И я и еще многие люди могли бы сейчас быть запытаны до смерти или получить огромные срока. Но этого не случилось, по делу «сети» перед судом предстали только участники двух пензенских групп и три человека из Питера. Может быть, сыграло роль то, что арестованные смогли отказаться от выбитых у них показаний и придать делу публичный резонанс? Как бы то ни было, я жив и на свободе, а это значит, что мой долг продолжать борьбу, а также осмыслить происшедшее и сделать выводы на будущее. Ссылаться буду на ту информацию, которая теперь стала достоянием общественности.
Властям удалось добиться многого: анархическое подполье в России оказалось подавлено. Речь идет не только о людях, непосредственно участвовавших в «сетевой» координации, но и о группах, к ней никакого отношения не имевших. Во многом парализована оказалась и деятельность тех, кто не интересовался боевой подготовкой, а занимался другими направлениями анархизма. Многие вынуждены были уехать, многие легли на дно. На этом фоне достойно проявили и продолжают проявлять себя участники групп поддержки заключенных анархистов, которые организуют сбор средств, написание писем, участвуют в уличных протестах.
Ответом на репрессии должна была стать вспышка революционного насилия (как это например, происходит в аналогичных ситуациях в Греции), но не стала. Ничего не изменил в этом раскладе даже героический подвиг Михаила Жлобицкого (пока не изменил). Возмущение «обычных» людей (как будто люди делятся на обычных и необычных) расправа над анархистами вызвала, но это было возмущение расправой над невинными ребятами, которые просто играли в страйкбол. Именно так подавали происходящее не только либеральные правозащитники, но и многие анархисты. А такое сочувствие — сомнительный подарок.
Почему же такое произошло? Что мы делали неправильно и что делать дальше?
Вот какие выводы лично я сделал.
1. Анархическая деятельность в России была разнообразной. Были массовые силовые акции прямого действия, где анархисты часто действовали в поддержку и вместе с другими людьми, например, защита общежития Мосшелк в Москве, некоторые экологические акции, атака на администрацию Химок, борьба против застройщиков и кое-что еще. Были и атаки, осуществляемые секретно, небольшими группами. Постепенно массовые акции стало проводить все сложнее и точечные атаки также стали проходить все реже. По своему опыту: все труднее стало находить подельников для небольших ночных экспедиций против сил зла. Если человек поучаствовал в чем-то раз, совсем не факт, что он пойдет и следующий раз. На людей мне всегда везло — никто не сдал, не проболтался. Но сессия в универе, необходимость заработать на оплату жилья, проблемы в личной жизни или просто слишком большой уровень стресса считались достаточными основаниями, чтобы отказаться. Играло роль и то, что называют модным словом «выгорание»: ты несколько лет, к примеру, помимо других анархических дел, поджигал мусорские тачки или другие доступные объекты. Никакого резонанса, кроме собственной радости, это не давало, развиваться дальше не получалось, а заниматься тем же самым, при определенной удаче, можно было долго, но терялась перспектива.
И вдруг все начало меняться. После Майдана запахло близостью восстания и у нас. Многие анархисты понимали, что нужно быть готовыми к серьезной вооруженной борьбе и одновременно, к организации общества на анархических принципах. Подготовка к этому стала вестись в разных формах и в разных местах. Часть товарищей пришла к мнению, что нужно ради этого на время отказаться от мелких атак под анархическим флагом, отказаться от публичной активности, уйти в тень и сосредоточиться на организации боевых автономных анархических групп и материальном обеспечении движения. А потом случилось дело «сети».
2. Почему разгром четырех групп в двух городах имел такие драматические последствия?
а) сами репрессии. Это, похоже, первое дело где сведения о пытках привлекли всеобщее внимание и люди осознали, что это такое. Возможно, кто-то и струсил, но скорее другое – стали примерять на себя : если мои товарищи, хорошие смелые ребята, не выдержали, то вдруг и я не смогу? Тогда я стану причиной новых арестов, подведу людей. Я не хочу этого.
Отсюда выводы: К пыткам нужно быть морально готовыми. Не только к красивой гибели на баррикадах, но и к медленной и мучительной, к возможности остаться инвалидом. Не ждать от государства гуманности и снисхождения. О том, как — хорошо написали товарищи из коллектива Боец-Анархист https://telegra.ph/Uroki-06-25
Кроме того, первый момент, который должна продумать и отработать подпольная анархическая группа — действия в случае ареста или непосредственной угрозы ареста хотя бы одного участника. Нужно заранее быть готовыми к мгновенной передислокации. Тогда и арестованному товарищу будет легче держаться, он будет понимать, что каждый выигранный им час реально дает возможность бегства остальных, а через какое-то время его/ее данные под пытками показания вообще уже не будут иметь катастрофических последствий.
б) Деморализующее действие сочувствующих СМИ и общественности
С некоторых пор нормой стала роль жертвы, мирного противника режима, подвергающегося репрессиям и гонениям «за свои взгляды». Ни вооруженное сопротивление, ни героическое поведение на следствии и в суде, не подаются как норма, как то, на что каждый революционер должен равняться. Слова «анархист», «революционер» вообще вытесняются разными относительно безобидными наименованиями, типа «антифашист», «социальный активист», «музыкант» и т. п. Когда появляется информация о силовых действиях, первая реакция этих СМИ: провокация властей. Если выясняется, что это все же не провокация властей, значит «фальсификация», «оговор» или еще что-то. К сожалению, общественное мнение формируют именно подобные СМИ, они создают и разрушают репутации. Если предательство Шишкина еще подверглось какому-то осуждению, то когда фактически то же самое сделал Бояршинов, никакой критики не было вообще. Сначала он дал некие общие показания на следствии, заявил о раскаянии и при этом продолжал получать поддержку и сочувствие, затем на суде он уже дал конкретные показания против других людей. Вероятно, сыграло роль, что он сын известного в Питере художника, участника многочисленных протестных акций, мужественного и обаятельного человека и муж правозащитницы, сотрудницы ОВД-инфо.
Вывод: Надо постараться переломить эту ситуацию, сделать революционную этику популярной не только в самом узком кругу. И делать это должны сами анархисты. Подсудимые по делу «сети» к сожалению, тоже стали прибегать к «белой и пушистой» аргументации. Других голосов слышно не было. Думаю, что в подпольной анархической группе нужно обсуждать, что будем делать в случае ареста и суда. Тогда, если даже не удастся достигнуть практических целей, может быть неслабое пропагандистское воздействие. Если тебя судят, то слово это единственное оружие, которое у тебя остается и его надо использовать.
в) Участвовать в боевой подготовке и организационной работе и участвовать непосредственно в атаках это разные вещи. В деле «сети» нет подготовки какой-то конкретной акции. Заманчивая перспектива — создать разветвленную подпольную структуру из подготовленных людей, которые смогут стать решающей силой в революции. Но если не заниматься реальными акциями, а несколько месяцев, а то и лет подряд только тренироваться, это расслабляет, теряется чувство опасности, в результате прекрасно подготовленный физически человек может оказаться психологически неготовым. Среди знакомых мне участников тренировок были разные люди, некоторые были принципиально против мелких партизанских атак, считали их детской игрой, способом выпустить пар и получить порцию адреналина. После дела «сети» они остались при своем мнении.
Вывод: Разные тактики и разные направления деятельности это хорошо. Но идея создания какой-либо структуры на перспективу, с расчетом на то, что она сыграет роль потом, похоже, надолго скомпрометирована .
г) Эмиграция. Многие товарищи после дела «сети» оказались в эмиграции, но мало кто был к ней готов. Связи с иностранными товарищами у российских анархистов вообще очень слабые и оказавшись за границей без средств, без поддержки местных товарищей, часто без знания языка, многие были вынуждены обращаться к местным властям за статусом беженца. Это не только малоприятно для анархиста само по себе, но и часто надолго выключает человека из борьбы. Кроме того, если даже непосредственная угроза минует или тревога окажется ложной, приехать обратно уже не получится.
Вывод: Наше отечество — все человечество. Границы для анархиста не имеют сакрального смысла, если приходится сменить страну, надо быть готовым действовать в новых условиях. Стоит заранее заводить связи в правильных кругах, учить языки, осваивать профессии, которыми можно заниматься в любом месте. Все это, конечно, ничего не гарантирует, но стоит хотя бы иметь в виду.
д) За последними событиями стала забываться наркоманская часть пензенской истории, а на ней стоит остановиться подробнее.
Когда о торговле наркотиками участниками пензенской группы стало известно, я столкнулся с разной реакцией. Одни товарищи высказали резкое осуждение, а другие, к моему удивлению, не увидели в этом ничего плохого. Доводы были примерно такие: «Государства пополняют бюджет за счет легальных наркотиков, почему бы анархистам не заработать на нелегальных», «Человек имеет право распоряжаться своим телом как хочет, почему бы не продавать людям то, что они хотят купить?», «А как еще можно быстро заработать на революционные нужды? Честным трудом или законным бизнесом ты в российской глубинке не заработаешь». Эти аргументы формально справедливы, но они губительны и для дела и для его участников.
Именно наркоман и наркоторговец Зорин сразу всех сдал и именно участие в торговле наркотиками привело к провалу в Пензе и деморализовало людей.
Действительно, для успешной революционной деятельности нужны средства (оружие, возможность перемещаться, средства пропаганды, помощь заключенным и их семьям и многое другое). При этом российские анархисты не просто небогаты, а в большинстве живут на грани нищеты. В других странах положение часто не лучше. Откуда же брались средства? Либо была широкая массовая поддержка (забастовочные фонды, местное население, которое активно симпатизирует партизанам, кормит, принимает их в своих домах и т. д.), либо деньги добывались экспроприациями (это и грабежи и различные хитрые схемы по отъему государственных и буржуйских денег и переводу их на благие дела). Так финансировалась не только подпольная деятельность, но и создавались основы для некоторых легально существующих в Европе коммун и кооперативов. А вот любые попытки связать анархическую деятельность с наркотиками приводили к катастрофе. В 50-70 годы некоторые анархисты всерьез провозгласили своей идеологией имморализм, целью жизни удовольствие, а орудием борьбы — секс, наркотики и рок-н-рол. С таким грозным оружием государства справились без труда. Рынок заполнили дешевые синтетические наркотики, которые угнетаемый народ успешно потребляет. Именно нелегальный статус этого продукта крайне выгоден государствам и сам этот рынок контролируется спецслужбами. Крупные игроки устраивают свои дела на уровне глав государств и силовых ведомств. А рядовые потребители и мелкие торговцы на крючке у местных полицаев, за ниточку всегда можно подергать, именно из них и вербуются осведомители всех сортов. Наркоторговля не вяжется с солидарностью, взаимопомощью, развитием. Именно появление наркоторговцев превратило захваченный анархистами район Экзархия в Афинах в опасное и запущенное место. Анархисты ведут там против наркоторговцев постоянную войну, но избавиться от них не могут. В других странах также массовая наркоторговля, крышуемая ментами нанесла серьезный ущерб местным освободительным движениям. Вступая в этот бизнес из романтика-мечтателя человек вполне может превратиться в циничного дельца, со всеми вытекающими. Наркокартель, как и мафия никакого отношения к анархии не имеет.
Вывод? Ну он очевиден. Цель не оправдывает средства, средства определяют цель.
Все сказанное привело к взаимному отчуждению и недоверию, некоторые серьезные и активные люди переживали происшедшее очень тяжело, были случаи самоубийств и психических заболеваний. Вылезать из нынешнего кризиса движению будет трудно, но ситуация совсем не безнадежная. После провала «сети» (не считая акта Жлобицкого) было уже несколько попыток атак или подготовки к ним. Ментами было обнаружено взрывное устройство в Подмосковье (обвинить попытались Азата Мифтахова, но обвинение быстро развалилось), в изготовлении взрывного устройства обвиняется молодой московский анархист Кирилл Кузьминкин, трое анархистов за опыты с ВУ арестованы в Канске. К сожалению, ни об одной удачной атаке я не знаю. Но атаки с помощью огня и ВУ это совсем не единственная форма борьбы и, возможно, сейчас не главная. Российскому анархическому движению предстоят серьезные перемены, собственно они уже идут. Для тех, кто сейчас приходит в движение и тех, кто в нем остается анархия это не модный лейбл для опасной жизни, а конкретный проект по ее преобразованию, это поколение видит, что со стороны государства пощады не будет и сформирует костяк людей, готовых идти до конца.
Василий Котов
прислано на почту a2day
