меньшинства”, филантропическим движением в помощь бездомным, фракцией в экологическом или вегетарианском движении и так далее – чем угодно, только не революционным движением за изменение общества на принципах свободы и солидарности.
Прошу прощения за банальность: мы не демократы, и наша цель – не улучшение государства демократическими (или любыми другими) методами, а ликвидация любого государства. В то же время очевидно, что степень свободы – или, если хотите, стартовые условия для реализации нашей программы – в разных государствах различны. Мы, начинавшие анархистскую деятельность в СССР (или в подчиненных СССР странах Восточной Европы), хорошо знаем это на личном опыте. Есть государства, в которых мы, анархисты, имеем возможность легально распространять свои идеи (другой вопрос, как мы эту возможность используем). Есть государства, в которых сами анархистские убеждения караются тюрьмой. А бывали государства, в которых наказанием была смерть.
Когда авторитарное фашистское государство нападает на демократическое, необходимо защищать последнее. Хотя бы ради самосохранения.
Когда авторитарная, практически фашистская современная Россия нападает на относительно демократическую Украину с целью уничтожить ее и ее народ – и уже уничтожает (массовыми казнями на оккупированных территориях, тотальными бомбардировками прифронтовых городов, постоянными ракетными обстрелами гражданских объектов в тылу) – приходится защищать ту относительную свободу, которая здесь существует и которую Россия надеется сломать и заменить фашистским “русским миром”.
Украинским анархистам пришлось стать временными, ситуативными союзниками украинского государства – против общего врага. Парадокс? Да. Такой же, как союз Махно с большевиками против белой реакции. Или союз FAI-CNT[3] с испанским государством против Франко. Или союз испанских, французских, польских и других анархистов с различными правительствами против Гитлера.
Удивительно, что нам приходится объяснять это многим анархистам за пределами Украины.
Удивительно, но кажется, что нигде в мире анархисты не пытались задуматься: что должны делать их группы и организации, если в их стране начнется нечто подобное войне в Украине?
Что-то новое? Теперь я знаю на практике то, что раньше знал только в теории – и то, о чем говорил выше. Бывают ситуации, когда анархистам приходится вступать в союз даже с государством против более страшного общего врага. Это не то, чему можно радоваться, это неприятно, но может быть неизбежно. Главное – не забывать, кто мы и чего хотим.
Для меня и моих товарищей война ничего не изменила в наших анархистских убеждениях. Все элементы нашего мировоззрения остались на прежнем месте.
Мне трудно комментировать вопрос о разногласиях среди анархистов по поводу продолжающейся войны. Среди украинских анархистов нет никаких разногласий. Разногласия находятся где-то там, далеко. Они вызывают у нас досаду и даже раздражение (“Почему эти люди не понимают таких простых и очевидных вещей?!”), но и неожиданное облегчение: у нас нет этих разногласий, мы едины в признании необходимости самообороны, в признании необходимости защищать свой народ.
Разногласия между анархистами, конечно, останутся. Как историк анархистского движения, я знаю, что между анархистами всегда были разногласия. Как практический участник анархистского движения, я надеюсь, что эти разногласия приведут к разделению.
В краткосрочной перспективе это будет разделение между теми, кто признает необходимость защиты людей от империалистической фашистской агрессии, и трогательным конгломератом пацифистов, абстрактных антимилитаристов и просто больших любителей всего, на чем есть надпись “Сделано в России”.
В долгосрочной перспективе это будет восстановление идейного, организованного, социально активного классового анархизма – который избавится от балласта “анархистов образа жизни” и от, назову их, “анархистов одной идеи” (борцов за права животных, феминизм, легализацию марихуаны или однополых браков, “анархо-панков” и т.д.).
Владимир Ищенко – научный сотрудник Института восточноевропейских исследований Свободного университета Берлина. Его исследования посвящены протестам и социальным движениям, революциям, радикализации, правой и левой политике, национализму и гражданскому обществу. Он много публиковался по вопросам современной украинской политики, революции Евромайдана и последовавшей за ней войны, а также был известным автором статей в Guardian, Al Jazeera, New Left Review и Jacobin. Он является автором книги “К пропасти: Украина от Майдана до войны” (Verso Books, готовится к изданию в 2024 году).
Война между Россией и Украиной, несомненно, расколола анархистское движение, отражая более широкие трансформации в современном анархизме и левой политике. За последние полвека анархисты и радикальные левые в целом стали свидетелями эрозии их некогда четкой классовой базы. Этот сдвиг не только сильно повлиял на их теоретические рамки – переход от марксистских классовых теорий к постструктурализму Фуко – но и помешал их способности эффективно анализировать и реагировать на текущие международные события. Вместо того чтобы заниматься стратегической гегемонистской политикой, они часто оказываются на изменчивой местности гиперполитики, характеризующейся крайней политизацией, но с ограниченными политическими последствиями, как недавно сформулировал Антон Егер[4].
Одним из следствий этого меняющегося ландшафта является проблема, с которой сталкиваются анархисты и более широкие левые, пытаясь осмыслить материальные основы войны между Россией и Украиной. В основе войны лежит классовый конфликт между постсоветскими политическими капиталистами с одной стороны и профессиональным средним классом, связанным с транснациональным капиталом, с другой.[5] Рабочий класс в этом конфликте разделен и не имеет независимой идеологической артикуляции и политического представительства. Аргументы по поводу войны, преобладающие среди радикальных левых, как правило, идеалистичны и поверхностны, построены на грубых представлениях об империализме.
Эти упрощенные рассуждения распространяются на классические дебаты о поддержке национально-освободительных движений, часто приводя к неисторичным и даже обскурантистским сравнениям между российско-украинским конфликтом и национально-освободительной борьбой в странах третьего мира. В отличие от последних, которые были тесно переплетены с процессами социальной революции и модернизации, обладали универсальной привлекательностью (например, Куба и Вьетнам) и основывались на классовых союзах крестьянства, рабочих, революционной интеллигенции и национальной буржуазии, современная Украина лишена этих элементов. Ей не хватает социально-революционного импульса, способного бросить вызов господствующему капиталистическому порядку, она стремится прежде всего к компрадорской периферийной интеграции вместо модернизации развития, опирается на принципиально иной классовый альянс и артикулирует не универсалистскиПо моему мнению (и Рут Кинна11) позиция «принца анархии» была последовательной реакцией на сложившуюся ситуацию. Кропоткин уже в 1897 году написал Марии Голдсмит, что анархия должна стоять на стороне людей, которые выступают против подавления как личности, так и экономического, религиозного и «тем более национального» подавления.е идеологии, а партикулярную националистическую политику идентичности (Ищенко, 2022б)[6].
В свете радикально изменившихся материальных обстоятельств национальный вопрос в рамках анархизма и современной левой теории и стратегии нуждается в переоценке. Некритическое восхваление “самоопределения”, “субъективности” и ” агентности”, оторванное от материалистического анализа и классовой политики и доведенное до логической крайности, неотличимо от крайних правых утопий, таких как ультраправый национал-анархизм или либертарианский анархо-капитализм. По нынешним представлениям, это привело к обескураживающему отсутствию критики, особенно в отношении этнонационалистической трансформации современного украинского государства и общества. Неспособность международного сообщества вмешаться в полную этническую чистку Нагорного Карабаха, в значительной степени проигнорированная левыми, служит суровым напоминанием о потенциальном будущем в случае военной реконкисты в Крыму и Донбассе, еще больше подчеркивая моральное и политическое банкротство этих идей.
Аналогичным образом абстрактный и поверхностный анализ проявляется и на противоположной стороне радикальных левых, особенно в их безоговорочном отказе от поставок оружия без рассмотрения возможности его использования. Например, это касается жизненно важной потребности в системах противовоздушной обороны для защиты украинской гражданской инфраструктуры и жизней людей.
Особенно от анархистов можно было бы ожидать большей способности проводить различие между поддержкой украинского населения и поддержкой украинского государства с его компрадорской элитой. Необходимо занять более тонкую позицию по вопросу об оружии, более артикулированную и последовательную оппозицию этнонационалистической ассимиляционной политике, независимо от того, какая сторона ее проводит, и более чуткое отношение к разнообразию украинского общества, разделенного линией фронта и границами. Возрождение классового анализа и политики имеет решающее значение для анархистов и радикальных левых, чтобы обеспечить более адекватный ответ на международные конфликты в грядущие десятилетия геополитического противостояния.
Конфедерация революционных анархо-синдикалистов (КРАС-МАТ) – российская секция Международной рабочей ассоциации (АИТ), основанная в 1995 году.
Прежде всего, следует иметь в виду, что речь не идет о противостоянии позиции “всех анархистов России” и позиции “всех анархистов Украины”. Как и в большинстве других так называемых “стран” (а на самом деле территорий, контролируемых в настоящее время различными государствами и их правящими кликами), и в России, и в Украине есть анархисты, занимающие антивоенную и антимилитаристскую позицию, а также люди, называющие себя анархистами, но поддерживающие ту или иную сторону в войне между государствами. К сожалению, в этом нет ничего нового. Так было во время Первой и Второй мировых войн, а также во время многих других войн в истории XX и XXI веков. Есть те, кто следует анархистским принципам интернационализма (пролетарского космополитизма) и антимилитаризма – и есть те, кто поддерживает идеи “меньшего зла”, “демократии”, “национального освобождения” и так далее. Уже в 1915 году анархисты-интернационалисты (Малатеста, Эмма Гольдман, Александра Беркман, товарищи из Испании и др.) называли этих последних людьми, “забывшими свои принципы”.
Узнаем ли мы теперь что-то новое? Новое только одно: к сожалению, таких “анархистов, забывших принципы” больше, чем хотелось бы думать и верить.
Это заставляет нас серьезно задуматься над вопросом о кризисе анархистского движения. Не оторвалась ли значительная его часть от своих корней, от того фундаментального, что, собственно, и делает анархизм именно анархизмом?
Мы, члены русской секции М.А.Т.[7], не считаем, что в этой войне мы столкнулись с чем-то принципиально новым, чего никогда не было раньше и что должно заставить анархизм отказаться от самых фундаментальных основ его собственной системы взглядов. Мы всегда считали и продолжаем считать, что в анархистской системе взглядов есть “твердое ядро”, от которого нельзя отказаться, не разрушив саму суть анархизма. Антимилитаризм и отрицание наций и национальных интересов, отказ от поддержки любых государств и любых союзов с правящими классами – это и есть часть такого “твердого ядра”.
Имеют ли разногласия между анархистами давние корни? Да, это часть долгого и глубокого процесса, развернувшегося после Второй мировой войны. Старый, традиционный пролетарский анархизм размывается и часто уступает место “многоклассовому” и реформистскому неоанархизму, который склонен принимать логику “меньшего зла”, “демократии” и компромиссов с государством и “менее реакционным” капиталом. Новый” анархизм слишком много позаимствовал у государственников, сторонников политики идентичности и приверженцев “национального освобождения”. Мы считаем, что настало время отмежеваться и вернуться к истокам “старой школы”, бескомпромиссной социальной революции – раз и навсегда.
Александр Кольченко – украинский общественный деятель и анархист; вскоре после аннексии Крыма он был задержан, подвергнут пыткам, ложно обвинен в принадлежности к ультраправой группировке “Правый сектор” и подготовке терактов и приговорен к 10 годам лишения свободы на инсценированном судебном процессе. Сейчас он активно участвует в борьбе против российского вторжения.
Несмотря на глубокую раздробленность анархистского движения в Украине, украинские анархисты начали готовиться к полномасштабному вторжению еще до 24 февраля 2022 года: они определяли, кто возьмет в руки оружие, а кто станет добровольцем. Так или иначе, подавляющее большинство из них отложили в сторону свои ссоры и разногласия по тем или иным вопросам и встали на защиту свободы. Оставаясь верным своим анархистским и антифашистским убеждениям, я поначалу избегал участия в организованном анархистском движении по сопротивлению российской агрессии, поскольку опасался, что обсуждение идеологических вопросов, ссоры и склоки отнимут время, которое можно было бы использовать для тренировок, обучения и непосредственного участия в боевых действиях – или, шире, в чем-то полезном и конструктивном. (Стоит отметить, что с момента моего освобождения из тюрьмы и до начала полномасштабного вторжения я участвовал в анархистском движении лишь эпизодически. Прежде всего, сказывалась нехватка времени: работа и повседневная жизнь занимали все мое время. Но не менее важным было отсутствие у анархистского движения четкой позиции по поводу российско-украинской войны).
Я не слишком глубоко вникал в позицию беларуского анархистского движения, я не компетентен в этом вопросе. Но эмигранты отовсюду, от Беларуси до Польши, поддерживают Украину, а некоторые беларуские анархисты воюют в рядах украинских сил обороны.
Напротив, я могу много написать о российском анархистском движении. Я уже писал об этом в одном из своих постов в Facebook. И даже по сей день, несмотря на количество жертв среди мирного населения и военных, стертые с лица земли города, геноцид и экоцид, в их позиции по этому вопросу мало что изменилось. Поэтому я процитирую себя:
Я очень благодарен моим русским друзьям из движения за поддержку на протяжении всего моего заключения. Я никогда этого не забуду и постараюсь поддерживать их как можно больше. Но я не могу молчать (и мне очень жаль) о том, что российские анархисты после начала российской военной агрессии так и не смогли развернуть широкомасштабную кампанию против имперской агрессии своего государства против восставшей Украины. (Либо в виде призывов к всеобщей антивоенной забастовке, либо в виде нападений на военные объекты или предприятия оборонной промышленности. Во всяком случае, ни до тюрьмы, ни в тюрьме я ни о чем подобном не слышал).
С самого начала войны в 2014 году секта КРАС (Конфедерация революционных анархо-синдикалистов) называла российскую агрессию “гражданской войной” и занимала так называемую “равноудаленную” позицию – осуждала обе стороны. Возможность иметь такую позицию – это привилегия тех, кто находится в безопасном (или относительно безопасном) месте, кто не ложится спать каждую ночь, думая: “А попадет ли ракета в мой дом или в чей-то еще?”.
25 февраля 2022 года, на следующий день после начала полномасштабного вторжения, KРАС выпустила “антивоенное” заявление. Я позволю себе проанализировать несколько цитат из него:
“Мы требуем немедленного прекращения военных действий и отвода всех войск к границам и линиям разделения, существовавшим до начала войны”. Но нет ни слова о том, что КРАС считает точкой отсчета войны: если точкой отсчета они считают 22 февраля 2022 года, то это прямое подыгрывание Кремлю, российскому государству, поскольку за скобками остаются территории, оккупированные Россией с 2014 по февраль 2022 года; если они предлагают отвести “все войска к границам” к 2014 году, то это требование исключительно к России.
“Мы призываем солдат, отправленных воевать, не стрелять друг в друга”. Если российские солдаты сложат оружие, война закончится. Если украинцы сложат оружие, Украина будет завоевана, и война не закончится, а продолжится – только в этом случае украинцы будут насильно мобилизованы Россией для войны с Европой (ведь российские политики и пропагандисты неоднократно угрожали другим странам войной и ракетными ударами). Ключ к миру в Украине находится не в Украине, а в России.
В марте 2022 года анархистская женская группа Moiras из Испании дала интервью российскому представителю КРАС (как неимпериалисту [сарказм]) о событиях на Украине. В этом интервью представитель КРАС исключил подавляющее большинство украинских анархистов из числа анархистов (опять же, какая неимперская позиция [сарказм]). В том же интервью представитель КРАС рассказывает о многочисленных антивоенных протестах в России. Как известно, практика – критерий истины. Однако хочу напомнить, что война продолжается – спустя полтора года после этого интервью. И все это время россияне шли в военкоматы по первому зову, когда не было ни уголовного, ни административного наказания за неявку в военкомат; многие шли по собственной инициативе.
Что касается другой анархистской организации, “Автономного действия”, то они едва успели выступить с осторожным осуждением российской агрессии накануне полномасштабного вторжения. Я нахожу их позицию “нет войне”, которую они используют в своих агитационных материалах, крайне жалкой. Потому что, на мой взгляд, любая позиция, которая не включает в себя цель – самое главное – способствовать военному поражению России и победе Украины, является жалкой. Они публикуют материалы в память о тех анархистах, которые воевали в Украине против России. Но, например, статья великого “аналитика” Владимира Платоненко о Дмитрии Петрове содержит много громких пафосных слов и фраз, но фактическая сторона искажена. Взять хотя бы фразу: “Тем не менее, “Эколог”[8] не слился со сторонниками украинского государства. Не случайно он служил не в армии, а в силах Теробороны”. По логике автора, получается, что стоять в рядах армии – это что-то постыдное и неприемлемое для анархиста. Вынужден его разочаровать, потому что, как минимум, Тероборона является неотъемлемой частью Вооруженных сил Украины, армии. Мне искренне жаль тех, кто читает подобную аналитику. Также меня удивила рубрика в новостной передовице “Автономного действия” под названием “Тенденции порядка и хаоса: Наш русский мир”. Если бы это была шутка, то она была бы весьма кричащей. Но нет, они пишут: “Принадлежность к культуре, сформировавшейся вокруг русского языка, – это не то, что нужно “отменять” или стыдиться. Русский мир” – это понятие, которое необходимо отвоевать у кремлевских мошенников. В процессе свержения режима мы обязательно преуспеем в этом”. Не знаю, стоит ли объяснять нашим западным товарищам, как исторически создавался этот “русский мир”. Если вкратце, то он создавался путем колонизации “нерусских” земель, геноцидов и депортаций. “Русская” идентичность не этническая, а культурная, что они сами признают в своем тексте. “Русская культура” пропитана империализмом. То есть это идентичность, которую можно приобрести и от которой можно отказаться. Они не хотят отказываться от своей имперской “русской” идентичности, но хотят нести это имперское культурное наследие в будущее. Что ж, мне с такими “товарищами” не по пути.
Я также хотел бы упомянуть БОАК (Боевую организацию анархо-коммунистов). Несколько лет назад эта организация написала текст под названием “Анархистское решение для Крыма”, который меня очень разозлил, потому что я потерял свой дом и отсидел более пяти лет в тюрьме из-за оккупации Крыма. Поэтому я процитирую свой другой пост из ФБ, от 4 августа 2020 года, с ответом на эту статью:
Вместо того чтобы осудить российскую агрессию, имперские амбиции Кремля и последовавшие за ними репрессии на оккупированных территориях (стоит также отметить, что 2014 год стал переломным моментом в самой России – с того времени уровень репрессий только возрастал; Как отметил Алексей Полихович, описывая ситуацию, “мы отбывали тюремный срок в еще демократической стране”); вместо того чтобы осудить растущий военный бюджет в стране, где люди постоянно живут как нищие, эти анархисты не нашли ничего лучше, чем порассуждать о статусе Крыма. Это ж сколько наглости надо иметь, чтобы после шести лет террора и репрессий на оккупированной территории, аннексированной в результате “специальной военной операции” 20 февраля(!) 2014 года, ссылаться на “волю большинства жителей территории”, забыв при этом упомянуть, как с помощью государственной пропаганды и похищений готовили общественное мнение крымчан к так называемому “референдуму”, как завозили из России сторонников “Русского мира”, как проходил сам “референдум” и голосование за него, и что наблюдателями были друзья России из европейских ультраправых организаций и партий! Я даже не удивлюсь, если эти “анархисты” назовут вооруженный конфликт с Россией на востоке Украины “гражданской войной”.
По-настоящему анархистским решением для Крыма была бы экономическая и вооруженная борьба против полицейского государства и тирании, а также подготовка к восстанию – чтобы те, кто сейчас находится в тюрьме по сфабрикованным уголовным делам, а также те, кто был вынужден покинуть полуостров по разным причинам (от экономических до угрозы уголовного преследования), смогли вернуться домой и “сообща, на равных и солидарно управлять своим домом”. Однако, как видно из опубликованных отчетов о проведенных акциях, основная активность тех, кто присылает отчеты об акциях, сосредоточена в Киеве и Киевской области. И логичнее было бы предложить “налаживание связей с ближними и дальними регионами” российским регионам. “Федерализация отношений между общинами и регионами – один из основных элементов политической концепции революционного анархистского движения”. С этим нельзя не согласиться. Пусть Дальний Восток, Сибирь, Урал, Карелия, Северный Кавказ, Кубань, Дон и другие регионы строят “свои связи с ближними и дальними регионами”. Одни из них могут быть ближе к России, другие – к Украине”. Возможно, Кенигсберг ближе к Германии, а Карелия – к Финляндии. В конце концов, территориальная целостность Российской Федерации (которая сверхцентрализована и фактически не является федерацией), помимо того, что дорого обходится налогоплательщикам (всем тем, кто производит богатство), также представляет угрозу (и не только) соседним странам и освободительным движениям в них (в том числе анархистским).
Однако стоит отметить, что с самого начала полномасштабного вторжения “БОАК” не только на словах, но и на деле присоединился к сопротивлению имперской агрессивной войне России, как внутри страны через партизанские действия, так и в Украине. Здесь стоит еще раз упомянуть Дмитрия Петрова, который был одним из организаторов и лидеров БОАК, а также вступил в ряды украинских сил обороны с первых дней полномасштабного вторжения России в Украину. К сожалению, он погиб под Бахмутом. Он оставил после себя богатое наследие – подвиги, тексты и воспоминания товарищей. Он также оставил послание на случай своей смерти, в котором рассказывает о своих взглядах и мотивации взять в руки оружие и вступить в ряды украинских сил обороны. Однако и в этом послании он не свободен от мифа о “свободной России”; он пишет об освобождении России от угнетения – что является оксюмороном, поскольку Россия сама является угнетением для населяющих ее людей/народов, а также постоянной угрозой и головной болью для своих соседей. Буквально: “Я сделал это ради справедливости, ради защиты украинского общества и ради освобождения моей страны, России”.
Если бы он был жив, после победы Украины мы могли бы обсудить это с ним за бокалом пива. Потому что, хотя я считаю, что он был не прав, он остался товарищем, который выбрал сторону в трудное время, а не сидел на двух стульях, не поучал из безопасного места, что правильно, а что нет.
Итак, подведем краткий итог: российское анархистское движение, несмотря на декларируемый им интернационализм, к сожалению, в целом не выдержало испытания реальным интернационализмом – за исключением анархо-партизан (которые в меру своих сил и средств приближают окончание войны) и за исключением нескольких человек (часть из которых уехала из России, часть осталась). Но, несмотря на все это, я рад, что у меня остались товарищи из России, которые действительно сочувствуют нам и желают поражения России и победы Украины.
Я не изучал позицию международного анархистского движения в отношении российской агрессии в Украине. Я знаю, что анархистское движение в южных странах больше посвящено повторению анти-НАТО риторики и русских мифов о якобы «украинском нацизме». Я знаю, что товарищи из Польши, Чешской Республики, Германии и британских левых поддерживают нас и помогают нам. За что я им очень благодарю. Мы не забудем этого.
Для меня очевидно, что после Первого Интернационала и споров между Марксом и Бакуниным не было единого левого движения. Помимо чисто личных конфликтов и чисто политических амбиций в рамках организации и международного социалистического движения в целом, были противоречия, которые носили принципиально непримиримый характер – как по методам борьбы за социализм, так и по тому, что считается социализмом. Даже тогда Бакунин предупреждал об опасности и угрозе, создаваемой государственными, авторитарными версиями «социализма». Мне кажется, что, к сожалению, в тех странах, которые не находились под оккупацией СССР, больше верят в левое единство – там более высокий уровень терпимости к красным, к серпу и молоту и т.д. И исторический опыт не учит современников.
Что касается меня лично, то с первых дней полномасштабного вторжения я только больше убедился в жизнеспособности бессмертного анархистского элемента, который пробуждается в критические исторические моменты, во времена великих испытаний. Люди шли на фронт добровольно – их мотивировала не защита государства, а защита свободы. Было много низовых волонтерских инициатив, направленных на уменьшение страданий и неудобств друг друга: помощь армии, помощь эвакуированным ВПЛ (внутренне перемещенным лицам) и помощь тем, кто остался в прифронтовых населенных пунктах. Невозможно перечислить их всех, поскольку существует огромный калейдоскоп инициатив. В течение нескольких дней, а иногда и часов, закрывались сборы на приобретение оборудования и транспорта.
Что касается разногласий и дискуссий в современном анархистском движении, то они являются неотъемлемыми элементами многоцветного движения и сопровождали его на протяжении всего его существования. Но после того, как меня стали поучать ничтожества, после того как кабинетные ученые стали отменять реальное анархическое движение, после анти-НАТО риторики и критики снабжения Украины оружием, столь отчаянно необходимым для отражения агрессии фашистской России, после оправдания российской агрессии и ее преступлений в Украине, после переноса ответственности на Украину – будь то из-за «нацизма» в Украине или чего-то другого – со стороны некоторых европейских анархов, я стал немного разочарован в современном анархо-демократическом движении по причинам, о которых я рассказал в своих ответах на предыдущие вопросы. И, честно говоря, после этого все эти дискуссии стали меня отвращать. Поэтому я перестал следить за ними. Потому что, независимо от мнений анархистов из других стран, я твердо верю, что эта война экзистенциальная, и наше физическое существование зависит от ее исхода. Однако, несмотря на все эти печальные обстоятельства, международная солидарность по-прежнему существует, и это очень обнадеживает.
Сол Ньюман — британский политический теоретик и профессор в Лондонском университете. Ньюман является автором нескольких книг по радикальной политической теории, таких как From Bakunin to Lacan: Anti-Authoritarianism and the Dislocation of Power (2001), The Politics of Post Anarchism (2010), and Political Theology: A Critical Introduction. (2018).
Конфликт в Украине, несомненно, является сложной ситуацией для анархистов. С одной стороны, многие анархисты чувствуют моральное и политическое обязательство поддерживать гражданское общество Украины против этой совершенно неоправданной российской агрессии. Необходимо сделать все, чтобы противостоять этой имперской экспансии со стороны неофашистского российского режима. Обоснования Путина для войны – что это оборонительная война против неонацистов в Украине – абсурдны. С другой стороны, при поддержке Украины анархисты также оказываются в неудобном положении, на той же стороне, что и коррумпированное правительство, поддерживаемое НАТО и Соединенными Штатами. Цена конфликта для обеих сторон была катастрофической, и, похоже, конец ему насткпит не скоро. Таким образом, анархисты оказываются в центре войны между двумя конкурирующими блоками власти с соперничающими геополитическими и военными амбициями. Как всегда, страдают обычные гражданские лица и солдаты. Здесь нет простых ответов. Анархисты всегда сталкивались с подобными дилеммами. В Первой мировой войне Петр Кропоткин поддерживал союзников против того, что он считал немецким милитаризмом и империализмом, и, делая это, оказался на стороне Британской, Французской и Российской империй. Некоторые анархисты полностью сопротивлялись войне – считая, что война не может быть оправдана – в то время как другие взяли в руки оружие для борьбы против фашизма (например, в гражданской войне в Испании). Я не могу здесь дать никаких советов, и из этого конфликта нельзя научиться ничему новому. Каждый анархист должен поступать в соответствии с собственной совестью и решать, присоединиться к бою или занять позицию принципиального и совестливого возражения против войны. Обе позиции имеют политическое значение, и каждая из них требует огромного мужества и сопряжена с большим личным риском. Я считаю важным, чтобы анархисты проявили солидарность с народом Украины, а также с русским народом, который страдает в результате мегаломании Путина и который – все чаще – готов не повиноваться. Мы можем только надеяться на то, что война закончится и что система тирании Путина рухнет.
Уэйн Прайс — американский общественный деятель, теоретик и писатель, автор трех книг, в том числе «Ценность радикальной теории: Анархистское введение в критику политической экономики Маркса». (2013).
Национальное самоопределение и анархизм в войне в Украине
С начала русско-украинской войны главной проблемой стало самоопределение украинского народа. Многие анархисты отвергают концепцию национального самоопределения угнетенных народов, таких как Украина. Тем не менее, анархисты продвигали ее с рождения революционного либертарианского социализма.
Под «нациями» я имею в виду то же самое, что и «народы» или «страны», или «национальные общины». О том, являются ли люди – например, украинцы – независимой нацией, решают они сами, а не внешние наблюдатели или вторжение империалистических армий. То же самое касается решения о том, какую политическую и экономическую систему они хотят. Это самоопределение. В 1991 году украинцы голосовали в подавляющем большинстве за независимость от России, как и большинство русскоязычных.
Национальное самоопределение началось в рамках буржуазно-демократической программы, разработанной в эпоху капиталистических демократических революций. Это включало в себя Английскую революцию 1640-х годов, Американскую Революцию 1776 года, Французскую Револуцию 1789 года, Южноамериканские и Карибские революции и другие восстания во всем мире. Буржуазно-демократическая программа включала свободу слова, прессы, собраний, землю крестьянам, право носить оружие, равенство всех перед законом, избрание должностных лиц… и право наций на самоопределение.
Капиталистический класс никогда не был готов реализовать свою программу, ни последовательно, ни полностью. Она была завоевана, борьбой и кровью народа. Сейчас, в эпоху своего упадка, буржуазия все меньше способна поддерживать свой демократический фасад. Борьба за права, даже за права в рамках буржуазно-демократической программы, может закончиться победой только путем свержения капитализма и государства рабочим классом и всеми угнетенными народами.
Поэтому борьба за национальное самоопределение отождествляется не с либерализмом, а с революционным социализмом. Незнающие анархисты часто утверждают, что он был изобретен Лениным. Ленин использовал это слово в качестве лозунга, но проблема с Лениным заключалась не в том, что он был слишком демократичным! Для него национальное самоопределение (как и другие демократические требования) было средством для завоевания поддержки правления его партии у трудящихся народов угнетенных стран.
Цель Ленина заключалась в создании централизованного государства, управляющего централизированной экономикой и управляемого его централизованой партией. По его мнению, поддержка национального самоопределения приведет к добровольному объединению народов в единый мир. Наоборот, анархисты, не только являются интернационалистами, также они являются децентралистами, регионалистами и плюралистами. Они стремятся к миру свободных народов, без государств и границ, связанных между собой через сети и свободные федерации. Анархистская вера в национальное самоопределение основана на совершенно иной цели, чем ленинизм.
Анархисты поддержали национальное самоопределение
С самого начала революционного анархизма ведущие анархисты поддерживали национальное самоопределение (хотя не всегда использовали этот термин). Михаил Бакунин, которого считают одним из «основателей» анархизма, заявил:
Национальность… означает неотъемлемое право отдельных лиц, групп, ассоциаций и регионов на собственный образ жизни… продукт долгого исторического развития… Именно поэтому я всегда буду выступать за дело угнетенных национальностей, борющихся за освобождение от господства государства.
Под «государством» он здесь подразумевает иностранное государство, которое доминирует над угнетенной национальностью.
Петр Кропоткин также часто рассматривается как «основатель» анархистско-коммунизма. Он писал:
Настоящий интернационализм никогда не будет достигнут, если только не будет обеспечена независимость каждой нации… Если мы говорим, никакой власти человека над человеком, то как мы можем допустить власть одной национальности над другой?
Кропоткин поддерживал все национальные движения против иностранных угнетателей, такие как движения индийцев и ирландцев против Великобритании, балканские народы против Турции и поляков против России. К сожалению, он не делал четкого различия между войнами угнетенных народов против их угнетателей и войнами между империалистическими державами. Это привело к его поддержке Франции и ее союзников против немцев в межимпериалистической Первой мировой войне. Подавляющее большинство анархистов решительно не согласились с ним.
Итальянский анархист Эррико Малатеста был товарищем Бакунина и Кропоткина. Он считал, что Кропоткин совершенно не прав, поддерживая в Первой мировой войне одну империалистическую группу против другой. Малатеста полемизировал с меньшинством провоенных анархистов.
Тем не менее, он решительно поддерживал войны угнетенных наций против империалистического господства. Малатеста поддерживал ливийскую арабскую борьбу против колонизации Италии и кубинскую войну за независимость от Испании:
Анархисты, являясь врагами всех правительств и заявляя о праве на жизнь и рост в полной свободе для всех этнических и социальных групп, а также для каждого отдельного человека, обязательно должны противостоять любому фактическому правительству и стоять на стороне любого народа, который борется за свою свободу.
Стоит также отметить то, что Нестор Махно и его украинское движение думали о национальном самоопределении. Это следует видеть в контексте борьбы повстанческой армии против националистических армий, а также борьбы за независимость от австрийцев, поляков и, конечно же, русских.
Махновское движение объявило (в октябре 1919 года):
Каждая национальная группа имеет естественное и неоспоримое право… поддерживать и развивать свою национальную культуру во всех сферах. Очевидно, что это… не имеет ничего общего с узким национализмом «сепаратистского» сорта… Мы провозглашаем право украинского народа (и любой другой нации) на самоопределение, не в узком националистическом смысле… но в смысле права трудящихся на самоопределение.
Я ссылаюсь на взгляды «классических» анархистов, но анархісты продолжают поддерживать борьбу угнетенных народов с тех пор и до настоящего времени. Утверждение о том, что (все) анархисты не поддерживают национальное самоопределение, является ложным.
Самоопределение – это не национализм
Анархистские противники самоопределения угнетенных народов путают его с «национализмом». Но национализм – это лишь одна из программ достижения самоопределения. Она выступает за единство нации за национальным правящим классом, отрицая классы и другие разделения внутри страны. Она направлена на создание нового государства.
Анархисты не поддерживают национализм. Вместо этого они говорят, что реальная, полная национальная независимость может быть достигнута только посредством классовой борьбы, связанной с международной революцией рабочего класса и всех угнетенных народов. У националистов и революционных анархистов есть только одно общее: оппозиция доминирующему империалистическому государству (в данном случае, России). Но их позитивные программы – то, что они хотят построить, чтобы заменить захватчика – совершенно разные.
Анархисты, которые выступают против самоопределения, говорят, что эта программа означает поддержку национальных государств. Однако быть солидарным с народом не обязательно означает поддерживать его государство. Но в большинстве случаев (пока) народ поддерживает (или по крайней мере принимает) государство. Анархисты не смогли (до сих пор) переубедить народ. Это их выбор. Либертарианские социалисты не отказываются поддерживать угнетенный народ в борьбе, потому что у него по-прежнему есть государство. Возможно, люди будут учиться на своем государственническом опыте постепенно, при поддержке анархистов.
Украинские анархисты не дают политической поддержки правительству. Они не голосуют за Зеленского, не поддерживают его партию и не призывают других голосовать за режим. Их оппозиция государству четко выражена. Тем временем они поддерживают рабочих, которые сопротивляются неолиберальной, антипрофсоюзной, жесткой экономии правительства и бизнес-политике. Они распространяют анархистскую пропаганду, где это возможно.
В военном смысле, было бы оптимальным, если бы украинские анархисты могли иметь независимую милицию или партизанские силы. К сожалению, они слишком слабы. Только одна сила смогла организовать борьбу против захватчиков: официальная государственная армия. Хотя у украинских анархистов есть много причин противостоять своему государству и его армии, они не должны противиться одной вещи: именно тому, что государство и армия противостоят российскому вторжению. Если бы анархисты сказали украинцам не воевать с русскими, потому что украинская армия является инструментом капиталистического государства, это звучало бы для большинства украинских рабочих как призыв к капитуляции!
Некоторые украинские анархисты присоединились к армии, в то время как другие организуют распределение продовольствия и другие службы, все с долгосрочной целью окончательного свержения всех государств. Это тактический вопрос. Стратегически, так или иначе, анархисты оказывают практическую поддержку украинским вооруженным силам против русских. Это в интересах национального самоопределения украинского народа и цели международного анархизма.
ПС: Вышеуказанное было написано до начала последнего этапа израильско-палестинского конфликта. В этой войне применяется та же основная методология, что и в российско-украинской войне. Палестинский народ подавляется израильским государством. Анархисты должны поддерживать их в борьбе за национальное самоопределение. Это не означает, что мы поддерживаем реакционную политику ХАМАС и, в особенности, его реакционные тактики. Но зверства ХАМАС не являются оправданием для массовых зверств и военных преступлений, совершаемых в настоящее время израильским государством. Право и справедливость на стороне палестинского народа.
Aлександр Ланевский — белорусско-польский историк, публицист и анархист, работающий в Институте истории Тадеуша Мантоффеля Польской Академии Наук, опубликовал много работ по истории анархизма.
Сопротивление и взаимопомощь, а не доктринизм и поражение
Анархо-пацифизм
В классической анархистской доктрине отношение к вооруженным конфликтам между государствами всегда было отрицательным. Война воспринималась как соревнование между государствами, элитами и столицами. С помощью войн государства распространяют патриотические чувства, которые питают шовинизм, при этом пролетариат отдельных стран ссорится между собой и блокирует путь к развитию интернационализма. Милитаризм был одним из важнейших моментов в анархистской критике государств (в том числе империй). Будучи отражением власти, иерархии и централизма, он создал самое большое препятствие на пути к свободе человека. Массовое и организованное убийство людей, по мнению анархистов, должно было встретиться с сопротивлением со стороны пролетариата. Анархисты последовательно занимают антивоенные – и реже – пацифистские – позиции.
Среди ведущих анархо-пацифистов можно упомянуть: Фердинанда Домелуи и Бартоломея де Лигта, Эмиля Армана и Луи Лекойна, Эрнста Фридриха (с его знаменитой книгой «Война против войны»)[9], а также тех, кто колеблется на границе анархизма, таких как Лев Толстой и Махатма Ганди. Во время Первой мировой войны «Международный анархистский манифест против войны» был опубликован и подписан более чем 30 влиятельными европейскими и американскими анархистами, включая Эмму Голдман, Александра Беркмана, Эррико Малатеста, Саула Яновского и Юду Гроссман-Рощину. Во время Второй мировой войны лозунг «Ни фашизм, ни антифашизм» был популярен у анархо-синдикалистов в Латинской Америке, главным образом в Аргентине и Уругвае, а также у Болгарской анархико-коммунистической федерации и некоторых групп в Англии и Франции. Французский анархо-пацифизм того времени принял абсурдные формы, выражая себя в лозунге «Лучше рабство, чем война!» Недавний пример – американский интеллектуал Ноам Чомски, которого можно было бы назвать ведущим антивоенным анархистом.
В настоящее время на баннерах пацифистов появляется лозунг «Мир любой ценой!» который часто повторяют леволиберальные интеллектуалы из западных стран, включая профессора лингвистики, активистку и журналистку Медею Бенджамин, политолога Холла Гарднера и других. Для ветерана польского анархизма Ярослава Урбанского «немедленное прекращение конфликта, независимо от геополитического контекста, необходимо, чтобы избежать дальнейшего кровопролития».[10] Эти лозунги влекут за собой более тесную ассоциацию с различными коммунистическими, марксистскими, троцкистскими и маоистскими идеологиями, которые, завязанные в устаревшей доктрине, сводят свой догматизм к лозунгам, таким как «Никакой войны кроме классовой», «Ни украинской, ни российской!» или «Ни НАТО, ни Путина!» В России эту позицию представляют лидеры Конфедерации революционных анархо-синдикалистов – Международной рабочей ассоциации (KRAS). Анатолий Дубович, украинский анархист, утверждает, что лидеры КРАС (профессиональные историки) являются анархо-путинцами.
Доктринаризм этих сил, скрытый под одеялом «классического международного интернационализма», как ни странно, не оставляет места международной солидарности с украинскими анархистами и украинским обществом; он слеп к живому, а не мифическому, антифашизму, противостоящему жестокому империализму Кремля. Пацифизм хорош, когда он пытается предотвратить войну, но не во время войны. К сожалению, некоторые «идеологически чистые» товарищи застряли в жестких концепциях, отделенных от реальности. Что это – глупость, трусость или просто поражение? Наша жизнь не черно-белая и не стоит на месте. В этом мире нет совершенной чистоты, за исключением, возможно, смеха и слез детей. И Украина заполнена этими слезами.
Антимилитаризм
К счастью, пацифизм никогда не был доминирующим течением в истории анархистского движения, которое насыщено мятежами и восстаниями. Анархизм известен своей тактикой прямых действий, пропагандой делом, революционным террором, иллегализмом и, наконец, восстанием, которые доказывают, что насилие и радикализм всегда были равными частями либертарных теорий и практики. Анархисты, имея в руках оружие, участвовали в Парижской коммуне, в обеих мировых войнах, а также в мелких вооруженных конфликтах, включая национально освободительную борьбу на разных континентах. (например, в Ирландии, Корее, Кубе и Индии). Они сформировали военные формирования во время Гражданской войны в России (например, в Махновистском движении), в Гражданской войне в Испании, во Французском Сопротивлении и т.д.
Самым известным конфликтом по отношению анархистов к участию в войне стал Манифест Шестнадцати (1916), подписанный, среди прочих, Петром Кропоткиным, Жаном Грейвом, Кристианом Корнелиссеном, Варламом Черкешишвили, Шарлем Малато и Полем Реклю. Таким образом, они получили название «анархо-патриотов», «аархо-милитаристов» или, используя слова Эррико Малатесты, «проправительственных анархистов». Несмотря на мифологию, окружающую взгляды Кропоткина и его последователей на войну, я склонен разделять мнение о том, что это не был разрыв с анархизмом или предательство либертарных идеалов. По моему мнению (и Рут Кинна11) позиция «принца анархии» была последовательной реакцией на сложившуюся ситуацию. Кропоткин уже в 1897 году написал Марии Голдсмит, что анархия должна стоять на стороне людей, которые выступают против подавления как личности, так и экономического, религиозного и «тем более национального» подавления. В свою очередь, в начале Первой мировой войны в статье «Антимилитаризм: правильно ли его понимают?», опубликованной на страницах журнала «Свобода», он заявил:
При этом возникает вопрос: как вести антивоенную пропаганду?
Ответ очевиден: она должна дополняться обещанием прямых действий. Антимилитарист никогда не должен присоединяться к антимилитарной агитации, не взяв торжественную клятву, что в случае развязывания войны, несмотря на все усилия по предотвращению ее, он будет оказывать полную поддержку своими действиями той стране, которая будет подвергнута агрессии со стороны соседа, кем бы ни был этот сосед. Потому что, если антимилитаристы остаются просто наблюдателями войны, они своей бездеятельностью поддерживают захватчиков; они помогают им превращать покоренные народы в рабов; они способствуют тому, чтобы они становились еще сильнее и, таким образом, стали еще более сильным препятствием на пути к социальной революции в будущем.[12]
Эта цитата не утратила своей актуальности и по сей день.
Во время Второй мировой войны несколько секций Международной рабочей ассоциации (поляки, итальянцы, испанцы, шведы и французы) согласились с тем, что «фашизм и нацизм должны быть подавлены, где бы они ни появились, и любой ценой. Это одна из самых важных задач на данный момент».[13] Известные анархо-синдикалисты, такие как Рудольф Рокер и Григорий Максимов, высказывали аналогичное мнение. Повсюду в Европе анархисты сражались против нацистов; вспомним, например, поляков, участвовавших в Варшавском восстании в составе Синдикалистской бригады. Сегодня анархисты оказывают военную поддержку курдам, сражающимся в Роджаве против Асада и исламистов.
Приведенные выше слова Кропоткина понятны тем, кто, в отличие от пацифистов, согласен с анархистами из Украины, Беларуси или России, которые ведут борьбу за свободу в рядах Вооруженных Сил Украины; тем, кто не скрывает того факта, что российский империализм столь же неограниченный, как западный империализм; тем, для кого солидарность не является пустым звуком, кто поддерживает право украинцев на свой собственный геополитический выбор, на самооборону, на борьбу с захватчиком, который приносит регресс, фашизм, нарушения даже минимальных прав и гражданских свобод, геноцид, диктатуру, лагеря, изнасилования, политические убийства, пытки заключенных, принудительное выселение детей и т.д. Такого мнения придерживаются анархисты, связанные с Комитетом Сопротивления, борющиеся и умирающие на фронтах, такие, как русский Дмитрий Петров из Боевой организации анархо-коммунистов, беларус Жвир, американец Купер Эндрюс или ирландец Финбар Кафферки – и те, кто участвует в оказании помощи, такие как Коллективы солидарности, ABC Дрезден, ABC Czarna Galicja, Good Night Imperial Pride, а также ряд других групп и неприсоединившихся анархистов со всего мира, которых их противники презрительно называют «окопными анархистами».
Миф о антифашистской России и нацистской Украине
Плюрализм мнений желателен даже в либертарной среде, но навязывать доктринальные формулы всем, особенно украинским анархистам, по крайней мере, нецелесообразно. Вместо того, чтобы напрямую спрашивать украинское либертарноее движение о том, в какой помощи они нуждаются, западные левые и некоторые анархисты, создавая иерархию в глобальном анархо-демократическом движении (“Запад знает лучше”), повторяют мифы кремлевской пропаганды о «нацистской Украине».
Но как насчет государства-агрессора?
Именно Россия стремительно превращается в неофашистское государство, которое в сочетании со своей имперской военной политикой представляет большую угрозу для Украины, чем США, ЕС или НАТО. (Представляют ли эти структуры угрозу для Украины вообще?) Путин является реакционером, он отбрасывает свою собственную страну назад в ее развитии, он пытается навязать регресс другим странам, и он также посылает массы бурятов, дагестанцев, калмыков и тувинцев на убийство… Он признает только язык силы, он умножает репрессии своих собственных граждан, и он отрицает право других наций на независимость. Культ насилия, иерархии и милитаризма в России внушается с детского сада, через государственные церемонии, массовую культуру и политику памяти. Москва присвоила себе право быть центром мирового антифашизма. Мощный пропагандистский аппарат, как внутренний, так и зарубежный, создает миф о том, что Россия победила нацизм, в рамках этого мифа нельзя говорить о том, что во вторжении в Украину участвовали неонацистские ополченцы, такие как Русич, Ратибор и Имперский легион, не говоря уже о дегенератах из Группы Вагнера. Разве не «Боевая организация русских националистов» (с связями с президентской администрацией) убила известного адвоката Станислава Маркелова и молодую журналистку Анастасию Бабурову в Москве, недалеко от Кремля? Уинстон Черчилль ошибался во многом, но он был прав в одном: «Фашисты будущего будут называть себя антифашистами».
Украина не является и никогда не была фашистским государством. Несмотря на некоторые действия в области исторической политики, как и в любой стране, ультранационалистам никогда не удавалось доминировать в Верховном Совете Украины. На самом деле там были разные партии, даже пророссийские (!). Есть выборы и ротация власти. Происходило ли что-то подобное в России за последние 20 лет? Зеленский, имеющий еврейские корни, ежедневно говорил по-русски и вел бизнес с Россией. Штурмовая бригада “Азов”, состоящая из представителей множества национальностей с разными взглядами (например, бывший командир Денис Прокопенко – карел), проявила невероятный героизм во время обороны “Азовстали”. Кроме того, она официально осудила нацизм и сталинизм, претерпев идеологическую трансформацию в отличие от диванных анархистов.
Кто из нынешних критиков Украины посещал Украину и когда это было в последний раз? Как человек, имеющий семейные связи с Украиной и регулярно посещавший ее до войны, я никогда не сталкивался с дискриминацией из-за владения русским языком. Я знаю плюсы и минусы этого общества. И при этом Украина никому ничего не навязывает, не оккупирует, не нападает на другие страны. В ней динамично развивается гражданское общество, укрепляющееся после регулярных социальных потрясений (Революция на граните 1990 года, Оранжевая революция 2004 года, Евромайдан 2013-2014 годов) и дающее почву для распространения прямой демократии.
Любая форма империализма и колониализма была и остается плохой. Но мир не начинается и не заканчивается к западу от Варшавы. Западная научная и активистская точка зрения, кажется, забыла, что представляет собой самая большая страна в мире и какова ее история. Это Россия, которой правит бывший сотрудник КГБ/ФСБ, тоскующий по временам имперского величия России и лично ответственный за многочисленные убийства и попытки политических покушений. Поэтому удивительно, что российский империализм, укорененный в культуре и политической традиции России (царской, большевистской, путинской), остается незамеченным. Лица меняются, суть остается прежней. Чечня, Южная Осетия, Абхазия, Украина. Фактически Беларусь находится под имперским куполом Кремля. Русский мир”, желая восстановить свою былую имперскую мощь, не остановится на Киеве. В планах Кремля, такие места, как Молдова и Приднестровье, страны Балтии, Казахстан, а возможно, Польша и страны Центральной Европы – все они входят в зону имперского влияния России. Сапоги русских солдат веками ступали по следам русской “культуры”.
Борьба с путинизмом, которая является приоритетной для жителей нашего региона, не требует поклонения НАТО или западному империализму (или любой другой группе). Победа России поработит Украину, начнутся чистки, будут созданы лагеря (что уже происходит на оккупированных территориях), а репрессии достигнут небывалого размаха. Европа погрузится в неопределенность, а международные структуры, которые без нее не функционировали бы, пошатнутся. Беларусь, в которой тысячи политических заключенных (в том числе около 30 анархистов), потеряет шанс на освобождение.
Анархизм
Анархизм не является закрытой доктриной, представляющей мир в жестких терминах черно-белой дихотомии, скорее она содержит более сложный спектр идей, иногда наивных и утопических, иногда реалистичных и прагматичных. К последним относится и помощь Украине, с помощью которой анархисты пытаются найти общий язык с реальностью.
Анархистам не нужно изобретать колесо. В ситуации войны вместо повторяющейся мантры ” Никакой войны, кроме классовой” следует обратиться к взаимопомощи, солидарности, интернационализму, праву на самоопределение и самооборону. Мы должны отказаться от пацифизма и стремления к “миру любой ценой” путем дипломатических переговоров между США и НАТО, с одной стороны, и Кремлем – с другой, и в этом конфликте следует отстаивать субъектность Украины. Как Кропоткин говорил о вооруженном конфликте имперской Пруссии и Антанты, что это была “война не одних армий, а война народов”, так и сегодня это война народов, а не империализмов. Война ценностей, а не союзов.
Анархизм – это практическая философия, это действие и критика догм. Окопные анархисты” не питают иллюзий относительно Зеленского и его коррумпированной партии “Слуга народа”, они сражаются не украинское государство. Несмотря на это, они видят огромные различия между политической культурой России и Украины. Так называемые “анархо-милитаристы” солидарны с народом Украины, они переживают за ее судьбу и, в отличие от западных сторонников “мира” и пролетариата, имеют право говорить от ее имени. Победа Украины может дать шанс на дальнейшие изменения в обществе, на развитие прямой демократии, на ликвидацию олигархической системы и, наконец, на то, чтобы народ вновь обрел свою страну. Достоинство общества, которым торгуют на Западе, у украинцев никто не отнимал, о чем ярко свидетельствует героическая оборона страны на первом этапе войны и очереди в части территориальной обороны. После завоевания свободы наступит время борьбы за землю, рабочие места и самоуправление. Вооруженный народ больше не будет пешкой в большой игре политиков и олигархов. Победа Украины также может способствовать возможным изменениям в России, которая в своем нынешнем состоянии представляет постоянную угрозу для всего мира.
Можно было бы множить цитаты из классиков и теоретиков анархизма, но то, что диктует сама жизнь, является высшей ценностью. Закончу цитатой бельгийского антимилитариста Франса Вербелена:
Реальность сдувает самые прекрасные теории, как буря песок в пустыне[14].
Давайте постараемся быть похожими на камень, а не на песок. Анархистам после войны предстоит много работы: реорганизация и восстановление движения, концентрация на чрезвычайно важных экологических проблемах, борьба за трудовые и социальные права, создание профсоюзов, противостояние правым организациям и новым властям и т. д. Тогда, как и сейчас, потребуется материальная помощь западных товарищей, их опыт и идеи. Неужели “солидарность”, написанная на наших знаменах, – пустой звук? Мы должны, наконец, преодолеть пропасть между восточным и западным анархизмом. Только от нас зависит, сможем ли мы воплотить в жизнь то будущее, о котором мечтаем. В этом начинании Украина – это возможность и испытание для нас.
Примечания
[1] Сейчас украинские анархисты делают на этом особый акцент, см., например, новый текст Дениса Хромого. Миф Вадима Дамье о “классическом анархистском интернационализме” – Прамень (pramen.io) [2] Несомненно, это существует – Запад действительно до последнего торговался с Путиным, закрывая глаза и затыкая уши, – но это проявляется скорее в инерции мышления, чем является сознательной политикой. [3] CNT-FAI, Federación Anarquista Ibérica – Confederación Nacional del Trabajo. [4] Anton Jäger, Hyperpolitik: Extreme Politisierung ohne politische Folgen (Franfurt am Main: Suhrkamp, 2023). [5] Volodymyr Ishchenko, “Behind Russia’s War Is Thirty Years of Post-Soviet Class Conflict”, Jacobin, October 3, 2022, https://jacobin.com/2022/10/russia-ukraine-war-explanation-class-conflict; Volodymyr Ishchenko, “The Minsk Accords and the Political Weakness of the ‘Other Ukraine’”, Russian Politics 8, no. 2 (2023), pp. 127–146, https://doi.org/10.30965/24518921-00802002; Volodymyr Ishchenko, “Class or regional cleavage? The Russian invasion and Ukraine’s ‘East/West’ divide”, European Societies (2023), https://doi.org/10.1080/14616696.2023.2275589. [6] Volodymyr Ishchenko, “Ukrainian Voices?”, New Left Review, no. 138 (2022), pp. 1–10, https://newleftreview.org/issues/ii138/articles/volodymyr-ishchenko-ukrainian-voices. [7] Прим.ред.: Международная ассоциация трудящихся (Meždunarodnaja asociacja trudjaščichsja) or International Workers’ Association. [8] Прим. ред.: “Эколог” был одним из псевдонимов российского анархиста и защитника природы Дмитрия Петрова (1989–2023). [9] Ernst Friedrich, Krieg dem Kriege! Guerre à la guerre! War against war! Vojnu vojně! (Berlin: Freie Jugend, 1926). [10] Jarosław Urbański, “Rzeź w Ukrainie trwa. Dziesiątki tysięcy zabitych i inwalidów wojennych po obu stronach konfliktu”, Rozbrat, August 4, 2023, https://www.rozbrat.org/publicystyka/walka-klas/4862-rzez-w-ukrainie-trwa-dziesiatki-tysiecy-zabitych-i-inwalidow-wojennych-po-obu-stronach-konfliktu. [11] См., например, Ruth Kinna, Kropotkin: Reviewing the Classical Anarchist Tradition (Edinburgh: Edinburgh University Press, 2016). [12] Errico Malatesta, “Anti-militarism: Was it properly understood? (To the Editor of Freedom)”, Freedom: A Journal of Anarchist Communism, Vol 28, No 308, December 1914, 90. [13] Вадим Дамье, Забытый интернационал: Международное анархо-синдикалистсое движение между двумя мировыми войнами, Том. 2: Международный анархо-синдиккализм в условиях “великого кризиса” и наступления фашизма: 1930–1939 гг. (Moсква: Новое литературное обозрение, 2007), с. 605. [14] Frans Verbelen, “Why Belgian Anarchists Fight”, Freedom: A Journal of Anarchist Comunism, Vol 28, No 307, November 1914, 87.Перевод с английского – Анархия Сегодня
