Давно хотелось высказаться о поступке Руслана Зинина. Напомню, в городе Усть-Илинск народный смельчак ранил из обреза военкома прямо в здании военкомата. Поскольку в настоящее время я нахожусь на фронте и участвую в сопротивлении путинскому вторжению, времени на развёрнутое высказывание не находилось. Теперь же представился случай сформулировать несколько мыслей. Итак, действия Зинина вновь ставят вопрос о месте боевых актов в тактике и стратегии революционного движения, этической и тактической оправданности боевой работы. Этой же теме посвящена написанная в 1902 года программная статья «Террористический элемент в нашей программе» одного из лидеров и идеологов Партии социалистов-революционеров Виктора Чернова. Статья была опубликована в эсеровской «Революционной России» в связи с убийством эсером Степаном Балмашевым министра внутренних дел Сипягина; в ней же Чернов декларировал цели и задачи только что созданной Боевой организации Партии социалистов-революционеров. Текст представляет из себя развёрнутый разбор доказательств необходимости организованной боевой работы. Все эти доказательства, с поправкой на современность, актуальны и в наши дни.
Этический долг
В первой части статьи Чернов утверждает, что боевая деятельность, будучи крайней формой революционной самообороны, является не просто оправданной с морально-этической точки зрения, а должна рассматриваться в качестве этического долга в условиях жестокого социального угнетения и полицейского режима. Вот как это обосновывает идеолог ПСР:
«В стране рабства, в стране молчания, в стране, где миллионы людей осуждены правящей кликой на полуголодное, животное прозябание, превращены в рабочий скот, обезличены, повергнуты в ужас духовного невежества, грубейших суеверий и моральной смерти; в стране, где к бедствиям голода духовного присоединяются страдания физических голодовок, где гуляет голодный тиф, цинга, всякого рода эпидемии косят несметное множество жизней — жизней дряхлых стариков, полных сил юношей, женщин, неповинных ни в чём малюток; в стране, где правящая клика поистине купается в слезах и крови своих несчастных жертв, отвечая свирепой жестокостью и наглыми издевательствами на малейшие проблески протеста — в в этой стране, согласно нашей нравственности, мы не только имеем нравственное право — нет, более того, мы нравственно обязаны (выделения в тексте сделаны Черновым) положить на одну чашу весов — всё это море человеческого страдания, а на другую — покой, безопасность, самою жизнь его виновников».
Соответственно, чтобы изменить это бытие революционерам следовало взять в руки оружие. Чернов отдельно останавливается на теме полицейских издевательств — злободневной в наши дни теме. Вот что он пишет:
«Русское правительство изобретательно… Оно знает, как более всего уязвить протестантов; оно знает, что для них есть нечто такое, чем они дорожат больше самой жизни: это их человеческое достоинство. И вот по данному свыше знаку возводится в систему самое наглое издевательство над личностью протестантов, надругательство над их честью. Связанного врага истязают в участках и тюрьмах; на женщин и девушек обрушиваются сугубые унижения; нечистые руки жандармов грубо касаются их тела с подчёркнутым намерением надругаться над женской честью, над девичьей стыдливостью…»
В этих условиях Виктор Чернов считал боевые акты необходимой мерой революционной самообороны, и в таком же качестве их следует рассматривать сегодня. Ведь путинские палачи в своей садистской жестокости порой могут дать фору палачам на службе у дома Романовых. И такие самородки из народа, как анархист Михаил Жлобицкий и противник путинской могилизации Руслан Зинин, исполняли свой долг, должным образом ответили на государственное насилие За пытки, убийства и унижения пусть льётся кровь врагов. Вооружённая борьба, в том числе в форме боевых актов против представителей режима, является этическим долгом революционного движения.
Агитационное и дестабилизирующее значение боевой деятельности
Итак, покушения являются долгом революционеров, необходимым ответом на правительственные жестокости. Но боевая работа, по Чернову, должна была носить не только оборонительный, но и наступательный характер. Это заключается в агитационном значении боевых актов, а также в их способности устрашать власть, дестабилизировать режим.
Аргумент в пользу агитации революционным действием очень прост — убийство царского чиновника имеет совсем иной отклик в обществе, чем просто слова. Вот что пишет Чернов:
«Они (боевые акты) приковывают к себе всеобщее внимание, будоражат всех, будят самых сонных, самых индифферентных обывателей, возбуждают всеобщие толки и разговоры, заставляют людей задуматься над многими вещами, о которых раньше им ничего не приходило в голову, — словом, заставляют их политически мыслить, хотя бы против их воли. Если обвинительный акт Сипягину в обычное время был бы прочитан тысячами людей, то после террористического акта он будет прочитан десятками тысяч, а стоустая молва распространит его влияние на сотни тысяч, на миллионы. И если террористический акт поражает человека, от которого пострадали тысячи людей, то он вернее, чем месяцы пропаганды, способен переменить взгляд этих непосредственно пострадавших людей на революционеров и на смысл их деятельности».
В наши дни слова Чернова не теряют актуальности. Можно долго говорить о несправедливости путинской могилизации, но выстрелы Руслана Зинина в военкома прозвучали куда громче миллионов слов. Горящий военкомат показывает ужас путинской войны куда лучше, чем сотня тысяч антивоенных листовок. Благодаря этим поступкам многие люди в России уже поняли, что не обязательно стоять как в овцы в очереди около призывных пунктов, вместо этого можно и нужно саботировать решения властей. Революционная позиция, высказанная действием, проникает в толщу народной массы и влияет на неё.
Агитационное значение боевой работы заключалось и в том, что жертвы, принесенные борцами, показывали нравственную сил их идей. Вот что писал по этому поводу Чернов:
«Эта борьба подняла бы высоко престиж революционной партии в глазах всех окружающих, доказав на деле, что революционный социализм есть единственная нравственная сила, способная наполнять сердца таким беззаветным энтузиазмом, такой жаждой подвигов самоотречения и выдвигать таких истинных великомучеников правды, радостно отдающих жизнь за её торжество!»
Если проводить аналогию между этими словами и нашим временем, то можно сказать, что самопожертвование 17-летнего анархиста Михаила Жлобицкого, взорвавшего ФСБ в Архангельске четыре года назад, доказало силу анархистских идей.
Способна ли боевая деятельность небольшой группы людей дезорганизовать правительственный лагерь? Да, отвечает Чернов, если эта деятельность сочетается с другими методами и формами сопротивления — демонстрациями, забастовками, саботажем, массовыми партизанскими рейдами, открытыми восстаниями. «Отнюдь не заменить, а лишь дополнить и усилить хотим мы массовую борьбу смелыми ударами боевого авангарда, попадающими в самое сердце вражеского лагеря» — пишет он. В то же время, идеолог ПСР считал, что такие удары сами по себе могли стать катализатором массовой борьбы. Он говорил о «психологической потребности в отпоре». Если полиция избивает демонстрантов, арестованные подвергаются издевательствам, то безнаказанность палачей порождает в революционном лагере фрустрацию, ощущение бессилия, апатию. Но вот на арене противостояния появляется борец, который смело поражает тирана. И тогда сторонников революции охватывает воодушевление, а панические настроения охватывают уже врагов. Ведь и власть, и её противники видят, что полного контроля режим установить не может. Соответственно, всех революционеров, независимо от того, какие методы они используют, охватывают энтузиазм и уверенность. Чернов считал, что убийство Сипягина Балмашевым произвело в обществе именно такой эффект. Попытка Руслана Зинина убить военкома не может конечно сравниться по резонансу с ликвидацией министра внутренних дел, и тем не менее, для антивоенного движения в России она имела схожее значение. Она показала невозможность полного государственного контроля над ситуацией, и одновременно воодушевила ту часть общества, которая противостоит режиму и развязанной им войне. Выстрелы Руслана Зинина в военкома показали, что борьба не проиграна, она продолжается.
Вооруженная борьба и организация
Последним пунктом программной статьи Чернова следует аргумент в пользу того, что боевая работа должна носить коллективный характер и подчиняться организации, в данном случае Партии социалистов-революционеров. Если рассматривать аргументацию идеолога ПСР в её историческом контексте, то здесь нетрудно разглядеть камень в огород западных анархистов-иллегалистов. В странах Европы и США в то время немало анархистских боевых актов совершались одиночками, которые действовали по собственной инициативе, без коллективного обсуждения и планирования. Чернов, который всё-таки был социалистом-государственником, считал, что на российской почве так делать не следует. Он полагал, что только организованная и подконтрольная партийным органам боевая работа обеспечит правильный выбор целей и изыщет необходимые для ликвидации этих целей ресурсы. Кроме того, такой контроль позволил бы, согласно Чернову, обеспечить баланс между боевой деятельностью и иными формами революционной борьбы.
Тут необходимо замечание. Из истории российского революционного движения мы знаем, что контроль эсеровских руководящих кругов над Боевой организацией сыграл роковую роль — например, через эсеровский центр было продавлено решение приостановить боевую работу после царского манифеста 17 октября 1905 года. Неоднократно в мемуарах эсеровских боевиков это решение критиковалось как ошибочное и даже вредное, оно позволило режиму перегруппироваться и перейти в контрнаступление на революцию. Централизация в вооруженной борьбе не всегда идёт на пользу. Но для анархистов децентрализация сама по себе не означает отсутствие организации и коллективного планирования.
Если мы вернёмся в наше время, то опыта организованной боевой работы, целью которой было бы физическое уничтожение представителей государства и капитала, на постсоветском пространстве у анархистов нет. Это не значит, что борьба ведётся только автономными, не связанными между собой субъектами. Есть пример Боевой организации анархо-коммунистов. Но организованная, коллективная деятельность БОАК в настоящее время ограничивается уничтожением и повреждением имущества и оборудования. На повестке дня в России стоит переход к организованной вооружённой борьбе — во всяком случае, к этому надо стремиться, если мы хотим достичь наших целей.
Подведём итог
В 1902 году Виктор Чернов считал убийства царских сановников действиями этически оправданными и необходимыми, он видел их огромную агитационную и разрушительную роль. Через три года громких боевых актов в России началась революция. Было бы наивным считать единственной её причиной акции эсеровской БО, но и эти атаки сыграли свою роль — они революционизировали, зарядили духом сопротивления народные массы. Революционная ситуация не возникает сама собой, она должна создаваться действиями активного меньшинства, которому на экзистенциальном уровне невозможно примириться с действительностью. Руслан Зинин был одним из этой когорты, но на нём ряды смельчаков не заканчиваются. Память о героях пусть не оставляет места унынию и апатии, лучше смелее возьмёмся за наше дело. Слава Революции — смерть её врагам!
Э. С.
