Интервью опубликовано 19 февраля, 2014
Привет, как тебя представить?
Боснийская анархистка Ло Буздяк. Я вижу, ты публикуешь новости о революции в Боснии. Но это еще не революция… На следующий день после событий 7 февраля (в этот день прошли массовые протесты в Боснии – прим) улицы были пустыми и полиция вела расследование. А ночью они рассеяли нас с помощью ядовитых газов.
СМИ сообщили про слезоточивый газ, но это неправда. Полицейские использовала небольшие гранаты, которыми они стреляли в людей. Я видела люди находились в состоянии шока, но не плакали, как во время применения слезоточивого газа. Во рту был вкус кислоты. Настоящее дерьмо! Весь центр Сараево был отравлен и мы бежали кто куда. Спустя два часа друг позвонил мне и сказал. что анти-террористическое подразделение полиции вошло в его дом, он арестован и забрали его компьютер, телефон и документы. Еще один наш товарищ был арестован полицией. Всего арестовали 33 человека. 9 из них у себя дома, были арестованы парни которым меньше 18 лет. Я сама видела. как арестовали одного 16-летнего парня. Я пыталась его защитить, но 6 полицейских направили на меня оружие, а один приставил оружие к спине парня. 9-то числа мы пришли к полицейскому участку и потребовали освободить арестованных.
Скажи, а у населения Боснии есть оружие?
Да. Страна со времен войны битком набита оружием. Но люди сейчас не будут его использовать. Это может случиться только в том случае, если оружие применит полиция. (Босни́йская война́ (1 марта 1992 — 14 декабря 1995; босн. и хорв. rat u Bosni i Hercegovini, серб. рат у Босни и Херцеговини, грађански рат у Босни и Херцеговини, агресија на Босну и Херцеговину) — межэтнический конфликт на территории Республики Босния и Герцеговина (бывшая СР Босния и Герцеговина в составе Югославии) между вооружёнными формированиями сербов (Войско Республики Сербской), мусульман-автономистов (Народная Оборона Западной Боснии), боснийцев (Армия Республики Босния и Герцеговина) и хорватов (Хорватский совет обороны) – прим).
Много ли анархистов в Боснии и Герцеговине?
Не слишком много. Анархистское движение в Боснии очень молодое. Три года назад, когда я стала проявлять активность в этом направлении, в Сараево не было анархистов, и всего в Боснии имелось несколько анархистов на большом расстоянии друг от друга. Мы начали распространять наши идеи на улицах, в интернете. Нас встретили довольно дружелюбно. Что касается анархистов сегодня, то у нас нет организации, есть только общая платформа “slobodari” и индивидуальные анархисты, которые связаны между собой и концентрируются вокруг общей идеи. Сейчас ребята пытаются создать организацию, посмотрим, что из этого выйдет. Но я должна сказать, что анархисты очень активны в протестном движении в Боснии. Кроме того, мы представлены в балканском Черном Кресте. И наконец, мы делали кооператив “food not bombs” (“еда вместо бомб” – бесплатная столовая) во время протестов.
Сейчас в Боснии и Герцеговине проводятся собрания жителей, рабочих, студентов, на которых они выдвигают различные требования и критикуют все политические партии. Такая форма прямой демократии. Вы поддерживаете это? Участвуете в этом? Вы поддерживаете идею прямой демократии, как альтернативу нынешней политической системе?
Да, да, конечно, мы представляем идеи анархизма на всех пленумах (собраниях), например только сегодня было три собрания, в которых мы участвовали. На пленумах люди принимают решения о том, какие требования выдвигать правительству и без прямой демократии мы бы вообще ничего не сделали. Сейчас мы предлагаем организовать такие собрания жителей в каждом квартале Сараево, а затем выдвигать 1-2 человек на общий пленум, чтобы там можно было сформулировать общие идеи представителей целого города. Мы называем эти народные собрания – “производством возможностей”. Сначала я думала – нет, ничего не выйдет, никто не поддержит идею общих собраний, или там это дерьмо – Неправительственные Организации (NGO) все будут контролировать. Но, к счастью, я оказалась не права.
А как вы представляете себе будущее общество, в случае, если протесты Боснии будут развиваться в нужном правильном направлении? Каким вы бы хотели видеть анархистское общество? Структурно? Как ассоциацию таких пленумов на промышленных заводах и в кварталах городов?
Да, для начала так (я, правда, сомневаюсь в том, что это уже сразу будет анархизм, но мы пытаемся к этому вести). Пленумы – замечательная вещь, не только потому, что там каждый человек может изложить свои идеи и требования, но так же потому, что люди таким способом узнают о существовании друг друга, ты вступаешь в общение с людьми, ты разговариваешь с людьми, с которыми ты в своей жизни никогда не встречался и ты чувствуешь прилив энергии. Молодые люди, которые считались “проблемными”, приходят, участвуют в дебатах, формулируют политические требования. Здесь в общественном движении присутствует анархистский дух: люди не верят партиям, поддерживают самоорганизацию, хотя у них и нет идеи анархии. Вот почему, мне кажется, что в Боснии многие люди – анархисты в душе. Чего мои боснийские мозги никак не в силах понять, так это то, почему оппозиционные политические партии присутствуют на украинском Майдане. Здесь это совершенно невозможно; люди крайне подозрительно относятся ко всем, кто выглядит странно и сразу начинают спрашивать: “а ты не из партии ли какой сюда пришел?”. Здесь всех тошнит от политических партий, в том числе оппозиционных.
С чем связано такое негативное отношение боснийцев к политическим партиям?
Люди разочаровались в том, что касается работы политических партий. Важно, что многие здесь были убиты, потому что 20 лет назад партии развязали войну – войну из-за денег и политических интересов. К тому же, сегодня люди осознают, что партии никогда не работают в их интересах, но всегда отстаивают лишь собственные партийные интересы, в том числе и тогда, когда кооперируются с другими партиями. По схожим причинам есть и массовое разочарование в неправительственных организациях (NGO), которые работают в своих собственных интересах и финансируются ЦРУ.
Верно ли, что в протестах участвует много рабочих, возмущенных результатами приватизаций заводов – увольнениями, безработицей?
Конечно. Протесты начались именно благодаря рабочим. Рабочие в Тузле протестовали каждую среду, в течение 3-4 месяцев. Потом многие присоединились к ним и попытались войти в правительственное здание, потому что убедились в том, что правительство не собирается ничего делать и решать имеющиеся проблемы. Сейчас пленумы проводятся в Сараево, в Доме Молодежи, в концертном зале; мы сначала хотели проводить пленумы в помещении студенческого радио, но оказалось слишком много людей, все там не помещались и тогда мы принудили правительство предоставить нам это помещение. Точно так же случилось и в Тузле, где люди заставили местное правительство предоставить народу право использовать для собраний ЛЮБОЕ общественное помещение. И да, рабочие участвуют в пленумах, множество рабочих. А вот буржуазные элементы – нет. Сначала многие представители золотой молодежи мастурбировали на “революцию”. Но когда они увидели. что на самом деле происходит, дочь одного крупного бизнесмена (Ejup Ganić) из Сараево написала, как ей неприятны наши “насильственные действия” и что она не хочет чувствовать себя частью “революции”, которая в один прекрасный день может предать огню ее собственность (ее домик стоит 2 миллиона долларов).
Возможно ли в будущем полное взятие фабрик под контроль рабочими пленумами? Переход фабрик к полному самоуправлению?
Да, возможно, и мы планируем озвучить данное требование. Но мы должны быть сейчас осторожны. Шаг за шагом нужно показать людям на конкретных примерах, что капиталистическая система не работает, показать без подталкивания и без истерики, и тогда мы сможем озвучить требования, невозможные для политиков. Кроме того, существует риск использования правительством насилия. В то же время, сейчас люди увидели, что мы живем в полицейском государстве. В прошлом не было таких проблем с полицией, они не избивали людей на улицах, а теперь все увидели, как они бьют и арестовывают людей и начинают понимать, в чьих интересах работает полиция. Примерно то же самое со СМИ. Боснийские СМИ пытаются представить протестующих хулиганами, бандитами. Или, например, СМИ делают репортаж о нас и говорят, что задержали человека с 13 кг наркотиков, а на самом деле этого человека арестовали в другой части города, не там, где были протесты (и потом СМИ вынуждены были это признать).
Хочу спросить вот о чем. В Украине на Майдане довольно сильны националисты. Конечно, большинство народа не входит ни в какие националистические группы. Главное, что объединяет людей на Майдане в Киеве, это борьба за народовластие и против полицейского государства. Но все же националисты там сильны. Как относятся протестующие в Боснии к национализму?
Мы знаем, что украинские протесты “правее” наших. В Боснии осознали, что национализм – это маска, которую правительство и политические партии используют для того, чтобы грабить всех остальных. В Боснии люди прекрасно видели, как лидеры националистов из разных этнических групп сотрудничали между собой, в то время как формально они враждовали. Стало ясно, что все это – дерьмо и оно не приносит никакой пользы обычным людям, что националисты, если им надо, объединяются против всех остальных.
Что же получается? Людям надо было пройти через ужасную боснийскую войну, этнические чистки и 20 лет правления националистов, чтобы понять, что национализм – не решение?
Ну… похоже, что так. Мы, молодежь, – поколение, привыкшее к пропаганде национализма, и это сделало нас антифашистами. Знаешь, мы видели, что поколение наших родителей сражалось “за страну, за свободу” и в итоге они все оказались полностью отвергнуты тем самым государством, за независимость которого они проливали кровь. Очень важно, что сейчас в Боснии отвергают разговоры о захвате Сербской Республики (имеется в виду автономная сербская часть Боснии – прим.). Президент Сербской Республики постоянно разыгрывает эту карту, он говорит, что мы все – боснийские нацисты и планируем уничтожить сербов. Это чистая ложь, протестующие много раз заявляли, что у них нет никаких подобных намерений в отношении боснийских сербов. Сербы сами должны решать, как им жить, а не мы. Разумеется, в то же самое время, мы не против помощи сербам, если она потребуется.
Сейчас положение такое, что Босния и Герцеговина (официальное название государства – прим.) состоит из нескольких частей: из боснийско-хорватской (мусульмано-хорватской) федерации и сербского боснийского государства; у нас три президента; никакое политическое решение в боснийско-хорватской федерации нельзя принять без согласия президента Сербской Республики, и наоборот, он не может принять решение без согласия руководства боснийских мусульман и хорватов. Эта запутанная неработающая система – результат гражданской войны и Дейтонских соглашений (Де́йтонское соглаше́ние — соглашение о прекращении огня, разделении враждующих сторон и обособлении территорий, положившее конец гражданской войне в Республике Босния и Герцеговина 1992—1995 гг. Согласовано 21 ноября 1995 года на военной базе США в Дейтоне. – прим). Но правда в том, что все эти президенты ничего для народа не делают. В реальности, существуют две возможности – объединение всех со всеми или отделение Боснийской Сербии. Если сербы захотят жить в своем государстве, то это – их дело, а мы будем продолжать нашу революцию. Я не идиотка, и не собираюсь принуждать сербов жить в единой Боснии, как пыталось это сделать поколение наших родителей. Что бы все было ясно: я считаю, что босняки имеют полное право защищаться в случае сербской агрессии, но сейчас совершено иная ситуация. И потом, важно понимать, что солдаты боснийской армии – это вовсе не независимые люди, которые взяли в руки оружие, чтобы защищать свои семьи; солдаты служат государству.
Существует ли в сербской части Боснии протестное движение? Есть ли у него контакты с протестующими в Тузле, Сараево и Мостаре – мусульманских и хорватских регионах? И еще как относятся друг к другу участники протестов – мусульмане и хорваты?
Сараево, Мостар и Тузла находятся в боснийско-хорватской федерации. В Республике Сербов нет крупных протестов. Некоторые группы пытались организовать протесты, но сербские наци срывали их, выкрикивая имена военных преступников; кричали: “Мы – сербы!”, “Не хотим Боснию!” и т.д. А Мостар – Мостар разделен на две части, мусульманскую и хорватскую. Но когда там начались протесты, они объединились. Мусульмане и хорваты стали вместе поджигать офисы политических партий – мусульманских и хорватских партий, и вместе проводить пленумы и принимать там на этих собраниях совместные решения. Я никогда не думала, что так будет и сейчас я горда тем, что являюсь частью всего этого.
Ты считаешь себя боснийкой? Если да, это не мешает тебе быть интернационалисткой?
Я – интернационалистка. Я вовсе не считаю людей нацистами только на том основании, что они чувствуют свою причастность к определенной национальной группе. Существует большая разница между народностью и нацией. Нация – это что-то, связанное с государством, народность – местная культура, настоящий университет жизни. Во всем что касается культуры, отношений, искусства ты не можешь избежать народности, потому что она влияет на поведение людей и учит их жизни. Это нечто, что нуждается в уважении.
Существует ли вероятность распространения протестов в других регионах бывшей Югославии?
Да, этот возможно. Например, в Черногории уже начались протесты.
