апрель 2025
Я – Александр КольченкоКак политический активист я во многом сформировался под влиянием антифашистского движения и хардкор-панк-сцены. В мою жизнь входили регулярные уличные драки с нацистами, охрана хардкор-концертов и акции солидарности с российскими анархистами и антифашистами. Мы с товарищами участвовали и в экологической борьбе, крупнейшей из которых был международный лагерь протеста против угольного терминала в Севастополе в 2009 году. Мы также участвовали в кампании против платных услуг в университетах, после чего в 2010 году был основан синдикалистский студенческий союз под названием «Студенческое действие».
Однако в 2014 году мы оказались в новой ситуации, когда наши старые доктрины уже не действовали.
Например, однажды мы организовали митинг в память о людях, погибших от рук милиции на Майдане. Мы возложили цветы к зданию Совета министров и зажгли свечи на центральной площади Симферополя. На мероприятие пришло много провокаторов. Один из них, агрессивный мужчина, начал преследовать нас после окончания мероприятия. Он провоцировал нас и прохожих, крича, что мы бандеровцы.
Непонятно, был ли он трезв или пьян. Он проследовал за нами до супермаркета, где в результате его криков нас окружила группа подозрительных пожилых людей. Мы объяснили им, что являемся антифашистами.
По случайности в супермаркете оказались и молодые футбольные хулиганы в возрасте 15-18 лет. Услышав, что мы антифашисты, они начали вставлять в рот капы и натягивать на лица маски, несмотря на то, что все это время находились под камерами наблюдения.
Мы, в свою очередь, небрежно начали доставать из карманов резиновые молотки, показывая, что, несмотря на их численное превосходство, нас не победить. В то же время мы пытались избежать драки внутри магазина, переговариваясь. Моя спутница позвонила знакомому аполитичному хулигану, объяснила ситуацию и призвала принять воспитательные меры в отношении этих молодых людей.
Когда ситуация разрешилась, мы отправились в бар, расположенный в одной автобусной остановке от супермаркета, о котором шла речь. Там мы провели некоторое время. Одна из женщин-товарищей уже ушла, но вскоре позвонила нам и сообщила, что вся группа молодых футбольных хулиганов идет в нашу сторону. Нас оставалось только двое. Мой товарищ пошел позвонить и проверить ситуацию на улице. Вернувшись, он сказал, что мы будем драться. Я спросил, двое ли нас? Нет, трое, – ответил он.
Мне стало интересно, кто будет третьим. Кто добровольно согласится быть избитым группой молодых людей? Товарищ назвал нам кодовое имя старого, знакомого ультраправого противника. Он неоднократно нападал на нас со спины – и мы нападали на него. Теперь он собирался сражаться на нашей стороне, готовый принять на себя удар превосходящих сил.
Мы вышли на улицу, где этот парень разговаривал с представителем хулиганов симферопольского футбольного клуба «Таврия»[1], обвиняя их в том, что они не ведут должной молодежной работы и что их молодежь ездит на Антимайдан на автобусах, чтобы заработать денег.[2] Перешедший на нашу сторону ультраправый добавил, что его группе удалось остановить один из автобусов на обратном пути, отобрать грязные деньги и сказать молодежи, что в следующий раз их выгонят из хулиганских кругов. Парень из «Таврии» слушал, склонив голову, и ему нечего было сказать по поводу этих обвинений.
В течение следующих нескольких дней мы встречались в баре, смотрели трансляции с Майдана, обсуждали, что мы можем сделать в Симферополе и Крыму в целом. Мы указывали ультраправым на то, как они раньше вели себя в драках совершенно бесчестно, даже в масштабах уличных боев. Они также жаловались нам на прошлое.
Позже, когда в Симферополе проходил марш протеста в память о всех погибших на Майдане 23 февраля, мы приехали туда с нашей антифашистской толпой, чтобы принять участие в мероприятии и позаботиться о безопасности. Когда мы подошли к группе субкультурных ультраправых, мы поприветствовали самых достойных из них. Остальных мы проигнорировали в знак протеста. Вы бы видели их выражения!
Они смотрели на нас и своих товарищей с недоверием, не понимая, что происходит. Примерно в то же время, в начале 2014 года, в Симферополе мы начали общаться с другим костоломом, с которым неоднократно боролись в первом десятилетии 2000-х годов.
С тех пор он пересмотрел свои взгляды и перешел на антифашистскую позицию. Мы до сих пор в хороших отношениях с ним. И вот в 2014 году все вышло на новый уровень. Нужно было выбирать: либо ты на стороне украинского народа, либо на стороне полиции и государства.
В феврале-марте 2014 года российские солдаты без опознавательных знаков оккупировали Крымский полуостров. Позже, 16 марта, был проведен так называемый референдум, чтобы узаконить оккупацию. Наблюдатели на референдуме были из России и от европейских пророссийских ультраправых партий. В общем, из России было привезено очень много людей. Политическая ситуация в России уже тогда была мне очень понятна. Мы проводили акции в память о Станиславе Маркелове и Анастасии Бабуровой[3] и в поддержку задержанных по Болотному делу[4]. Я не сомневался, что Россия 2014 года – это полицейское государство, с которым нужно бороться всеми возможными способами.
Сначала мы вместе с друзьями и товарищами участвовали в антивоенных демонстрациях. Затем к местам их проведения стали прибывать провокаторы, заказанные и оплаченные властями, в большем количестве, чем сами демонстранты, и их главной задачей стало применение насилия к участникам. В это время работники местного троллейбусного предприятия также вышли на демонстрацию, требуя выплаты задолженности по зарплате. К ним сразу же подошла группа людей в камуфляже без опознавательных знаков, которые направили на демонстрантов оружие и вежливо попросили их разойтись. Затем стали поступать сообщения о первых пропавших и похищенных активистах.
В свете всего вышесказанного я понял, что законные способы сопротивления исчерпаны, и согласился на предложение принять участие в сожжении бывшего офиса Партии регионов. Офис использовался как место пыток и допросов всех, кто подозревался в антироссийской деятельности. 16 мая я был арестован сотрудниками ФСБ, после чего меня увезли в Москву. Товарищи в Украине, а также в России и других странах организовали кампанию в поддержку меня и Олега Сенцова[5]. В кампании участвовали как официальные украинские органы, такие как Министерство иностранных дел, так и активисты со всего мира. Среди них были анархисты и антифашисты, а также другие проукраински настроенные люди. Я не сомневался, что Россия 2014 года – это полицейское государство, с которым нужно бороться всеми возможными способами.
В кампании также участвовали официальные украинские структуры, такие как Министерство иностранных дел, и активисты со всего мира. Среди них были анархисты и антифашисты, а также другие проукраински настроенные люди. Поддержка была ощутимой. Я получил множество писем и открыток из разных стран, как из бывшего Советского Союза – Украины, Беларуси и России, так и из западных стран, включая Финляндию, Швецию, Канаду, США и Австралию.
Я провел в российской тюрьме пять лет и четыре месяца. Благодаря моим товарищам и в целом доброжелательным людям мое пребывание в тюрьме было относительно комфортным, то есть для тюрьмы. Благодаря поддержке я смог в какой-то степени обойти ограничения на чтение, заказать несколько относительно новых книг и газет, которые были относительно приемлемы в условиях российской тюрьмы, и время от времени покупать что-нибудь вкусное. Стоит также отметить, что получение писем и открыток не только приятно само по себе и освежает посреди тюремной рутины, но и показывает администрации тюрьмы, что заключенный пользуется поддержкой общества. Это может снизить энтузиазм администрации и охранников по увеличению повседневного дискомфорта заключенного.
7 сентября 2019 года мы были освобождены в ходе крупного обмена пленными и доставлены в Киев. Это было бы невозможно без поддержки и информационной кампании. В то время Россия еще как-то реагировала на внешнее давление и сохраняла хотя бы видимость демократии и законности. Теперь все эти маски сняты. Мои ощущения в российской тюрьме и нынешние условия там – это тоже как будто из разных миров. Если вы посмотрите на фотографии военнопленных последних лет до и после российской тюрьмы, вы поймете, как изменились условия содержания. На фотографиях освобожденные военнопленные похожи на узников концлагерей.
До заключения я практически всю жизнь прожил в Крыму. Когда он был аннексирован, я потерял свой дом. Вскоре после моего освобождения из тюрьмы анархо-коммунистическая группа (БОАК)[6] опубликовала текст под названием «Анархическое решение для Крыма»[7]. Я был в ярости, потому что в нем говорилось о референдуме, хотя он был ложным прикрытием для оккупации. Казалось, что мнение тех, кто открыто или молча согласился с аннексией Крыма, было услышано. Мнения угнетенных и беженцев были оставлены без внимания. Текст был анонимным, поэтому я не знал его автора. После гибели Дмитрия Петрова[8] в 2023 году выяснилось, что большинство текстов в этой группе были написаны им. То есть в 2019 году у него была определенная точка зрения, но дальнейший ход событий и реальность 2022 года привели его к выводу, что из двух зол можно выбрать меньшее. Как честный человек, он сделал свой выбор, встал на защиту Украины в первый же день войны и многое сделал для создания анархистского подразделения или антиавторитарной роты в армии. Я могу не во всем с ним соглашаться, но Дмитрий Петров – товарищ, с которым я был бы рад пообщаться, если бы он не умер.
В конце 2023 года я дал интервью анархистскому изданию Contradictions/Kontradikce. В том же сборнике, вышедшем в начале 2024 года, были опубликованы интервью с небольшой анархистской сектой под названием КРАС[9]. Эта секта не имеет влияния в России, но очень популярна в некоторых странах Южной Европы. Секта пишет о бескомпромиссной классовой войне, социальной революции и называет украинских анархистов анархо-патриотами и анархо-националистами. Из интереса я посмотрел стрим одного из представителей этой секты, в котором он рассказывает о текущей ситуации в России, о том, как трудно организовать там какие-либо протесты, не говоря уже о значительной профсоюзной активности. Он жалуется, что люди живут в условиях угнетения и постоянной угрозы репрессий. Этот поток настолько контрастирует с общей риторикой группы, что звучит смешно и жалко.
На второй день полномасштабного российского вторжения я решил вступить в ряды украинских вооруженных сил. Я отправился на ближайший призывной пункт, но там была километровая очередь. Я не стал ждать, а позвонил человеку, с которым познакомился несколькими днями ранее на премьере фильма Олега Сенцова «Носорог»[10]. Он был выходцем из националистических кругов, но пересмотрел свои взгляды и поэтому был вполне приличным парнем. Я спросил, могу ли я присоединиться к его группе. Я и несколько моих старых товарищей из Крыма поехали к нему на базу, где пробыли пару дней, потому что там был абсолютный комендантский час. За это время мы не получили никакой информации о том, будут ли нас официально вербовать, когда мы получим оружие и так далее. В конце концов мы присоединились к компании «Протасов Яр», созданной экологическими активистами. Мы ходили по разным адресам в поисках потенциальных диверсантов и шпионов, которые могли бы дать координаты для ракет. Оружие было только у половины группы, у кого-то официально, у кого-то неофициально. Я в то время был болен и остался на базе в качестве охранника.
Затем мы разделились на две группы, которые должны были поочередно воевать в Киевской области[11] и держать базу и тренироваться в городе. Однако этот план не осуществился, и вся группа осталась в городе, чтобы охранять блокпосты и отрабатывать тактику ведения городской войны под руководством нашего нового знакомого.
Хотя мы почти не знали друг друга, я никогда не жалел ни об этом знакомстве, ни о том, что попал в это подразделение под его командованием. Он – хороший пример анархистского лидера, который вместо того, чтобы командовать, организует дела и вдохновляет других на инициативу. Почти каждый день в начале или в конце проводилось собрание – иногда общее, чаще всего между выбранными старшими из каждой комнаты, – на котором обсуждались текущие события, планы на ближайшее будущее, расписание тренировок, проблемы и так далее.
После освобождения Киевской области мы переехали в местное село на сборы, где обучались тактике и медицинским навыкам. В конце 2022 года нас перевели в артиллерийское подразделение вновь сформированной бригады, где я служу до сих пор.
Хочу сказать несколько слов о том, почему я не пошел в анархистское подразделение. Я опасался, что вся операция увязнет в бесконечных дискуссиях о том, как подходить к тому или иному вопросу с идеологической точки зрения. Мне повезло: я встречал много разных командиров, люди в моих подразделениях были из разных политических кругов, и никто не пытался навязать свои взгляды, но все относились друг к другу с пониманием. Это своего рода политический плюрализм.
Теперь мы оказались в ситуации, когда нам приходится сталкиваться с людьми с другими политическими взглядами, например, с расистами. Один солдат в нашем подразделении неоднократно говорил о своих повседневных расистских взглядах. Я сказал, что в 2020-х годах это крайне глупо». «В украинских войсках воюют люди разных национальностей, а с другой стороны, в российских войсках – ваши белые братья». После некоторого обсуждения он признал, что я был прав. Тем не менее, стоит отметить, что взрослым людям с устоявшимся мировоззрением и системой ценностей сложно измениться.
В заключение хочу сказать, что с 2014 года мы неоднократно сталкивались с ситуациями, которые раньше и представить себе не могли. В 2014 году мы начали сотрудничать с людьми, против которых боролись долгие годы, а в 2022 году мы без колебаний вступили в армию, к которой всегда относились негативно. В наше время те, кого мы считали своими товарищами, могут внезапно замолчать или отказаться встать на чью-либо сторону в этой войне. Вчерашние противники могут протянуть руку помощи. Война и оккупация показали, что мы, антифашисты и анархисты, должны отказаться от своего изолированного пуританства и выйти из старых колеи. Только так мы сможем по-настоящему бороться с угнетением.
Я хотел бы поблагодарить всех, кто без труда выбрал свою сторону. Большое спасибо всем коллективам, организациям, инициативам и людям доброй воли, которые поддерживали нас на протяжении многих лет.
Ссылки:
1. СК «Таврия» Симферополь
2. Тогдашняя правящая партия, пророссийская Партия регионов, оплачивала участие в контрдемонстрациях против протестов на Майдане, то есть в мобилизованном режимом Антимайдане.
3. Прокремлевская неонацистская организация убила адвоката Станислава Маркелова и журналистку Анастасию Бабурову в Москве в 2009 году.
4. Дело Болотной площади – судебный иск, поданный в связи с предполагаемыми беспорядками на Болотной площади во время крупной акции протеста в Москве в 2012 году, по которому были обвинены около 40 человек. Несколько анархистов и антифашистов были приговорены по этому делу к длительным тюремным срокам.
5. Олег Сенцов – украинский режиссер, писатель и общественный деятель, который, как и Кольченко, был арестован в Крыму в 2014 году, осужден в России и освобожден в результате обмена пленными в 2019 году.
6. Боец Анархист, Боевая организация анархо-коммунистов, БОАК, Боевая организация анархо-коммунистов
7. Анархистское решение для Крыма https://avtonom.org/freenews/anarhistskoe-reshenie-dlya-kryma
8. Дмитрий Петров – российский анархист-боевик, деятельность которого варьировалась от академических исследований и написания книг до боевых действий и вооруженной борьбы. Погиб, сражаясь в составе украинских войск против России в апреле 2023 года.
9. Конфедерация революционных анархо-синдикалистов (КРАС-МАТ)
10. https://en.wikipedia.org/wiki/Rhino_ (фильм)
11. Киевская область, или Киевский регион, в который входит не сам Киев, а регион вокруг столицы.
источник
