Революционное насилие, его аспекты и границы

Вопрос революционного насилия на сегодняшний день наиболее насущный. Зачастую анархистов упрекают в том, что они якобы сторонники якобинских порядков, террора, и их революция – это не более чем попытка затопить «горе народа» в крови, как поётся в известном марше анархистов, известном теперь в исполнении «Не хочешь – не слушай».

Следует разобраться в том, как на самом деле анархисты рассматривают революцию, и считают ли они вообще, что революция означает насилие.

Главным образом стоит отметить, что борьба против авторитаризма не является авторитаризмом, так как в представлении анархистов вооружённая борьба против угнетателей есть самооборона. Впрочем, этот тезис часто подвергается критике, поскольку противники революций обычно не различают оборонительное насилие и насилие наступательное, и для них одно неотличимо от другого, а зачастую бывает и так, что одно насилие (оборонительное) заменяется другим (вероломным, наступательным).

Чтобы прояснить, почему мы разделяем оборону и наступление, стоит прояснить, что же такое социальная революция.

Социальная революция – это волевой акт освобождения народа от эксплуатации в рамках отношений, закреплённых иерархическими институтами, который выражается в построении альтернативных (либертарных) институтов, отражающих стремление людей к освобождению. Ключевое слово здесь – институты. Революция не будет революцией, если в её процессе не выстроены революционные институты, отрицающие (а не заменяющие, как у большевиков!) старые. И именно отсюда мы начинаем предметно говорить о революции. Наша программа – не повесить как можно больше буржуев и бюрократов, но создать такие общественные отношения, которые делают возникновение иерархий невозможным.

Как следует догадаться, мы не живём в мире, где все социальные группы обладают одинаковой заинтересованностью в революции. В первую очередь наиболее незаинтересованными в революции лицами являются имущие и правящие классы и сословия. Дабы сохранить статус-кво (властные отношения и привилегии), они прибегают к подавлению революционного стремления и, следовательно, усложняют построение альтернативных общественных институтов или же делают этот процесс невозможным. Революционные группы, если они настроены сохранить и защитить революционное стремление, стремление к эгалитаризму, обязаны противопоставить грубой силе грубую силу, то есть защититься физически. В этом и заключается основное отличие: революционеры никогда не станут инициаторами насилия и не будут стремиться затопить революцию в крови, поскольку революция не делается бомбами, она делается убеждением и революционным праксисом.

Кто-то скажет, что примеры известных революций пестрят примерами безжалостного кровопролития, и не это ли доказательство того, что революция несёт исключительно горе и страдание людям? И это действительно так, революции в самом деле часто сопровождаются кровопролитием. Но такие люди обычно не обращают внимание, что именно повлекло революционную ситуацию к подобному разрешению и каков закономерный итог таких «революционных преобразований».

Возьмём, к примеру, революцию в России. Часто говорят, что эта революция – это главный исторический пример того, что бывает, когда революционеры дорываются до власти, и поскольку революция в России была ознаменована небывалым террором, это якобы главный практический аргумент против революции как таковой.

Что можно сказать про революцию в России? Разве она была однородной и изначально пошла по пути террора и убийств? Нет, совершенная неправда. Революция в России изначально велась не большевиками, которые перехватили власть и стали главным фактором кровопролития, а эсерами. Помимо эсеров одной из движущих сил революции были анархисты (и Ленину, дабы примазаться к анархистам, пришлось даже написать в свою очередь «Государство и революцию», крайне расплывчатую и противоречивую работу, которая так и осталась на бумаге и которую марксисты дают читать анархистам якобы в качестве доказательства «либертарности» ленинизма при попытке завербовать в свои секты). Революция в России шла по пути построения независимых низовых институтов, в том числе Советов и Учредительного Собрания, которое большевики впоследствии насильно разогнали, не набрав там большинства (сюрреалистично!). Иначе говоря, революция была революцией, пока инициативу в свои руки (путём лавирований, обмана и всяческих ухищрений) не взяли большевики. Революция в России началась задолго до того, как началась Гражданская война, однако по обыкновению эти два события приравниваются, или же вообще утверждается, что революция в России привела к Гражданской войне! Вздор!

Революция, если бы она пошла путём, которым шла изначально, никогда бы не привела к Гражданской войне. Гражданская война стала возможной только потому, что революция неизбежно пробуждает реакцию в качестве ответа на неё, и двумя ключевыми реакционными движениями были движение большевиков и белогвардейское движение, которое, впрочем, было ослабленным и разрозненным и не могло существенно повлиять на ход революции, ослабить её.

Большевистское движение, будучи взращенным изнутри революционными событиями, плотно сплелось с революционной риторикой и под эгидой построения нового общества заменило диктатуру императора диктатурой большевистской партии, а для всех, кто с такой перспективой оказался несогласен, приготовило гильотину, борясь с несогласными в духе робьесперовщины. Иначе говоря, для построения нового коммунистического общества большевистское движение взяло на вооружение принципы, принятые в ходе буржуазной революции, когда одни имущие классы заменили собой другие. Учинив насилие, большевики учинили контрреволюцию, поскольку уничтожили любые проявления самоуправления и самодеятельности восставшего рабочего класса и крестьянства, расставив приоритеты даже не в пользу рабочих, как того требовала марксистская теория, а в пользу партии авангарда – ведущего меньшинства, заменяющего собой пролетариат, выстроили централизованный аппарат подавления и угнетения. Очевидно, что подобный расклад не мог не привести к эскалации насилия, так как подавление всегда насильственно, особенно если это системное подавление большинства меньшинством.

Как писал Мюррей Букчин в “Post-Scarcity Anarchism”:

“Партия построена по иерархическим образцам, отражающим то самое общество, которому она якобы противостоит. Несмотря на свои теоретические претензии, это буржуазный организм, миниатюрное государство с аппаратом и кадрами, функция которых – захват власти, а не ее уничтожение. Уходя корнями в дореволюционный период, она усваивает все формы, приемы и менталитет бюрократии. Её члены воспитываются в послушании и в предубеждениях жесткой догмы и учатся почитать руководство. Руководство партии, в свою очередь, воспитано в привычках, порожденных командованием, властью, манипуляцией и эгоизмом. Эта ситуация усугубляется, когда партия участвует в парламентских выборах. В избирательных кампаниях авангардная партия полностью перекраивает себя по существующим буржуазным лекалам и даже приобретает атрибутику партии, выдвигающуюся на выборы”.

Анархисты всегда были сторонниками революций как стремления к освобождению большинства от господства меньшинства, а не сторонниками подавления этой революции и сопряжённого с этим насилия в попытке переиначить революцию на тот манер, который выгоден меньшинству. Анархисты, в отличие от большевиков и прочих реакционных движений, не поощряют насилие и используют его в крайних случаях, лишь с целью защитить революцию от посягательств. В частности, махновцы часто разоружали и отпускали тех, кто приходил их убивать, несмотря на то что посягатели на свободу были их классовыми врагами. Поскольку цель анархиста – это дать людям понять возможность альтернативы и поступать в соответствии с ней, а не устраивать резню на идеологической почве, пытаясь селективным методом отсеять «неправильных людей» от нового общества.

Это ещё не затрагивая вопрос о том, что противники революций по своему обыкновению либо лицемерны, либо просто недальновидны. В их мировосприятии нет места позиции, что текущая социально-экономическая система убивает во много раз больше людей, чем любая возможная революция. Противники революций по обыкновению проецируют собственные взгляды и убеждения на сторонников революций, пытаясь убедить их в желании устраивать массовые казни. Но желание устраивать массовые казни, поощрять институализированные убийства и учинять террор свойственно, как ни странно, не сторонникам общественных преобразований, которые видят в вышеназванных проблемах манифестацию гнилости нынешнего порядка вещей и выступают за его изменение, а как раз рьяным противникам революций, которые из-за своей недальновидности не могут увязать, как массовый голод, войны и геноциды, экологические катастрофы, экономические коллапсы, расизм, гомофобия, сексизм и прочие социальные дискриминации увязаны с нынешней системой иерархических отношений, с капитализмом и государством.

Революционеры никогда не отстаивают то, что им предписывают в качестве их желаемого мироустройства, если, конечно, это подлинные революционеры, которые используют революционные средства для революционных целей. За войны, террор и геноцид выступают главным образом государственники, а значит, реакционеры. А раз уж за подобную программу выступают реакционеры, то, стало быть, любой революционер, который выдвигает подобные методы переустройства общества как релевантные, есть на самом деле контрреволюционер. И в этом смысле его «революционное насилие» не оборонительное, а репрессивное, а значит, также нереволюционное.

Декабрь 28, 2022

источник

---