Ситуация на Корейском полуострове в очередной раз радикально изменилась: еще несколько недель назад все ждали ядерной войны, а теперь, наоборот, – эпохальных мирных переговоров Дональда Трампа и Ким Чен Ына. СМИ привычно говорят об «историческом повороте», но люди, которые занимаются корейскими делами уже не первое десятилетие, этого оптимизма не разделяют: подобные заявления за последние 30 лет звучали неоднократно, но регион продолжает двигаться тем же курсом, что и четверть века назад. Тем не менее нельзя не признать: последние события выглядят впечатляюще.
Угрозы с разворотом
На протяжении 2017 года КНДР испытала ряд принципиально новых систем вооружений, в том числе термоядерный заряд и межконтинентальные баллистические ракеты (МБР), способные поражать цели на континентальной территории США. В результате стало ясно, что в ближайшем будущем Северная Корея станет третьей, после России и Китая, страной мира, технически способной нанести ракетно-ядерный удар по любому из американских городов.
Подобные действия вызывали крайне резкую реакцию новой американской администрации, что неудивительно: еще до формального вступления в должность в одном из своих твитов Дональд Трамп обещал, что не допустит запуска Северной Кореей подобных МБР. Весь прошедший год Пхеньян и Вашингтон обменивались беспрецедентными по своей жесткости угрозами. К цветистым выражениям Пхеньяна все уже давно привыкли (там, в конце концов, каждые пару лет обещают «превратить Сеул в море огня»), но на этот раз похожим образом стали выражаться и в Вашингтоне. В частности, Трамп пообещал, что ответом на действия КНДР будет «гнев и пламя», и назвал Ким Чен Ына «маленьким человечком с ракетой». В Пхеньяне не остались в долгу и сообщили городу и миру, что Трамп – «старый маразматик».
Словами дело не ограничивалось. С первых же дней правления Трампа из Белого дома стали просачиваться слухи, что новая администрация всерьез готовится нанести удар по КНДР. Неясно, до какой степени эти слухи отражали реальные намерения Трампа, а до какой были сознательным блефом нового президента, но выглядело все крайне правдоподобно. На фоне слухов, утечек и угрожающих твитов шло постепенное наращивание американского военного присутствия в регионе, а официальные представители США стали очень активно говорить о нарушениях прав человека и репрессиях в КНДР (заметим, вполне реальных). Все это выглядело как военная и политико-пропагандистская подготовка военной операции.
И вдруг все изменилось. Сначала, в ноябре 2017 года, КНДР, благополучно испытав ракету «Хвасон-15», способную поразить любую точку на территории США, вдруг заявила, что «полностью завершила работу над силами сдерживания» и прекратила дальнейшие испытания ядерных устройств и МБР за их якобы ненадобностью (мол, все уже и так готово к бою). При этом специалистам ясно, что новые северокорейские МБР пока еще, как говорится, сырые и нуждаются в дополнительных запусках.
Далее, в своей традиционной новогодней речи Ким Чен Ын заявил, что открыт к диалогу и сотрудничеству, в первую очередь с Южной Кореей, и что Северная Корея хотела бы отправить спортсменов на Олимпийские игры, проходящие в Южной Корее. Это заявление резко контрастировало с тем, что говорили в Пхеньяне до этого. В мае 2017 года к власти в Южной Корее пришла новая, левоцентристская и умеренно националистическая администрация Мун Чжэ Ина, которая относилась к Северной Корее куда лучше своих предшественников из консервативного лагеря и настойчиво пыталась наладить контакты с Пхеньяном. Но тогда все эти попытки отвергались Пхеньяном с порога.
Прозвучавшие в новогодней речи северокорейские предложения были немедленно приняты Сеулом. Делегация КНДР действительно приехала в Пхенчхан на Олимпийские игры, причем возглавила делегацию Ким Ё Чжон, сестра Ким Чен Ына, которую многие считают вторым или третьим по влиянию человеком в Пхеньяне. Она встретилась с южнокорейским президентом Мун Чжэ Ином, и в результате была достигнута договоренность о возобновлении контактов между двумя корейскими правительствами и, главное, о проведении в апреле третьей за всю историю встречи глав двух корейских государств. В отличие от двух предшествующих саммитов, которые проводились в Пхеньяне в 2000 и 2007 годах, на этот раз встреча пройдет на южнокорейской территории, пусть и символически – на южной стороне разделенного демаркационной линией пополам поселка Пханмунчжом.
За этим последовал блиц-визит в Пхеньян двух высокопоставленных представителей южнокорейского правительства – главы южнокорейской разведки и советника президента по национальной безопасности, которые отправились ужинать с Ким Чен Ыном. Через своих южнокорейских гостей Ким Чен Ын передал Дональду Трампу предложение о встрече на высшем уровне, и это предложение было тут же принято американской стороной.
Если не случится ничего неожиданного, то первый в истории американо-северокорейский саммит, кажется, состоится в мае 2018 года. Кроме того, Ким Чен Ын уже напрямую заявил о введении моратория на ядерные и ракетные испытания на время переговоров и добавил, что «с пониманием» отнесется к масштабным американо-южнокорейским войсковым учениям, которые намечены на начало апреля.
Вдобавок северокорейские представители заявили, что в принципе готовы рассматривать вопрос об отказе от ядерного оружия, но только если им будут даны соответствующие гарантии безопасности и сохранения существующего государственного строя.
На первый взгляд само по себе заявление о готовности отказаться от ядерного оружия значит не так много. В конце концов, по букве Договора о нераспространении 1968 года все ядерные державы взяли на себя обязательство отказаться от ядерного оружия, что, как известно, ни малейшим образом не повлияло на их реальное поведение и готовность при необходимости грозить друг другу ядерной дубинкой. Однако в случае с Северной Кореей такое заявление является ощутимой уступкой: с 2007 года представители КНДР на всех уровнях постоянно подчеркивали, что никогда и ни при каких обстоятельствах не будут даже теоретически рассматривать вопрос о возможном отказе их страны от ядерного оружия. Чтобы поставить все точки над i, в 2012 году в КНДР даже внесли упоминание о ядерном статусе в Конституцию страны.
В общем, все ждут переговоров и исходят из того, что в ближайшее время КНДР пойдет на серьезные уступки, результатом чего станет какой-то компромисс по ядерной проблеме.
Новый подход Китая
Тут возникает немаловажный вопрос: а чем же вызваны все эти неожиданные перемены? Строго говоря, большинство наблюдателей с самого начала ожидали, что рано или поздно КНДР пойдет на переговоры. Но предполагалось, что это случится (если случится вообще) уже после того, как будут доработаны, испытаны и размещены на позициях МБР, способные нанести удар по континентальной части США.
Предполагалось также, что переговоры будут идти долго и трудно, так как северокорейские представители будут делать все возможное, чтобы выдавить из США, Южной Кореи и других оппонентов максимальные уступки. То, что происходит в последние недели, не укладывается в эту схему, которая вообще-то опирается на хорошее знание истории корейской ядерной проблемы. На этот раз явно что-то пошло не так, и закономерно возникает вопрос, что именно подвигло Пхеньян на столь резкий и, кажется, преждевременный разворот.
Ответ на этот вопрос довольно неприятен: страх. Нравится кому-то или нет, но проводимая Трампом жесткая политика – скажем прямо, политика шантажа – все-таки сработала.
Мы не знаем, насколько серьезен был Дональд Трамп в своих намерениях, когда намекал на возможность силовой акции против КНДР. Есть вероятность, что таковы были его реальные планы. Но нельзя исключать и того, что он блефовал, стремясь оказать давление на заинтересованные стороны. Ответ на этот вопрос мы узнаем не скоро, если узнаем вообще, но вот действия правительств региона достаточно недвусмысленно показывают: и Китай, и Северная Корея, и Корея Южная в своих решениях в последние месяцы исходили из того, что Дональд Трамп действительно готов стрелять.
Его предшественники не решались применить силу против КНДР в первую очередь потому, что такая операция с большой вероятностью привела бы к войне в Корее, в ходе которой огромные потери понесла бы Южная Корея, союзник США, столица которой, Сеул, находится в зоне огня северокорейской артиллерии. Однако для Трампа, как считают многие, этот фактор не имеет особого значения: он как американский националист-государственник не будет беспокоиться о судьбе Сеула, если под потенциальной угрозой оказались Нью-Йорк, Чикаго и Сан-Франциско.
Первым на новую ситуацию отреагировал Китай. В августе – сентябре 2017 года стало ясно, что Китай радикально пересматривает свою позицию по международным санкциям в отношении Северной Кореи. На протяжении многих лет китайская сторона относилась к санкциям без особого энтузиазма. В ходе обсуждения очередного санкционного пакета в Совете Безопасности ООН китайские дипломаты старались смягчить его содержание.
Эта позиция Китая была вполне логична. Китай плохо относится к северокорейской ядерной программе, которая наносит ощутимый ущерб статусу Китая как одной из пяти «официально признанных» ядерных держав. Не может Китай игнорировать и «эффект ядерного домино», то есть то обстоятельство, что вслед за ядерной Северной Кореей на политической карте может появиться ядерная Южная Корея, ядерная Япония и даже ядерный Тайвань.
Однако куда большую потенциальную угрозу для Пекина представляет возможная нестабильность в КНДР. Китай добросовестно соблюдает те санкции ООН, которые ограничивают поставку в КНДР материалов, необходимых для работы над ракетно-ядерным оружием. Но до недавнего времени Китай выступал против чисто экономических санкций, реальной целью которых (пусть и непризнаваемой официально) является создание в КНДР кризисной экономической ситуации.
С точки зрения Китая экономический кризис в КНДР опасен тем, что он с большой долей вероятности может спровоцировать и кризис политический – вплоть до падения режима. Ядерная Северная Корея является для Пекина неприятным соседом, но Северная Корея, находящаяся в состоянии внутреннего хаоса и смуты (этакая дальневосточная Сирия), будет Китаю соседом еще более неприятным. В результате на протяжении долгого времени китайское правительство из двух зол выбирало меньшее и старалось смягчать или даже саботировать экономические санкции против КНДР.
Ситуация изменилась летом прошлого года, когда китайские аналитики пришли к выводу, что Дональд Трамп и его окружение, кажется, всерьез задумались о применении против КНДР военной силы. В сложившейся ситуации Китаю приходится иметь дело не с двумя, а с тремя неприятными перспективами. Помимо перспективы ядерной Северной Кореи и Северной Кореи, находящейся в состоянии хаоса, перед Пекином в полный рост встала перспектива войны в Восточной Азии. Ясно, что из трех неприятных перспектив наименее привлекательной является последняя. Осознав это обстоятельство, Китай начал действовать соответствующим образом.
С августа началось резкое ужесточение санкций, а в декабре 2017 года, когда в Совете Безопасности ООН обсуждали введение очередных ограничений, китайская сторона не только сама заняла исключительно жесткие позиции, но даже стала выкручивать руки своим российским партнерам, которые настаивали на более мягкой резолюции.
Логика понятна. В Пекине полагают, что введение полноценных санкций даст китайским дипломатам хорошие аргументы при взаимодействии с американскими коллегами и поможет им добиться того, что американцы на какое-то время – до того, как станет ясен эффект от санкций – отложат свои воинственные планы в отношении Корейского полуострова. Такая политика, которая бы отсрочила начало военного конфликта, а возможно, и помогла бы этот конфликт предотвратить, может работать только в том случае, если жесткую позицию займет сам Китай, на который приходится более 80% внешней торговли Северной Кореи.
Санкции, которые при полной китайской поддержке были введены ООН в декабре 2017 года, на практике близки к полному эмбарго. Северной Корее сейчас запрещено экспортировать почти все те (немногие) товары, которые пользуются хоть каким-то спросом на мировом рынке. В частности, Северной Корее запрещена продажа минерального сырья, морепродуктов, экспорт рабочей силы.
Пока новые санкции, кажется, не сказались на ситуации в КНДР. Цены на основные виды продовольствия на северокорейских рынках остаются стабильными, равно как и рыночный курс доллара. Однако никто и не ожидал, что санкции произведут незамедлительный эффект. Специалисты по северокорейской экономике считают, что санкции станут ощутимыми только к концу этого года.
У специалистов есть разные мнения по поводу того, насколько болезненными в итоге окажутся эти санкции. Часть экспертов полагает, что новая северокорейская экономика, которая сейчас в основном является рыночной и опирается на внутренний спрос, пострадает не так уж и сильно. Есть и пессимисты, по мнению которых санкции могут привести к экономическому краху и даже голоду. В любом случае никто не сомневается, что к концу этого года экономическая ситуация в Северной Корее начнет существенно ухудшаться.
Обе Кореи: логика страха
На Южную Корею создавшаяся ситуация произвела весьма сильное впечатление: в последние месяцы 2017 года южнокорейский политический класс находился в состоянии, близком к панике. Страна оказалась в роли заложника Белого дома и никак не могла влиять на ситуацию. Президент Мун Чжэ Ин и сотрудники внешнеполитических ведомств ограничивались лишь ритуальными заявлениями, что, дескать, Соединенные Штаты не пойдут на военный конфликт в одностороннем порядке, не получив на то одобрение со стороны Сеула.
Понятно, что в случае конфликта подавляющее число его жертв будут составлять корейцы, особенно жители Большого Сеула, которые живут в зоне досягаемости северокорейской артиллерии больших и средних калибров. Понятно, впрочем, было и то, что подобные ритуальные заявления не отражали политическую реальность. Дональд Трамп воспринимался многими, в том числе и в Сеуле, как человек, не слишком склонный считаться с интересами союзников.
Однако наибольшее влияние политика Трампа оказала на Северную Корею. К концу прошлого года северяне наконец осознали, что новый хозяин Белого дома существенно отличается от своих предшественников, и стали подозревать, что он действительно готов применить военную силу. В КНДР понимают, что масштабный военный конфликт опасен для Пхеньяна. В случае большой войны Северная Корея способна нанести своим противникам немалый урон, но шансов на победу у нее нет. Даже если конфликт удастся остановить и заморозить (например, в результате вмешательства Китая и, возможно, России), он нанесет КНДР огромный экономический и военный ущерб, а возможно, приведет к гибели значительной части северокорейской элиты.
В итоге в Пхеньяне решили в последний момент притормозить и не пересекать опасной черты. От создания МБР, способных поразить территорию континентальных США, Северную Корею, судя по всему, отделяет всего лишь несколько запусков, но в Пхеньяне решили этих финальных шагов не совершать, а, наоборот, вступить на путь переговоров.
Влияние на подобное решение могла оказать и позиция Китая, которая, как мы помним, тоже сформировалась под давлением трамповского Вашингтона. Поддержанные Китаем, новые санкции вызывают в Пхеньяне немалое беспокойство. В последние годы северокорейская экономика росла неплохими темпами, и вызванный санкциями спад может иметь и политические последствия – вплоть до волнений.
Вдобавок Ким Чен Ын и его окружение искренне хотят добиться экономического роста в стране и понимают, что санкции с большой долей вероятности поставят крест на этих их намерениях. Поэтому им сейчас надо срочно предпринять меры, которые не только снизят вероятность военного конфликта, но и приведут к частичной отмене международных санкций.
Контуры соглашения
Итак, переговоры между Пхеньяном, Сеулом и Вашингтоном начнутся, скорее всего, в ближайшие недели. Чего ожидать от этих переговоров?
Во-первых и в-главных, надо понимать: Северная Корея не собирается отказываться от ядерного оружия. Сделанное Ким Чен Ыном в беседе с южнокорейскими гостями заявление о теоретической желательности ядерного разоружения реальных намерений Северной Кореи никак не отражает. В КНДР отлично помнят, что случилось с полковником Каддафи, единственным политическим лидером современности, который согласился отказаться от ядерной программы в обмен на снятие санкций и экономические уступки. Помнят там и о судьбе Саддама Хусейна, равно как и о судьбе правительства «Талибана» в Афганистане. Наконец, когда речь заходит о международных гарантиях безопасности, в Пхеньяне вспоминают о судьбе Будапештского меморандума 1994 года, который гарантировал неизменность границ Украины в обмен на ее отказ от советского ядерного наследства.
Опыт последних десятилетий однозначно показывает, что международным гарантиям и обещаниям великих держав (в первую очередь, но не исключительно, Соединенных Штатов) нет ни малейшей веры и что ядерное оружие является в наши дни едва ли не единственной гарантией и суверенитета страны, и относительной безопасности правящей в этой стране элиты.
Конечно, в своих официальных заявлениях КНДР придется подчеркивать, что долгосрочной целью Пхеньяна является именно отказ от ядерного оружия. Без таких ритуальных утверждений не будет и речи о каких-либо компромиссах – на них просто не смогут пойти в Вашингтоне. Однако в данном случае речь пойдет лишь о дипломатическом лукавстве.
Тем не менее КНДР придется все-таки сделать и немалые реальные уступки. Это будет платой за то, что жители правительственных кварталов Пхеньяна не будут как-нибудь ранним утром разбужены ревом двигателей крылатых ракет, заходящих на цель, равно как и за то, что северокорейская экономика, выздоравливающая и переходящая на рыночно-капиталистические рельсы, избежит катастрофы.
Скорее всего, результатом северокорейско-американских переговоров станет введение Северной Кореей моратория на ядерные испытания и запуски как межконтинентальных баллистических ракет, так и искусственных спутников. Исполнение такого моратория легко контролировать, и, скорее всего, он будет принят обеими сторонами без особых проблем.
Не исключено, что будущее соглашение будет предусматривать и остановку ядерного реактора, который используется для наработки плутония, а также запрет на стендовые испытания ракетных двигателей. Выполнение этих запретов тоже проверяется средствами космической разведки.
В соглашении могут быть предусмотрены и инспекции северокорейских ядерных и ракетных объектов, хотя, как показал опыт предшествующих лет, северокорейцам часто удается перехитрить инспекторов.
Возникает, конечно, вопрос, как долго просуществует подобное соглашение. В конечном итоге долгосрочным интересам Северной Кореи отвечает создание полноценного ракетно-ядерного потенциала, который включал бы в себя и средства доставки, способные нанести удар по континентальным США. А намечающееся соглашение сильно затруднит работу над такими средствами.
Однако следует помнить: к компромиссу Пхеньян подтолкнула в первую очередь политика президента Трампа, его искренняя или притворная готовность применить силу, проигнорировав при этом те последствия, к которым применение силы приведет для американских союзников. Это означает, что появление в Белом доме нового президента, занимающего более умеренные или, скажем так, более рационально взвешенные позиции, может привести к тому, что у руководителей КНДР появится большой соблазн выйти из соглашения и закончить работу над полноценным ракетно-ядерным потенциалом. Иначе говоря, основой этого будущего соглашения будет страх, и выполнять его северокорейцы будут до тех пор, пока этот страх будет существовать.
На пути к идеалу
То, что дело идет к компромиссу, можно только приветствовать. Даже если Трамп действительно блефовал (уверенности в этом нет), его политика была весьма рискованной, потому что все равно повышала вероятность вооруженного конфликта. Если же Трамп действительно собирался сделать то, на что он постоянно намекал, то в последний год мы наблюдали сползание Восточной Азии к масштабной войне. Сейчас это сползание, похоже, будет приостановлено, и северокорейская ядерная проблема окажется на какое-то время замороженной.
Разумеется, идеалом было бы ее решение. Однако в современном мире было бы наивно полагать, что правительство, которое находится в том положении, в котором находится правительство КНДР, пойдет на отказ от ядерной программы. Самое большое, на что можно рассчитывать, – что такую программу удастся заморозить и потом некоторое время держать под контролем. Именно в этом направлении сейчас и двигаются события, так что нам остается только надеяться, что компромиссы будут в итоге достигнуты и острота проблемы будет снята, пусть и на несколько лет.
