Эпоха стали (перв.пол. XX в )

Безначальцы — самые радикальные анархисты Российской империи



Операция Охранного отделения по задержанию анархистов в Российской империи

Обострение политической ситуации в Российской империи в 1905 году, последовавшее за расстрелом мирной рабочей демонстрации 9 января, шедшей к императорскому дворцу под руководством священника Георгия Гапона, повлекло за собой и активизацию революционных организаций различных идеологических взглядов. Социал-демократы, социалисты-революционеры, анархисты – каждая из этих политических сил отстаивала собственную линию относительно идеала общественного устройства.

История социал-демократического движения в этот период, пусть и с определенными искажениями или преувеличениями, но детально описана в советской исторической литературе. Другое дело – история анархистов. Идеологическим оппонентам социал-демократов – анархистам – повезло гораздо меньше. В советское время их роль в событиях того времени откровенно замалчивалась, а в постсоветский период они привлекли внимание лишь узкого круга интересующихся историков.

Между тем, именно период с 1905 по 1907 гг. можно назвать едва ли не наиболее активным в истории российского анархистского движения. Кстати, само анархистское движение никогда не было единым и централизованным, что объясняется, прежде всего, самой философией и идеологией анархизма, в котором существовало множество течений – от индивидуалистических до анархо-коммунистических.

По отношению к методам действий анархисты также разделялись на «мирных», или эволюционных, ориентированных на долговременный прогресс общества или создание коммунитарных поселений «здесь и сейчас», и революционных, которые, как и социал-демократы, ориентировались на массовое движение пролетариата или крестьянства и выступали за организацию профессиональных синдикатов, анархических федераций и прочих структур, способных свергнуть государство и капиталистическую систему. Наиболее радикальное крыло революционных анархистов, о котором и пойдет речь в данной статье, выступало не столько за массовые действия, сколько за акты индивидуального вооруженного сопротивления государству и капиталистам.

Парижская группа безначальцев

Революционные события в России вызвали оживление среди русских анархистов, проживавших в эмиграции. Надо отметить, что таковых насчитывалось достаточно много, в особенности среди студентов, обучавшихся во Франции. Многие из них стали задумываться о том, не является ли традиционная программа анархо-коммунизма в духе П.А. Кропоткина и его соратников по группе «Хлеб и воля» чересчур умеренной, не стоит ли подходить к тактике и стратегии анархизма с более радикальных позиций.

Весной 1905 года во Франции появилась Парижская группа анархистов-коммунистов «Безначалие», а в апреле 1905 года вышел первый номер журнала “Листок группы «Безначалие»”. В программном Заявлении безначальцы делали первоочередной вывод: истинный анархизм чужд всякого доктринерства и может восторжествовать лишь как революционное учение. Этим они прозрачно намекали на то, что «умеренный» анархо-коммунизм в духе П.А. Кропоткина нуждается в пересмотре и приспособлении к современным условиям.

Учение безначальцев представляло собой радикализованный анархо-коммунизм, который добавлялся идеей Бакунина о революционной роли люмпен-пролетариата и махаевским неприятием интеллигенции. Чтобы не топтаться на одном месте и не скатываться в болото оппортунизма, анархизм, по мнению авторов Заявления безначальцев, должен был поставить в своей программе девять принципов: классовую борьбу; анархию; коммунизм; социальную революцию; «беспощадную народную расправу» (вооруженное восстание); нигилизм (ниспровержение «буржуазной морали», семьи, культуры); агитацию среди «черни» — безработных, босяков, бродяг; отказ от любого взаимодействия с политическими партиями; интернациональную солидарность.

Однофамилец царя

Журнал “Листок группы «Безначалие»” издавало редакторское трио – Степан Романов, Михаил Сущинский и Екатерина Литвин. Но первую скрипку в группе, конечно, играл двадцатидевятилетний Степан Романов, известный в анархистских кругах под прозвищем «Бидбей». На сохранившейся до наших дней фотографии – темноволосый бородатый молодой мужчина со смуглыми, явно кавказскими, чертами лица. «Маленького роста, худой, с темно-пергаментной кожей и черными на выкат глазами, он по своему темпераменту был необычайно подвижен, горяч и порывист. У нас, в Шлиссельбурге, за ним установилась репутация острослова, и действительно, порою он бывал очень остроумен», – вспоминал о Романове-Бидбее встречавшийся с ним в царских тюрьмах Иосиф Генкин (Генкин И.И. Анархисты. Из воспоминаний политического каторжанина. – Былое, 1918, № 3(31). Стр.168.).

Степан Романов “Бидбей”

Анархисту Бидбею «повезло» не только с фамилией, но и с местом рождения: однофамилец императора, Степан Михайлович Романов был и земляком Иосифа Виссарионовича Сталина. Идеолог «безначальцев» родился в 1876 году в небольшом грузинском городке Гори Тифлисской губерни. Его мать была богатой землевладелицей. Дворянина по происхождению, да еще и сына состоятельных родителей, Романова могло ждать безбедное и беззаботное будущее правительственного чиновника, предпринимателя, на худой конец – инженера или ученого. Однако, как и многие его ровесники, он предпочел всецело отдаться революционной романтике.

После окончания землемерного училища, Степан Романов в 1895 году поступил в Горный институт в Санкт-Петербурге. Но очень быстро прилежная учеба надоела молодому человеку. Его захватывали общественно-политические проблемы, студенческое движение и в 1897 году он примкнул к социал-демократам. Первый арест последовал 4 марта 1897 года – за участие в знаменитой студенческой демонстрации у Казанского собора. Но на юношу эта «превентивная мера» повлияла совсем не так, как того хотелось полицейским чиновникам. Он стал еще более активным противником самодержавия, организовывал студенческие кружки в Горном и Лесотехническом институтах.

В 1899 году Степана Романова арестовали второй раз и посадили в знаменитую тюрьму «Кресты». После двухмесячного заключения в административном порядке беспокойного студента выслали на родину сроком на два года. Но что было делать молодому революционеру в провинциальном Гори? Уже в следующем 1900-м году Романов нелегально приехал в Донбасс, где вел социал-демократическую пропаганду среди шахтеров. В 1901 году бывший студент вернулся в Петербург и восстановился в Горном институте. Разумеется, не ради учебы, а ради общения с молодежью и создания революционных кружков. Вскоре, однако, его из учебного заведения исключили.

Окончательно определившись с выбором в качестве жизненного пути «карьеры» профессионального революционера, Степан Романов отправился за границу. Он побывал в Болгарии, Румынии, во Франции. В Париже Романов получил возможность поподробнее познакомиться с историей и теорией различных направлений мировой социалистической мысли, в том числе и с анархизмом, практически не известным в то время в границах Российской империи. Идеал безвластного и бесклассового общества заворожил молодого эмигранта. Он окончательно забросил социал-демократические увлечения юности и перешел на анархо-коммунистические позиции.

В 1903 году Романов поселился в Швейцарии и примкнул к действовавшей в Женеве группе русских анархистов-коммунистов, оставаясь в ее рядах до 1904 года. В это же время он принял участие в создании «социалистического, революционно-технического журнала» с недвусмысленным призывом «К оружию!» (Sa ceorfees) в качестве названия. Вместе с Романовым в издании журнала «К оружию!», вышедшего двумя номерами на русском и французском языках, участвовали сподвижница Кропоткина Мария Гольдсмит-Корн, хлебоволец Г.Г. Деканозов и знаменитый специалист по разоблачению провокаторов социалист-революционер В. Бурцев. Вышло два номера, причем в первом, за 1903-й год в качестве места издания в целях конспирации был обозначен Париж, а во втором, за 1904-й год – Царевококшайск. В 1904 году Степан Романов вернулся из Женевы в Париж, где участвовал в издании газеты «La Georgie» («Грузия»), руководил издательской деятельностью группы «Анархия».

Парижские последователи Кропоткина не очаровали, а, скорее, разочаровали Романова. Он был настроен гораздо более радикально. Наблюдая за нараставшей социальной напряженностью в России и радикальными действиями первых российских анархистов-коммунистов в Белостоке, Одессе и других городах, Романов считал чересчур умеренными позиции ортодоксальных кропоткинцев – «хлебовольцев».

Размышления Романова о радикализации анархистского движения вылились в создание Парижской группы анархистов-коммунистов «Безначалие» и выпуск журнала “Листок группы «Безначалие»” в апреле 1905 года. В июне-июле 1905 года вышел сдвоенный № 2/3 журнала, а в сентябре 1905 – последний четвертый номер. В журнале печатались, помимо воззваний «безначальцев», материалы о положении дел в Российской империи и о действиях на ее территории анархистских групп. Журнал прекратил свое существование после четвертого номера – во-первых, из-за источника финансирования, а во-вторых – из-за отъезда самого Степана Романова в Россию, последовавшего в декабре 1905 года.

Идеи безначалия

Свою социально-политическую и экономическую программу безначальцы старались изложить максимально доступно для «черни», даже несколько примитивно по форме изложения. Для группы «Безначалие», разделявшей, вслед за Михаилом Бакуниным, глубокую веру в богатые революционные творческие способности русского крестьянства и люмпен-пролетариата, было присуще достаточно негативное отношение к интеллигенции и даже к «сытым» и «довольным» квалифицированным рабочим.

Ориентируясь на работу среди беднейшего крестьянства, чернорабочих и грузчиков, подёнщиков, безработных и босяков, безначальцы обвиняли более умеренных анархистов – «хлебовольцев» в том, что они зациклились на промышленном пролетариате и «предали» интересы самых обездоленных и угнетенных слоев общества, тогда как именно они, а не относительно благополучные и материально обеспеченные специалисты, больше всего нуждаются в поддержке и представляют собой наиболее податливый для революционной пропаганды контингент.

Безначальцами за границей и в России было выпущено несколько воззваний, которые дают возможность представить себе теоретические взгляды группы на организацию борьбы против государства и на организацию анархического общества после победы социальной революции. В воззваниях к крестьянам и рабочим анархисты «Безначалия» старательно обыгрывали укоренившуюся в простонародной среде идеализацию жизни в старой, патриархальной Руси, наполняя их анархистским содержанием. Так, в одной из листовок «анархистов-общинников» (российских безначальцев) говорилось: «было время, когда на Руси не было ни помещиков, ни царей, ни чиновников, а все люди были равны, и земля в то время принадлежала только народу, который работал на ней и делился ею между собою поровну».

Дальше в той же листовке раскрывались причины крестьянских бедствий, для объяснения которых безначальцы ссылались на знакомый большинству даже самых темных крестьян исторический сюжет о татаро-монгольском иге: «Но вот напала на Русь татарщина, завела на Руси царевщину, понасажала по всей земле помещиков, а свободных людей в холопы превратила. До сих пор еще жив этот дух татарский – гнет царский, до сих пор они над нами издеваются, бьют нас и по тюрьмам сажают» (Воззвание анархистов-общинников «Братья крестьяне!» – Анархисты. Документы и материалы. Том 1. 1883-1917. М., 1998. С. 90).

В отличие от анархистов кропоткинского направления, безначальцы придерживались «террористического» курса, то есть не только допускали возможность индивидуального и массового террора, но и считали его одним из важнейших средств борьбы с государством и капиталом. Массовый террор безначальцы определяли как террористические акты, совершаемые по инициативе народных масс и только их представителями.

Они подчеркивали, что массовый террор является единственным народным приемом борьбы, всякий же другой террор, руководимый политическими партиями (например, эсерами) эксплуатирует силы народа в корыстных интересах политиканов. Для террора анархистского безначальцы рекомендовали угнетенным классам создавать не централизованные организации, а кружки по 5-10 человек из самых боевых и надежных товарищей. За террором признавалось решающее значение в деле пропаганды революционных идей среди народных масс.

Наряду с массовым террором, в качестве подготовительного средства к социальной революции и метода пропаганды действием безначальцы называли и «частичную экспроприацию» готовой продукции из складов и магазинов. Чтобы не голодать во время забастовок, не терпеть нужду и лишения, безначальцы предлагали рабочим захватывать магазины и склады, громить лавки и забирать из них и хлеб, и мясо, и одежду.

Еще одним неоспоримым достоинством листовок безначальцев было то, что в них не только давалась критика существующего строя, но и тут же давали рекомендации, что и как следует делать и обрисовывали идеал общественного устройства. Безначальцы выступали за равный раздел земли между крестьянами, обмен продукцией между городом и деревней, захват фабрик и заводов. Критиковались парламентская борьба и профсоюзная деятельность. Революция виделась безначальцам как всеобщая захватная стачка, осуществляемая дружинами рабочих и крестьян.

После того, как анархическое восстание завершится успехом, безначальцы предполагали собрать все население города на площадь и решить с общего согласия, какое количество часов должны работать мужчины, женщины и «слабые» (подростки, инвалиды, старики) для поддержания существования коммуны. Безначальцы заявляли, что для обеспечения своих потребностей и реальных потребностей общества каждому взрослому человеку вполне достаточно работать по четыре часа в день.

Распределение товаров и услуг безначальцы стремились организовать по коммунистическому принципу «каждому – по потребностям». Для организации учета производимых товаров предполагалось создать статистические бюро, в которые выбирались бы самые порядочные товарищи от всех фабрик, мастерских и заводов. Результаты ежедневных подсчетов продукции печатались бы в новой, созданной специально для этой цели, ежедневной газете. Из этой газеты, как писали безначальцы, каждый смог бы узнать, где и сколько хранится материала. Каждый город рассылал бы эти статистические газеты в другие города, чтобы оттуда могли бы выписать производимые товары и, в свою очередь, выслать свою продукцию.

Отдельное внимание уделили железным дорогам, по которым, как говорилось в воззвании, можно будет перемещаться и отправлять товар без всяких платежей и билетов. Работники же железных дорог, от стрелочников до инженеров, будут работать одинаковое количество часов, получат одинаково достойные условия жизни и, тем самым, придут к соглашению между собой.

«Буйный толстовец» Дивногорский

Решение перенести свою деятельность на территорию Российской империи безначальцы приняли еще в самом начале своего существования. Первым в Россию из Парижа в июне 1905 года отправился ближайший сподвижник Бидбея по группе «Безначалие» Николай Дивногорский. Он ехал поездом, по пути разбрасывая из окон вагона листовки с воззваниями к крестьянам, звавшими их восстать против помещиков, жечь помещичьи усадьбы, поля и амбары и убивать полицейских урядников и становых приставов. Чтобы агитация не казалась голословной, к воззваниям предлагались подробные рецепты изготовления взрывчатых веществ и рекомендации по их применению и по совершению поджогов.

Николай Валерианович Дивногорский (1882—1907) был личностью не менее интересной и примечательной, чем идеолог группы Бидбей-Романов. Если Романов до перехода к анархизму был социал-демократом, то Дивногорский сочувствовал … пацифистам-толстовцам, отчего и любил представляться псевдонимом Толстой-Ростовцев, которым и подписывал свои статьи и брошюры.

Дивногорский тоже имел дворянское происхождение. Он родился в 1882 году в Кузнецке Саратовской губернии в семье отставного коллежского регистратора. «Человек подвижный и непоседливый, имел характер непосредственный, темперамент сугубо-сангвинический. Вечно он носился со множеством планов и проектов… По складу своей души искренний фанатик, отзывчивый добряк, что называется, рубаха-парень, с очень некрасивым, но очень привлекательным лицом…», – характеризовал его И. Генкин в воспоминаниях об участниках группы безначальцев (Генкин И.И. Анархисты. Из воспоминаний политического каторжанина. – Былое, 1918, № 3(31). С. 172).

Достаточно непосредственный в бытовых вопросах человек, Николай Дивногорский вел себя так, как будто бы был современным киником, последователем «жившего в бочке» Диогена Синопского. И. Гескин вспоминает: проходя мимо огорода какого-то помещика и будучи очень голоден, он накопал себе картошек и совершенно открыто, ни от кого не таясь, развел костер, чтобы ее приготовить. Его поймали с поличным и побили. Возмущенный Дивногорский в ту же ночь поджег помещика.

Николай Дивногорский

Из Камышинского реального училища Николая Дивногорского отчислили «за плохое поведение» в 1897 году. Он продолжил учебу в Харьковском университете, где и познакомился с учением христианского анархизма Льва Толстого и стал его горячим сторонником. Отрицавшее государственную власть, призывавшее к бойкоту налогов и призыва на военную службу, толстовство прельстило студента Дивногорского. Он пропагандировал учение Толстого среди крестьян сел Харьковской губернии, по которым бродил, представляясь народным учителем. В конце концов, в 1900 году Дивногорский окончательно бросил учебу в университете и отправился на Кавказ в колонию последователей Толстого.

Однако, жизнь в кавказской коммуне скорее способствовала его разочарованию в толстовстве. В 1901 году Дивногорский вернулся в Камышин, накрепко усвоив от толстовства не «непротивление злу насилием», а отрицание государства и всех связанных с ним обязательств, в том числе и военной службы. Скрываясь от призыва в армию, в 1903 году он уехал за границу и поселился в Лондоне. Вращаясь среди тамошних последователей Толстого, он познакомился с анархизмом и стал его сторонником и активным пропагандистом.

В январе 1904 года Дивногорский отправился из Лондона в Бельгию с грузом анархистской литературы, которую следовало переправить в Россию. Кстати, вместе с анархистскими прокламациями он, по старой памяти, вез и толстовские брошюрки. В городе Остенде Николая Дивногорского арестовали бельгийские власти, обнаружив у молодого русского фальшивый паспорт на имя В. Власова. 6 февраля 1904 года уголовный суд города Брюгге приговорил задержанного анархиста к 15-дневному аресту, который был заменен высылкой из страны.

В Париже Дивногорский примкнул к безначальцам и отправился в Россию создавать нелегальные группы. Интересно, что безначальцы, поставив своей целью создание групп в России, решили «не мелочиться» и выбрали для своей пропагандистской деятельности столицы – Москву и Петербург, в которых к 1905 году анархистское движение было гораздо менее развито, чем в западных губерниях.

Прибыв в Петербург, Дивногорский сразу же принялся за поиск каких-либо анархистских или полуанархистских групп, которые могли бы действовать в городе. Однако, собственно анархистов в начале 1905 года в столице практически не было. Существовала только «идейно близкая» группа «Рабочий заговор». С ней и начал сотрудничать Дивногорский, выискивая точки соприкосновения и склоняя ее активистов на сторону «Безначалия».

Группа «Рабочий заговор» стояла на позициях «махаевщины» – учения Яна Вацлава Махайского, негативно относившегося к интеллигенции и политическим партиям, в которых он видел средство интеллигенции для управления рабочими. Махайский безоговорочно относил интеллигенцию к эксплуататорскому классу, поскольку она существует за счет рабочего класса, используя свои знания в качестве орудия для эксплуатации трудящихся. Он предостерегал рабочих от увлечения социал-демократией, подчеркивая, что социал-демократические и социалистические партии выражают классовые интересы не рабочих, а именно интеллигенции, которая рядится в тогу защитников трудящихся, но на самом деле просто стремится к завоеванию политического и экономического господства.

Лидерами «махаевцев» Петербурга были два весьма непохожих друг на друга человека – Софья Гурари и Рафаил Марголин. Революционерка со стажем с конца XIX века, Софья Гурари еще в 1896 году была сослана за участие в одной из неонароднических групп в Сибирь. В глухой якутской ссылке она познакомилась с другим ссыльным революционером – тем самым Яном Вацлавом Махайским, и стала сторонницей его теории «рабочего заговора». Вернувшись спустя 8 лет в Петербург, Гурари возобновила революционную деятельность и создала махаевский кружок, к которому примкнул шестнадцатилетний водопроводчик Рафаил Марголин.

Анархисты-общинники в Петербурге

Познакомившись с Дивногорским, махаевцы прониклись идеями группы «Безначалие» и перешли на анархистские позиции. На привезенные им деньги группа создала небольшую типографию и с сентября 1905 года приступила к регулярному выпуску листовок, которые подписывала «анархисты-общинники». В том, что группа предпочитала называть себя не анархистами-коммунистами, а именно анархистами-общинниками. Листовки распространялись на собраниях рабочих и учащейся молодежи. Из последней и удалось петербургским анархистам-общинникам набрать некоторое количество активистов. К октябрю 1905 года были изданы две брошюры – «Вольная воля» тиражом в две тысячи экземпляров, и «Манифест крестьянам от анархистов-общинников» тиражом в десять тысяч экземпляров.

В то же время, когда в Петербург прибыл Николай Дивногорский, другой видный анархист – «безначалец», двадцатилетний Борис Сперанский, с грузом литературы направился организовывать группы «Безначалия» на юге России, в том числе в Тамбове. Как и Романов с Дивногорским, Сперанский тоже был недоучившимся студентом, успевшим побывать под полицейским надзором и пожить в Париже в эмиграции. После двухмесячного пребывания в Париже, Сперанский вернулся в Россию, где работал на нелегальном положении вплоть до появления царского Манифеста 17 октября 1905 года о «даровании свобод».

Осенью 1905 года Сперанский участвовал в создании анархистских групп в Тамбове, вел работу среди крестьян окрестных сел Тамбовской губернии, организовал типографию, но вскоре снова был вынужден уйти в подполье и покинуть Тамбов. Обосновался Сперанский в Петербурге, где жил под именем Владимир Попов. Напарником Сперанского по агитации в Тамбове стал сын священника Александр Соколов, подписывавшийся «Колосов».
В декабре 1905 года в Россию из парижской эмиграции вернулся и сам Степан Романов-Бидбей. С его прибытием группа анархистов-общинников переименовалась в группу анархистов-коммунистов «Безначалие». Ее численность составила 12 человек, в том числе несколько студентов, один исключенный семинарист, одна женщина-врач, трое бывших гимназистов. Хотя безначальцы старались поддерживать связи с рабочими и матросами, наибольшее влияние они имели среди учащейся молодежи. Им охотно давали деньги, предоставляли квартиры для собраний.

Однако, уже в январе 1906 года полицейский провокатор, проникший в ряды безначальцев, сдал актив группы полиции. Полиция арестовала 13 человек, обнаружены типография, склад литературы, стрелковое оружие, бомбы и яды. Семерых арестованных вскоре пришлось отпустить за недостаточностью улик, зато к оставшимся присоединили Сперанского и задержанного в Тамбовской губернии Соколова.

Суд над безначальцами состоялся в ноябре 1906 года в Петербурге. Все арестованные по делу анархистов-общинников, в том числе и неформальный лидер группы Романов-Бидбей, по приговору Петербургского военно-окружного суда были приговорены к 15 годам заключения, только двоим несовершеннолетним, двадцатилетнему Борису Сперанскому и семнадцатилетнему Рафаилу Марголину в силу возраста срок заключения уменьшили до десяти лет. Хотя на свободе остались некоторые активные участники группы, в том числе восемнадцатилетняя работница Зоя Иванова, работавшая в типографиях и дважды приговаривавшаяся к смертной казни, по петербургским анархистам-общинникам «безначальцам» был нанесен сокрушительный удар. Лишь двоим безначальцам удалось выскользнуть из лап царской полиции.

Бывший студент Владимир Константинович Ушаков, тоже дворянин по происхождению, но прекрасно ладивший с петербургскими фабричными рабочими и известный среди них под прозвищем «Адмирал», успел бежать и скрылся на территории Галиции, входившей тогда в состав Австро-Венгрии. Впрочем, вскоре он объявился в Екатеринославе, а затем в Крыму. Там, во время неудачной экспроприации в Ялте, Ушаков был схвачен и отправлен в севастопольскую тюрьму. Предпринятая им впоследствии попытка побега провалилась и «Адмирал» покончил с собой, выстрелив из револьвера себе в голову.

Дивногорскому, которого полиция успела арестовать при ликвидации группы, удалось избежать каторги. Помещенный под стражу в Трубецкой бастион Петропавловской крепости, он вспомнил свой опыт «уклониста» от военной службы, симулировал сумасшествие и был помещен в больницу Святого Николая Чудотворца, исчезнуть из которой было попроще, чем бежать из казематов Петропавловской крепости.

В ночь на 17 мая 1906 года, за несколько месяцев до суда над петербургскими «безначальцами», Дивногорский бежал из больницы и, нелегально пробравшись через границу, эмигрировал в Швейцарию. Обосновавшись в Женеве, Дивногорский продолжал активную анархистскую деятельность. Он попытался создать собственную группу – Женевскую организацию анархистов-коммунистов всех фракций и печатное издание «Голос пролетария. Вольная трибуна анархистов-коммунистов», которые могли бы стать основой объединения всех русских анархо-коммунистов. Но попытки Дивногорского начать объединительный процесс русского анархического движения за границей не увенчались успехом.

Вместе с некими Дубовским и Даниловым в сентябре 1907 года совершил попытку ограбления банка в Монтре. Оказав вооруженное сопротивление полиции, «безначалец» был схвачен и помещен в Лозаннскую тюрьму. Суд приговорил Дивногорского к 20 годам каторжных работ. В своей камере русский анархист и умер от сердечного приступа. Американский историк П. Эврич излагает, впрочем, версию, будто бы Дивногорский сгорел заживо, облив себя в камере Лозаннской тюрьмы керосином из лампы (Эврич Пол. Русские анархисты. 1905-1017. М., 2006. С.78).

Александр Соколов, переведенный из Петербурга в Нерчинскую каторжную тюрьму, был отправлен в вольную команду и в 1909 году покончил с собой, бросившись в колодец. Степан Романов, Борис Сперанский, Рафаил Марголин дожили до революции 1917 года, вышли на свободу, но уже не принимали активного участия в политической деятельности.

Так закончилась история группы «безначальцев» — примера создания наиболее крайней, в плане политического и социального радикализма, версии анархо-коммунистической идеологии.

источник