Краткая история итальянского Biennio Rosso (красного двухлетия) и массовых захватов фабрик 1920 г., когда полмиллиона рабочих управляли своими рабочими местами для себя. Реформистские профсоюзы тогда договорились о прекращении конфликта, открывая путь фашистской реакции – Biennio Nero (черного двухлетия) 1921—22 гг.
После первой мировой войны, в рабочем классе Европы начался процесс массовой радикализации. Профсоюзный актив взорвался забастовками, демонстрациями и восстаниями, увеличиваясь с этим. Италия не была исключением. Ее рабочие были раздражены послевоенной разрухой и становились все более воинственными. Идеальным примером могут служить захваты фабрик 1920 г.
Развитие радикального профдвижения в Италии началось сразу после войны. В Турине и по всей Италии низовое рабочее движение росло, базируясь вокруг «внутренних комиссий». Они были основаны на группе людей в цеху с полномочным и отзываемым цеховым старостой на каждые 15-20 рабочих. Цеховые старосты на одном заводе после этого избирали свою «внутреннюю комиссию», которая была отзываема ими. Это было известно как «фабричный совет».
К ноябрю 1918 г., эти комиссии стали общенациональным вопросом внутри профсоюзного движения, и к февралю 1919 г., Итальянская федерация рабочих-металлистов (FIOM) добилась соглашения, разрешающего комиссии на рабочих местах. После чего они постарались превратить эти комиссии в советы с управленческими функциями. К маю 1919 г., они «становились доминирующей силой внутри металлургической промышленности, а профсоюзы были перед угрозой стать маргинальными административными единицами.» (Карл Леви, «Грамши и анархисты») Несмотря на то, что эти события произошли в широком масштабе в Турине, это боевое движение заполнило Италию крестьянами и рабочими, захватывающими фабрики и землю. В Лигурии, после краха переговоров о зарплате, металлисты и судостроительные рабочие захватили и управляли своими заводами в течении четырех дней.
На протяжении этого периода Итальянский синдикальный союз (USI) вырос до 800 000 членов, а влияние Итальянского союза анархистов (20 000 членов плюс Umanita Nova, его ежедневная газета) выросло соответственно. Уэльский марксист, Гвин Вильямс (Gwyn Williams) ясно говорит в своей книге «Пролетарский порядок», что «Анархисты и революционные синдикалисты были наиболее последовательной… революционной группой слева… Синдикалисты прежде всего уловили воинственное мнение рабочего класса, которое социалистическому движению совершенно не удалось захватить.” Анархисты первыми предложили захватывать рабочие места. Знаменитый анархист Эррико Малатеста писал в Umanita Nova в марте 1920 г.: «Всеобщие забастовки протеста больше никого не расстраивают… Мы выдвинули идею: захват фабрик… у метода точно есть будущее, потому что он соответствует конечной цели рабочего движения». В тот же месяц, во время синдикалистской кампании по установлению советов в Милане, [секретарь USI] также призвал к массовым захватам фабрик, за чем вскоре последовали комиссары фабричных советов.
Очевидно, эта воинственность должна была спровоцировать реакцию со стороны хозяев. Организации хозяев осудили фабричные советы за поощрение «недисциплинированности» среди рабочих и попросили правительство вмешаться. Государство поддержало хозяев (удивлены?), которые начали навязывать существующие производственные правила. Соглашение, которого добилась FIOM в 1919 г. означало, что внутренние комиссии были запрещены в цеховых помещениях и ограничены нерабочими часами. Как таковая, остановка работы для избрания цеховых старост (помимо других вещей) была нарушением соглашения. Движение осталось в живых только из-за массового неподчинения, и хозяева использовали более жесткий контроль на фабриках, чтобы бороться с ним.
Решительное столкновение, однако, случилось в апреле. Когда нескольких цеховых старост уволили на Фиате, рабочие устроили сидячую забастовку. Хозяева ответили локаутом, который поддержало правительство развертыванием войск и установкой пулеметных гнезд снаружи завода. После двухнедельной забастовки, рабочие решили сдаться. Наниматели тогда ответили, что соглашение с FIOM должно быть заново введено, вместе с управленческим контролем. Эти требования были направлены на уничтожение системы фабричных советов, и рабочие Турина ответили всеобщей забастовкой в ее защиту. Забастовка была массовой в Турине, и даже распространилась на Пьемонт, вовлекая 500 000 рабочих в самом разгаре. Туринские рабочие призвали профсоюз CGL и Социалистическую партию (PSI) помочь распространить забастовку в национальном масштабе. И CGL, и PSI отвергли призыв. Профсоюзы под влиянием анархо-синдикалистов «были единственными, кто пошевелился». (Вильямс, «Пролетарский порядок») Железнодорожные рабочие Пизы и Флоренции отказались перевозить войска в Турин. Докеры, а также другие отрасли промышленности, на которые USI имела влияние, устроили забастовку вокруг Генуи. Вильямс отмечает, что хотя и «покинутые всем социалистическим движением,» туринские забастовщики «все же снискали нашли народную поддержку» действиями, которые «проходили под прямым руководством или были косвенно вдохновлены анархо-синдикалистами». А в Турине анархо-синдикалисты угрожали нивелировать влияние Грамши и компании в рамках движения рабочих советов.
В конечном счете, руководство CGL уладило забастовку на условиях работодателей, т.е. ограничивая советы цеховых старост нерабочими часами. Анархисты «критиковали то, что они считали ложным чувством дисциплины, которое связывало социалистов со своим собственным трусливым руководством. Они противопоставляли той дисциплине, что ставила каждое движение в зависимость от ‘расчетов, страхов, ошибок и возможных предательств лидеров’, другую дисциплину рабочих Сестри Поненте, бастовавших в знак солидарности с Турином, дисциплину железнодорожных рабочих, отказавшихся перевозить силы безопасности в Турин, а также анархистов и членов Синдикального союза, которые забыли о соображениях партий и сект, чтобы поставить себя в распоряжение туринцев.» (Карл Леви, «Грамши и анархисты»)
Отвечая на сокращения зарплат и локауты, в сентябре произошли массовые сидячие забастовки. В середине августа USI призвал к сотрудничеству с CGL для захвата фабрик, прежде чем они были закрыты. USI рассматривал эти захваты как критические для борьбы рабочих, которые должны быть защищены любыми необходимыми средствами и призвал другие отрасли промышленности к их поддержке. Забастовки быстро распостранились на машиностроительные заводы, железные дороги и дорожный транспорт вместе с крестьянами, захватывающими землю. В дополнение к захватам, забастовщики установили рабочий контроль над ними, и вскоре 500 000 забастовщиков вели производство для себя. Самоуправляемые фабрики продолжали платить рабочим зарплаты, и там были вооруженные патрули для защиты от нападений. Самоуправляемые фабрики установили близкую солидарность, их продукция поступала в единую базу, откуда распределялась между рабочими. Италия была «парализована, полмиллиона рабочих оккупировали свои заводы и подняли красные и черные флаги над ними. Движение распространилось вверх и вниз по Италии с активистами USI на передовой. Железнодорожники снова отказались перевозить войска, крестьяне захватили землю и рабочие объявили забастовку вопреки приказам реформистских профсоюзов.
Но спустя более чем месяц, рабочие были еще раз преданы PSI и CGL. Эти организации выступали против движения и пообещали государству возвращение к «норме» в обмен на узаконенный рабочий контроль наряду с хозяевами. Конечно, рабочий контроль никогда не был претворен в жизнь.
Из-за того, что рабочие все еще полагались на бюрократов из CGL ради информации относительно того, что происходило в других городах, они никогда не были полностью независимы. По существу, профсоюз использовал эту власть, чтобы изолировать заводы друг от друга. Хотя анархисты противились возвращению к работе, они все еще находились в меньшинстве (значительном меньшинстве, но тем не менее в меньшинстве), и без поддержки CGL они были неспособны расширить забастовку.
После того, как рабочие покинули фабрики, правительство арестовало видных членов USI и UAI. Социалисты проигнорировали эти репрессия против либертарных активистов и продолжали игнорировать до весны 1921 г., когда анархисты, включая Малатесту, объявили голодовку внутри тюрьмы.
Когда воинственность рабочих остыла, крупный капитал в своей массе обратился к фашистскому движению для того, чтобы всесторонне раздавать могущественный рабочий класс, что они и сделали, временно, но не без ожесточенного сопротивления.
