Всем, кого необоснованно обыскивают, посвящается.
Этот текст я написал ещё в зоне, прочитав в прессе про серию обысков в июле этого года у оппозиционеров и независимых журналистов – тогда обыскивали муниципального депутата Юлию Галямину, шеф-редактора «МБХ медиа» Сергея Простакова, координаторов «Открытой России» Татьяну Усманову и Ольгу Горелик, а также издателя «Медиазоны» Петра Верзилова. Изучая хронику этих событий, я подумал о том, что Россия всё больше напоминает мне зону. Обыкновенную зону с режимом и порядками средней поганости. Потому что происходящее за забором стало всё меньше отличаться от происходящего внутри периметра.
С тех пор прошло ещё немало совершенно беспочвенных обысков у инакомыслящих – снова обыскивали политических активистов и оппозиционных политиков, снова обыскивали журналистов. Доблестный Следственный комитет в лучших традициях российских силовиков провёл роковой обыск у нижегородской журналистки Ирины Славиной, проходившей всего лишь свидетелем по уголовному делу “о сотрудничестве с нежелательной организацией”. Этот обыск стал последней каплей для Ирины Славиной, и она совершила отчаянный акт протеста против репрессивной практики – подожгла себя напротив здания МВД.
После этого, конечно, тяжело что-то писать или читать об обысках. И мой собственный текст уже кажется мне каким-то несерьёзным, незначительным на фоне смерти Ирины Славиной.
Но всё же я опубликую это эссе, поделюсь некоторым «обысковым» опытом, полученным в ходе пребывания в местах не столь отдалённых. Может, пригодится кому и на свободе каторжанский опыт, может, убережёт от рокового шага… Заключённые постоянно подвергаются унизительным обыскам, но при этом находят способы противодействовать им – об этом и текст. Приглашаю всех на экскурсию.
Итак.
Обыск – или, попросту, шмон – это любимое дело в зонах. Ну, в тех, где не практикуются пытки и побои. Да и в тех местах, где насилие в отношении заключённых – норма, шмонами тоже не гнушаются.
Обыск – это и репрессивный инструмент, и способ оказания психологического давления. А иной раз – и провокация.
Как это выглядит? Сидит, допустим, гражданин Иванов в зоне X в городе N. Его что-то не устраивает – например, что за работу на промзоне он получает зарплату 100 рублей, а не 10 тысяч хотя бы. Гражданин Иванов пишет жалобы во ФСИН, в прокуратуру, уполномоченному по правам Человека. Естественно, жалобы не уходят, а начальник спецотдела (который занимается отправкой обращений осуждённых) лишь разводит руками. Но к Иванову приходит адвокат, и через него неугомонный з/к «выгоняет» свои жалобы куда надо. И тут начальнику колонии X начинают звонить – районный прокурор, прокурор города, начальник главка… Хозяин зоны в бешенстве, он бы собственными руками придушил этого Иванова. Но нельзя – у него в зоне не бьют. Да и Иванова бить – себе дороже выйдет, опять ведь жалоб накатает, сукин сын. Начальник звонит в лагерный отдел безопасности: «Проведите-ка обыск осуждённого Иванова! И всего барака заодно – скажите, что, мол, из-за жалоб Иванова. Да шмонайте пожёстче – чтобы вверх дном всё!»
Надо понимать, что зачастую в таких ситуациях все прекрасно знают, что искать у осуждённого Иванова нечего – ни телефонов, ни наркотиков, ни бражки, ни запрещённой литературы у него нет. Задача – сугубо насолить: вывалить из тумбочки всё на пол, устроить в сумке бардак, «взорвать» постель (и обязательно снять наволочку с подушки!) и напоследок забрать утеплённую фуфайку: «Что-то она толстая… Не установленного образца – изымается!»
Обыск – очень хорошее дело. Ведь сколько нервов он вынимает из заключённого! Может, и удастся таким образом склонить з/к к мирному сосуществованию с администрацией. Или хотя бы сбить его протестный пыл.
Но тут смотря на какого з/к нарвёшься. Шмон для арестанта, конечно, штука неприятная, но многое зависит от отношения заключённого к обыску.
Раньше, помню, я сильно негодовал по поводу различных шмонов, а потом… Поехал я этапом по маршруту Москва-Красноярск. Перед выездом с «Матроски» – шмон, в столыпине – шмон, в челябинском СИЗО – снова шмон, пока там две недели сидел – тоже шмон был; потом снова на столыпин: перед выездом – шмон, в столыпине – шмон… Шмон, шмон, шмон! С 22 августа по 13 сентября 2012 года я чуть ли не каждый день «шмонался», причём собирать всё своё барахло обратно в сумку приходилось практически на ходу.
Да, казалось бы, что особенного в сумке з/к на этапе? Но ведь в этой сумке вся жизнь! И квартира, и дача, и гараж. Там твои бумажки – приговор, постановления всякие, интересные тебе копии материалов дела, жалобёхи твои; там письма от родных, от друзей, от возлюбленной; там фотоальбом; там весь твой гардероб: спортивный костюм, пара футболок, трусы, пять пар аккуратно сложенных носков; там мыло, паста, щётка, шампунь, крем для бритья, крем после бритья; там и «насущное»: сигареты, чай, кофе, конфеты… Я думаю, вы можете себе представить, как вертухай способен надругаться над этой сумкой.
Но к 13 сентября я стал уже недосягаем для шмонов. Я будто бы воспарил куда-то ввысь, как говорят эзотерики, в мир горний. Что такое, в конце концов, эти вещи? Ни-че-го. Они не имеют никакой абсолютной ценности. Вся их ценность относительна и обусловлена моим нынешним положением. Возможно, письма имеют определённую ценность… Но если в письме есть какая-то важная мысль, неужели она не осталась в памяти у человека? Да что эти пара сотен писем – не Александрийская же библиотека! Не стоит придавать им слишком большое значение. Всё действительно важное – в моей голове. Но шмон туда не доберётся без применения лоботомии.
И вот 13 сентября 2012 года в знаменитой красноярской ИК-17 шмонает меня сам начальник отдела безопасности, яростно раскидывая вещи по столу. Он хочет произвести впечатление – мол, здесь не Москва, у нас ещё ГУЛАГовские порядки – и деморализовать арестанта. Но мне немного смешно на него смотреть. Я спокойно собираю и аккуратно складываю свои вещи. Безопасник удивлён и даже высказывается, что первый раз видит, чтобы после шмона так вещи складывали. Ага, думаю я, привык прикрикнуть да припугнуть, чтобы з/к, не помня себя, не глядя, скинул все свои пожитки в баул и побежал, куда гражданин начальник скажет. Не дождёшься! Никуда я не побегу – мне спешить некуда, 10 с лишним лет впереди (Конечно, я понимал, что могут начать бить, ну а что делать? Да и после чекистских экзекуций я не думал, что может быть хуже).
Это я всё о чём? Об отношении к обыску.
Так вот. Есть ещё один подход. Вы, конечно, «Вороваек» не слушаете, и их песню «Шмон» не слышали, а песня очень поучительная. Речь в ней, как следует из названия, идёт о шмоне, и девки от души угорают над вертухаями и их работой:
«Давай, давай, а, ну, давай, меня шмонай ты, вертухай,
Да загляни под юбочку, да посмотри на булочки,
Понюхай попку носиком, прикинься киса пёсиком –
Вот в этом вся и разница, кто хочет, а кто дразнится!»
И так далее.
И многие з/к точно так же рассматривают шмон не иначе как комедию: «Что, начальник, трусы снять? Пожалуйста! Только они у меня слегка несвежие… Да и вот авария ночью приключилась – женщины-то давно не было…»
А если забрали что-то, например, картонки из-под матраса, которые зеки подкладывают, чтобы тот не проваливался, говорят: «Ну, значит, Петровичу нужнее – видать, спать в дежурке не на чем».
В общем, тут изгаляются кто во что горазд. Но, наверное, когда мусор трогает тебя за яйца, не каждый сможет сыграть любителя нетрадиционных эротических забав: «А-а… начальник… ещё раз!.. не останавливайся!»
Я даже слыхал историю про одного грузина, который, когда мусора его скрутили и полезли «досматривать» анальное отверстие, заорал, почувствовав палец в жопе: «Языком, биджо, языком!»
Ну да ладно, пошутили и хватит. Я думаю, суть и так уже всем ясна: чтобы не тратить свои нервы, шмон можно воспринимать либо с буддийским спокойствием, либо с циничным юмором. Кому что ближе. Да и ситуации разные бывают.
Как ещё противодействуют карательным (необоснованным) шмонам в тюрьмах и лагерях?
Помню, в 2012 году сидели мы в 272-й хате на «Матросской тишине» с Даниилом Константиновым и что-то начали нас часто шмонать, чуть ли не каждый день, причём специально устраивали в хате форменный бардак. И тут к нам приходит инспекция общественной наблюдательной комиссии г.Москвы. Член ОНК Анна Каретникова спрашивает, как мы тут, всё ли у нас нормально… И, конечно, Даниил ей сразу говорит: такая ситуация, обыски каждый день, всё переворачивают, бумаги раскидывают, после «досмотра» унитаза лезут в продукты. Я поддерживаю Константинова, другие сокамерники тоже кивают. Анна Каретникова говорит: ну, так не делается, есть специальная инструкция, обыски должны поводиться корректно, а для внепланового (т.е. чаще, чем раз в месяц) обыска должны быть веские основания. Обещает принять меры.
Уж не знаю, что именно предприняла Анна Каретникова – может, просто поговорила с начальством, а может, жалобу написала и пост на «Эхе Москвы», но результат не заставил себя ждать. Да, к нам снова пришли с обыском – они ж, типо, не поддаются давлению общественников, но – внимание! – шмон был проведён суперкорректно: откуда что брали, то туда и клали; ничего не ломали, не рвали и не лезли в продукты грязными руками. Это называется победа. Да, мы тогда победили. И с внеплановыми шмонами к нам больше не приходили.
Ещё бывает так: зек сидит в одиночке, в ШИЗО, у него там толком ничего и нет, кроме мыла и туалетной бумаги, а его по три раза на дню вытягивают на шмон: разденьтесь, присядьте и вот это вот всё. Зек день крепится, второй крепится, а потом просто не одевается после шмона и идёт в камеру голым. Мусора, конечно, постараются такой перформанс не допустить – везде ж камеры, да и начальник пойдёт или прокурор – как они всё это объяснят? В общем, так или иначе, на этом обычно шмоны прекращаются.
Иной раз – если шмонами, например, терроризируют целый барак – можно применить тактику массовых жалоб. И чем жёстче будут жалобы, тем лучше. Изымали что-то, не составляя акт? Да это же преступление! Пишем заявление в следственный комитет о хищении сотрудниками вещей у осуждённых. Да, эти жалобы, вероятно, не покинут периметра зоны, но, когда у начальника на столе будут лежать 30 подобных заявлений, он задумается – ведь рано или поздно зеки выгонят их на свободу.
Все эти примеры подтверждают старую истину: на каждое действие найдётся противодействие. Но это не всё – ведь и на противодействие могут быть применены ответные меры. Поэтому, в конечном счете, в подобных ситуациях выигрывает тот, у кого крепче выдержка и больше терпения.
Не знаю, пригодятся ли мои советы тем, кого обыскивают в большой зоне под названием «Россия», но надеюсь, что рассказы о тюремно-лагерных буднях хотя бы поднимут вам настроение.
Терпения и выдержки вам!
Иван Асташин
P.S. «Это шмон, это шмон – первый в лагере закон», – один мой сокамерник всегда напевал эти слова, когда у нас начинался обыск. Я думаю, для него это была своего рода мантра, чтобы воспринимать шмон как обычное явление природы, как дождь.
