Шубин
Актуален ли антиавторитарный социализм сегодня
Многое, о чем я сегодня буду говорить, уже описано в моей книге «Социализм: “золотой век” теории», к которой я отсылаю желающих подробнее ознакомиться с историей социалистических идей.
Социализм и футурология
Людей иногда удивляют рассуждения об общинном социализме XXI века, но они не удивляются, когда говорят о Марксизме XXI века, хотя доктор Маркс давно умер. Авторы, которые пишут толстые книги о будущем, не подозревают, как их идейно пропитали теоретики, которых они, как правило, не читают. Например, большой авторитет имеет книга Олвина Тоффлера «Третья волна», которая вдохновлена Махатмой Ганди, который вдохновлен Толстым, который вдохновлён более ранним анархизмом и народничеством, и всё это (у Тоффлера) сильно упрощено. В итоге Тоффлер в области социальной организации изобретает велосипед.
Если нас интересует путь в будущее, качественно отличающееся от государственно-капиталистического настоящего, нужно знать труды тех, кто до нас рассуждал об этом будущем и придумал многое, что не устарело и в XXI веке. Говоря о социализме, я мог бы начать с самой древности, но в целях экономии времени начну с Нового времени.
Итак, почему Томас Мор написал свою «Утопию» в начале XVI века? Марксисты уже ответили: ну как же, капитализм возникает, и как ответ – социализм. За идейным багажом Мор идет в древность к Платону, как Великая французская революция шла в Древний Рим за трибунами и террором, а потом большевики обращались к французской революции и наследовали ее термины. И все же Томас Мор создал первый ответ капитализму! Его ответ – «Утопия» – место, которого нет, но которое может быть. «Утопия» – это уже наука, закамуфлированная под фантастику. Похоже на то, как фантасты Братья Стругацкие искали пути выхода из брежневской реальности, перспективы на будущее.
Уже в раннее Новое время социализм расслоился на два основных потока. Один представлен «Городом Солнца» Томазо Кампанеллы. Там правят мудрецы, железная дисциплина, всё централизовано и всё определяется руководством, даже кто с кем должен создавать детей. В XVII веке уже практикующий теоретик – Джерард Уинстенли, теоретик копателей-диггеров, предложил другой путь: не нужно, чтобы всё решалось из единого центра. Давайте жить общинами, у которых будут свои склады для продукции, а Англия станет федерацией таких общин. На дворе XVII век, и Уинстенли предлагал еще аскетичные аграрные общины. Сейчас человек уже не мыслит светлое будущее без комфорта. Но все равно мы должны помнить, что община – это один из самых старых институтов общества, ее опыт может быть аскетическим, а может быть соединен с комфортом. Не всё древнее отмерло, не всё древнее плохо, если его можно адаптировать к задачам будущего.
Социализм в отдельно взятой деревне
К диггерам прискакали – как бы помягче сказать – правоохранительные органы, и всё кончилось печально, но все же это – ранняя попытка социалистической практики. На английской земле потом были предприняты новые попытки. В XIX веке здесь появилась фигура Роберта Оуэна, который представляет собой корень очень многих движений и течений, воспринимаемых сегодня как нечто обычное. «Из Оуэна» вырастают лейбористская партия, британские общенациональные профсоюзы и неудачный опыт с “Новой гармонией”, имеющий большие последствия. Первый, кто попытался создать общебританские профсоюзы – Оуэн. Идея социального государства – тоже Оуэн. Он первый, кто начал объяснять предпринимателям, что если хорошо кормить рабочих и строить для них бесплатное жильё, то они будут лучше работать.
Что касается “Новой гармонии”, дело было так: Оуэн скопил денег, купил недавно построенный посёлок, привёз людей, которые хотят жить иначе. И кончилось это провалом. Если дать вам мотыгу и плуг, но при этом вечерами мы будем музицировать, то многие предпочтут побольше музицировать, и меньше работать мотыгой. В «Новую гармонию» поехала интеллигенция с горящими глазами. Но нужно ведь кому-то и нужник чистить. Если кого-то звали на тяжелые или нетворческие работы с концерта, это вызывало разочарование и раздражение. Оуэн уезжал за деньгами. Взглянув, как идут дела, он заявил: ой как здорово, переходим сразу к коммунизму, к свободному труду без учета вклада каждого. Тут-то всё и развалилось.
Эксперимент «Новой гармонии» закончился неудачно, но стали развиваться другие подобные общины. На конец XIX века в Северной Америке и Австралии были уже сотни таких общин. Трудно разделить, которые из них были чистой практикой социализма, а какие религиозными. В конце концов жёсткое давление империализма это движение почти задушило. Эти люди не смогли конкурировать с мощной капиталистической промышленностью, с современным фермерством.
Но в 60-е годы движение общин стало возрождаться уже в связи с постиндустриальным вектором. В одной из таких общин я был, в Финдхорне. Это цветущий край, там действительно необычные порядки. Ты понимаешь, что ты находишься ни при капитализме, ни при социализме, а в чём-то промежуточном. О White Waters, Auroville, о Ферме (The Farm) – это хипповская коммуна в США, и о «Китеже» в Калужской области (в его строительстве я принимал участие) говорят разное. Там не коммунизм и не капитализм. Но «Китеж» – это единственное место в Калужской области, где есть одновременно два 3D-принтера, и дети, пользуясь ими, учатся жить в постиндустриальном обществе. Урок этого опыта – можно начать создавать новое общество из отдельного очага.
Есть ведь и другая крайность, такой мирореволюционный взгляд, что если нет надежды взять штурмом Вашингтон, то нечего и начинать. Какой социализм, если мы не взяли Нью-Йорк? А противоположный подход, что может быть создан социализм даже не в отдельно взятой стране, а в отдельно взятой деревне. Опыт Оуэна показывает опасности такого пути. Вы устанете друг от друга как космонавты, которые долго летят в одном корабле и в конце концов озверевают друг от друга. Накапливается психологическая усталость. И внешний мир давит – хочет вас подчинить, разорить, отжать у вас собственность.
Чтобы противостоять капиталистическому миру, вы должны быть политически активными, вам нужны агенты в большом мире. Нельзя выиграть борьбу с капитализмом в отдельно взятой деревне. Победить можно, только став частью широкого движения, выступающего за смену общественной системы.
Конструктивный анархизм
Этот вывод позволяет нам перейти от Оуэна к его великому младшему современнику Пьеру Жозефу Прудону – также и старшему современнику Маркса. Прудон потряс интеллектуалов своего времени книгой “Что такое собственность?” Для ее написания Прудону дали стипендию, которую после публикации потребовали назад. Его вывод: собственность – это кража.
Но книга Прудона, вообще говоря, о другом. Он не любит собственность. Он критикует основы капитализма. О том же и «Капитал» Маркса. Марксистская литература на 3/4 состоит из того, что капитализм плох. Ну, плох и плох. Это каждый может почувствовать на своей шкуре. Вы расскажите мне, чем его заменить. Это гораздо интереснее.
В книге Прудона есть несколько свежих и неувядаемых конструктивных идей. Во-первых, вопрос: а чем мы заменим собственность? Я однажды был в левой организации, где мы писали вместе с марксистами программу. Наша фракция предложила написать, что мы выступаем за ликвидацию собственности. Что тут началось с марксистами! Они не понимали, как же жить без собственности. Мы же вслед за Прудоном говорили, что собственность необходимо заменить владением, то есть распоряжением на определенных условиях. И главное – ты можешь участвовать в распоряжении там, где работаешь. Ушел с предприятия – потерял права им распоряжаться. Пришел – получил.
Здесь тоже важно не перегибать палку. Вот Петр Кропоткин говорит: «Всё принадлежит всем». Происходит революция, всё принадлежит всем, революционные массы дорываются до складов. В итоге склады пусты. Как же так? И что дальше? Как снова наполнить склады? Оказывается, людей нужно стимулировать к производству, а не только к равному потреблению. Многие социалисты и коммунисты считают, что люди замечательные, им нужно доверять. Нет, люди не замечательные. Люди разные. Прудон относится к людям реалистично, и он заходит от концепции демократии. Люди имеют равные права определять свою судьбу.
В XIX веке уже было признано, что плохо, когда вами правит абсолютный монарх. Абсолютизм – это плохо. Это французы уже поняли. Эту утопию мудрого правителя они уже реализовали и поняли ее абсурдность. Тогда Прудон говорит: почему вы не хотите признать, что демократия нужна на предприятии? Почему на предприятии у вас абсолютная власть собственника, а в государстве вы стремитесь к демократии? Люди, которые выходят на улицы и ложатся под ОМОН, потому что им не дали зарегистрировать кандидатов и не дали собрать подписи – почему они не добиваются демократии по месту работы? Люди, которые выступают за демократию, но против производственной демократии – глубоко заблуждаются или лгут. Они выступают за элитократию, олигархию под видом демократии.
И Прудон это говорит: демократия может существовать, только если начинается с уровня производства и места жительства. На производстве должна быть республика. Работники могут избирать и отзывать руководителя. Я работал на заводе, я могу вам сказать, что рабочие иногда дают очень дельные советы инженеру, особенно, если он только что выпустился из института и пришёл ими руководить. Это может быть хороший совет рабочего человека. Кроме того, рабочий человек отвечает своим карманом за работу администрации. У нас говорят: руководитель отвечает за всё. Я спрашиваю: чем? Если предприятие разорится, он со своими деньгами не пропадет. А рабочий останется без работы!
Прудон заявил, что нам на производстве нужна республика. Но мы должны понимать, что индустриальное общество вообще недемократично, четкое выполнение указаний работником – принцип организации фабрики. Я понимаю, почему Прудона и Бакунина Маркс и его последователи победили, добившись гораздо большего влияния своих идей. Они конструировали общество, где болты и люди очень хорошо подгоняются под единый стандарт. Все болты посчитаны, люди посчитаны, сапоги посчитаны. Правда, сапоги не очень хорошо налезают на ноги. Но в период модернизации это не так важно – общество стремится поскорее построить фабрики и переместить людей в города.
Прудон считает, что нужно разбудить творческие способности работника. Это позволит создать изобилие без единого плана и жесткой стандартизации. Такие идеи в период модернизации оказались преждевременными. Зато это все более актуально сейчас, когда мы ищем пути преодоления перезревшего индустриализма. Кто этот работник, у которого разбудили творческую активность? Он рабочий. Но он же и организатор производства. Он решает со своими коллегами в бригаде – мы свою работу организуем так-то. Конечно, инженер тоже участвует в заседаниях коллектива. Рабочий, который обсуждает, как лучше организовать дело, скоро сам станет инженером. Капиталист таким рабочим вообще не нужен. Искать рынки? Будет кто-то из их товарищей отправлен на поиски потребителя. Это рыночный социализм – капиталист исчезает, но деньги пока остаются.
Маркс правильно пишет о фетишизме денег. Когда некоторые левые стремятся отменить деньги – они проявляют такой фетишизм. Дело не в деньгах, а в уровне организации обмена. Ремесленник видит своего потребителя. К нему приходит человек и говорит: сделай мне так, а здесь перешей, а здесь красную оторочку. Мы же приходим в супермаркет и выбираем из нескольких вариантов, которые предлагает фабрика. Общество глобальной стандартизации не любит непосредственное общение между потребителем и производителем. А интернет любит! Интернет позволяет связаться потребителю и производителю: если я могу переговорить с исполнителем своего заказа – это уже постиндустриальная тенденция.
Республика должна быть не только на моем предприятии, но и в моем дворе. Вот у нас во дворе – самоуправление, и власти с ним считаются. Правда, у нас сильный лидер – моя жена Наталья. Прудон выступал за то, чтобы на территории высшей инстанцией были сами жители. Знаете, сейчас рядом с Сергиевым Посадом провели автостраду, и по дороге снесли множество домов, дав на компенсацию явно недостаточно средств – это было страшно смотреть. При системе Прудона это было бы невозможно.
А возможна ли при Прудоне автострада? Если это всем нужно, попробуйте договориться с человеком, который построил здесь дом о достойной компенсации. Иначе никак! Во всех вопросах, где органы местного самоуправления (уровня дома или двора) готовы договариваться между собой, они передают определенные полномочия наверх и в этих рамках действуют вышестоящие Советы (скажем – районные). Возникает система делегирования. Квартальный Совет состоит из делегатов домов, районный – из делегатов кварталов, городской – из делегатов районов, региональный – городов и территорий…
Прудон – противник идеи национального государства. Регионы могут федеративно объединяться в союзы. По территории – как Советский Союз или Европейский Союз. С помощью делегирования (федерализма) можно организовать самоуправление и демократию на производстве, координацию экономики. Предприятия, как и территории, объединяются в федерации, а эти федерации – в более масштабные федерации. Такая система называется федерализм. В 80-е годы ХХ века мы её придумали самостоятельно, а потом узнали, что придумал её Прудон задолго до нас.
Человек, который сидит на самом верху, низового избирателя не видит. Но и решить судьбу обычного человека не может – он координатор регионов, а не властелин, решающий судьбы отдельных людей. Это демократия на каждом уровне. Это не идеальная система. Но она основана на демократическом принципе: воля людей снизу должна передаваться наверх. Наверху власти меньше всего, внизу больше всего.
Может, так получиться, что внизу люди пришли к одному решению, а совет наверху приходит к другому выводу. Недостатки делегирования могут уравновешиваться референдарной демократией. Еще Жан-Жак Руссо считал, что люди, собравшись, могут заключить общественный договор, какие-то права отдают государству, какие-то оставляют себе. С развитием электронной демократии референдумы могут стать частыми. Впрочем, уже сейчас в Швейцарии множество вопросов решаются на референдумах. Но их решения не могут быть оперативными – голосованию должна предшествовать дискуссия, вовлекающая миллионы или многие тысячи людей. Так можно определять только общие рамки, в которых будут приниматься оперативные решения. Принципиальные споры могут разрешаться через референдарную демократию. Мы проголосуем, и большинство скажет, что на этой территории будет левостороннее или правостороннее движение, например.
Для оперативных решений лучше делегированные Советы. Прудон противопоставляет федерализм государственности, под которой понимает бюрократическую иерархию. Прудон выступает против государственности, но он не против права, чтобы людям были понятны рамки, в которых они свободны действовать. Если им понятны эти рамки, им не нужны чиновники. Многие решения могут решаться автоматически, в регистрационном порядке – скажем, о занятии участка под бизнес. Совет выделяет территории, где можно вести бизнес с соблюдением определенных правил. Группа граждан хочет создать здесь кооператив – берет такой участок, и это решает не чиновник, а их право взять такой участок.
Следующая важная идея Прудона – мютюэлизм, организация взаимопомощи. Сейчас, например, государство решает, как кормить сирот. Недавно была шутка, что детскому дому злоумышленники подарили чёрную икру, в которую добавлено вещество, вызывающее диарею. В итоге мэр, дума не вышли на работу, а дети не пострадали. Есть другой путь организации помощи социально уязвимым слоям – благотворительность, которая является паллиативом. Благотворитель хочет – выделит средства, не хочет – не выделит. Прудон говорит о необходимости создания мощной общественной организации взаимопомощи. Если мы не платим налоги государству, мы платим взносы в эту систему, которая решает задачи нынешнего социального государства, не будучи государственной.
По сути – это синдикализм. Профсоюзы – более демократические структуры, чем государство. Товарищ Маркс, которому было обидно, что его ругают за государственничество, показал, что у профсоюзов тоже есть бюрократия. И государство, и крупные общественные организации могут быть более или менее демократическими. Но если посмотреть на такие мощные синдикалистские структуры, как Национальная конфедерация труда Испания, там был очень маленький аппарат. Идея сильных профсоюзов идёт от Оуэна, но на французской почве – от Прудона, синдикалистов. Параллельно фурьеристы и прудонисты развивали кооперацию, конкурируя с торговлей. Всё это мы имеем во второй половине XIX века, в 60-70-е годы благодаря в том числе работам Прудона.
Прудон и Михаил Бакунин не стремились ограничивать рыночную спонтанность планом. А вот коммунисты (в том числе анархо-коммунисты) увлекались идеей рационального плана, когда можно всё посчитать – и потребности, и производственные возможности, и свести все это в обязательный для исполнения план. И тогда ничего из ресурсов вроде бы не будет потеряно, и на всех хватит потребительской продукции. Но если кто-то не станет выполнять план, то производственные цепочки рухнут. Ведь рынка нет, где можно купить сырье, если тебе его недопоставили, и куда можно сдать продукцию, если у тебя ее не принял запланированный смежник. Плановая система – очень хрупка. Для марксистов это не проблема – диктатура пролетариата принудит рабочих соблюдать план. Что из этого вышло с планированием на практике – мы знаем. А вот у анархистов такое принуждение невозможно.
Прудон не настаивал на такой единой экономической воле. Но если экономические и политические субъекты предоставлены своей воле, нужно решить проблему арбитража в случае их конфликтов. Государства же нет. Если примерно равные части федерации будут конфликтовать, кто их рассудит? Прудон сказал – а давайте в роли этого арбитра будет Академия наук. Тут раздался громкий хохот. Особенно резок был Луи Блан, в свою очередь «покусанный» Прудоном за приверженность государственному регулированию работы самоуправляющихся предприятий.
Но Прудон не имел в виду ту академию, которая существует во Франции и в России. Он имел в виду, что должна быть некая научная институция, где спорные вопросы будут разрешаться научно. Прудоновский анархизм – это не рассказ о том, как мы снесём государство. Это теория о постепенном выдавливании государства и капитала, о замене управления самоуправлением. Прудон писал: «Я бы предпочёл сжечь власть и собственность на медленном огне, чем устраивать Варфоломеевскую ночь для собственников».
Маркс очень жёстко отхлестал Прудона в одной из самых неудачных своих книг «Нищета философии». Но потом сам пришёл к более эволюционным взглядам, чем были у него в юности. Прудон был не против революции, но только когда для нее сложились предпосылки. В отличие от Прудона Бакунин и некоторое время Кропоткин выступали за то, чтобы взорвать централизованное государство и эксплуататорскую систему практически одномоментно в ходе социальной революции. Но Александр Герцен, Петр Лавров и другие теоретики народничества – опасались, что без подготовительной культурной работы в ходе социального разрушения общество может откатиться назад.
Мы хотим вытеснить управление – и капитализм, и бюрократизм. Но по пути к этой цели многие задачи будет решать государство. Маркс тоже говорил, что мы должны прийти к коммунизму, где не будет государства. Но сначала государство мы усилим. Чтобы государственный кулак сжал каждую глотку на планете, а потом он будет постепенно разжиматься. Герцен и Лавров мыслят противоположным образом. Признавая регулирующую роль государства, они выступают за его минимизацию сразу после революции. Василий Фёдорович Антонов написал работу “Герцен – общественный идеал анархиста”, доказав, что Герцен – такой же анархист, как и Прудон. Для Лаврова и Герцена цель была такая же, как у Прудона. Герцен – тоже эволюционный анархист.
Община как модель
Но Герцен добавил важную новацию – к свободному обществу можно двигаться, опираясь на традицию. В России есть община. Герцен предложил идею общинного социализма. Давайте оттолкнёмся от почвы. И само по себе это было ново в 1849 году. И это понравилось Прудону; он сказал, русская община хорошо подходит для объяснения его конструктивной программы.
Герцен при этом критиковал современный ему общинный образ жизни. Община для него модель будущего общество, а не образец. Она не ищет новаций и образования. Ты инновацию внёс на своём участке, а его переделили и отдали соседу. Многие недостатки общины вытекали из крепостничества, грабительской реформы Александра II, выкупных платежей, круговой поруки. Но у общины есть такие организационные принципы, которые можно взять с собой в будущее.
Первый принцип – это маленькая республика. Во-вторых, община может выполнять функции кооператива и профсоюза, защищая членов. Герцен говорит: мы хотим с помощью принципов «русской республики» общины ликвидировать всё нереспубликанское в России. Для этого необходимо перестроить все общество по образу общины, ликвидировав давящую на общину и коверкающую ее государственную пирамиду. Обязательное условие успеха – просвещение крестьян. Для этого революционная молодежь «ходила в народ». Народ сначала не поддерживал этих агитаторов, но к 1905 году крестьян разагитировали, и они восприняли идеи радикальных перемен.
Важнейший принцип, о котором писал Герцен: община всем даёт место за своим столом. Это значит, что каждый имеет право на землю, если он готов на ней трудиться. При частнособственнической системе крестьяне получают землю либо по праву наследования, либо в аренду от собственника. Между собственниками разделена земля, пригодная для сельского хозяйства и удобная для жизни близ городов (где у подавляющего большинства людей есть возможность получить работу). Нехватка земли была проблемой и общинного крестьянства, которое шло на постоянные принудительные переделы, потому что людей становилось больше, и нужно было каждому выделить участок, который может его хоть как-то прокормить.
Теснота коверкала общину. Попытки вывозить крестьян в Сибирь мало что дали – там было тоже недостаточно пригодной для обработки земли, тем более теми средствами, к которым были привычны крестьяне того времени.
Сегодня большинство из нас живут в городах. И здесь места за столом вообще мало, теснота еще больше. Многие из города мечтают уехать. Постсоветский человек – органический дачник. Мы стоим в пробках по пятницам, чтобы вырваться из города на участок земли, на чистый воздух и лоно природы. А можно ли сделать так, чтобы желающие жили на этом лоне, но с городским комфортом и имея там работу по вкусу? Путин предлагает гектар на Дальнем Востоке. Кому нужен гектар необработанной земли на Дальнем Востоке сейчас?
По телевидению нас зовут в XIX век, рассказывают, как замечательно было жить при самодержавии и даже крепостничестве как «скрепе». Но путь к более равномерному освоению территории нашей страны и, следовательно, разгрузке городов от перенаселенности, что является ключом к решению проблем горожан – лежит через социальные структуры, адекватные XXI веку и идеям народников. Нам нужны не самодержавие и крепостничество, чинопочитание и послушание начальствам, а самоорганизация.
Будущее возможно уже сейчас
Представьте себе, что Вас приглашают жить в поселке, удаленном от нынешних больших городов. Вы себе представляете тогда какое-то захолустье, где нужно землю пахать и как-то выживать. А Вы гуманитарий или программист, или инженер.
Вам отвечают: не бойтесь. У Вас будет большой участок земли, удобный электронный коттедж по Вашему списку с компьютерами, с удалённой работой, с гидропоникой, с собственной энергоустановкой (ветер, солнце, малая гидроэнергетика и т. п.) и 3D-принтерами, которые могут «напечатать» почти любую вещь. Согласитесь – это меняет дело. Но ведь все это сейчас очень дорого. Кроме компьютера разве что. А ведь раньше и компьютеры были дороги, и мобильные телефоны. А теперь подешевели, так как пошли в массовое производство. Это произойдет и с 3D-принтерами. А они уже могут «напечатать» робота и детали для дома по скаченному из интернета алгоритму. И роботы соберут Вам из деталей дом по чертежу.
Главным продуктом станут не вещи, а программы, модели, чертежи. А их можно делать в любой точке планеты. Это, кстати, сужает и сферу денежного обмена. Если у Вас есть почти все материальное, что нужно, то Вам уже важнее лайки, чем деньги (это и сейчас происходит с теми, кто выкладывает в интернет свои достижения, мотивируясь скорее славой, чем заработком).
Еще Кропоткин, развивая идеи Прудона, писал, что вообще-то большие фабрики не нужны. Он увидел тенденцию к миниатюризации. У всех будут свои фабрики. Сейчас 3D-принтеры такие же несовершенные, как мануфактуры в сравнении с фабрикой. Но по мере их совершенствования и при условии изменения социальной структуры доля промышленности в производстве будет сокращаться также, как доля сельского хозяйства при переходе к индустриальному обществу. Это снизит и потребности в энергии, вырабатываемой крупными и потому экологически опасными электростанциями.
Критики альтернативной энергетики заявляют: “Я не могу представить себе алюминиевый завод, который обеспечивается ветряком или солнечной батареей”. Я тоже не могу. А электронный коттедж – легко. Потребности в энергии другие. Но огромные затраты крупных электростанций все равно идут на жилье.
Теперь уже не нужно привязывать человека ни к городу, ни к годной для обработки земле. Скоро можно будет удобно селиться где угодно. Ведь обсуждают сегодня проекты создания базы на Луне и Марсе. То есть уже существуют технологии, позволяющие построить колпак, под которым будет удобный для нас климат даже при отсутствии воздуха. Тем легче создать такой климатический колпак в земных условиях – хоть на Таймыре, хоть в Каракумах. Но есть и огромные территории, куда более благоприятные, с красивой природой, но малодоступные из-за отсутствия инфраструктуры и концентрации человечества в городах.
Разумеется, при обратном расселении из городов это нужно делать осторожно, чтобы не загубить природную среду – с заповедниками, рекреационными зонами и экологическими обязательствами поселенцев. Так что сейчас появляется возможность вернуться к принципу общинного расселения – все-таки селиться хуторами на большом удалении от других людей решатся пока немногие. Сейчас эти самоуправляющиеся поселки творческих людей могут называться наукограды или креативные поселения. Начать можно с целенаправленного создания таких поселений хорошо подобранными командами. Позднее такой образ жизни могут выбрать все желающие.
Но мы помним, что изолированные общины крайне уязвимы. Чтобы земля дала всем место за своим столом – необходимо широкое движение, запускающее процесс глубоких перемен в социальной структуре. Если стоят задачи преодоления индустриального общества, здравствуйте Прудон, Герцен, Бакунин, Кропоткин, Оуэн. Пожалуй, еще тут важен Николай Михайловский, который показал, что тенденция к специализации не является вечной, и должна смениться тенденцией к деспециализации, диверсификации, многофункциональности человека. Георгий Плеханов его за это очень критиковал, но прав-то был Михайловский, как сейчас видно.
Очень хорошо сжигать то, что нам не нравится, на медленном огне. Но старая социальная система будет сопротивляться. Марксисты-ленинцы предпочитают ставить эксперименты на целых странах. В этом есть свой резон – систему заменять системой. Но опыт показывает, что даже в случае захвата власти сторонниками системных перемен новое общество возникает в элементах, и затем постепенно вытесняет прежние отношения. Следовательно, можно формировать сектор новых отношений и без взятия власти, до изменения политической структуры.
Мы можем экспериментировать на себе. Мы создаём субкультуры, кооперативы, территории, которые живут по-новому. Если возникнет достаточно крупная сеть таких инициатив, власть начнет ее опасаться, и тогда вопрос встанет в политическую плоскость. Но до этого – непочатый край созидательной работы.
Человечество подошло к порогу Нового общества, которое можно называть, как наши предшественники, социализмом, а можно – постиндустриальным, креативным, моделирующим обществом – потому что в нем будет преобладать творческая деятельность (может быть и форме графомании), задачи моделирования реальности, которой раньше не было. Она с помощью компьютерных и 3D-технологий будет воплощаться в реальность.
Но для успеха такого общества необходимо творчество социальное, такие изменения социальной структуры, которое лишит могущества противников самоуправления, хозяев индустрий, финансов и государственных структур. Это не будет новый дивный мир, там возникнут новые проблемы. Но те проблемы, которые мы имеем сегодня, будут решены. И главное – будут остановлены преобладающие сейчас тенденции к архаизации и экологической катастрофе. И на этой оптимистичной ноте я хотел бы закончить.
