Пожалуй, один из самых распространённых мифов гласит, что анархия, за которую боролся и которую строил Махно, представляет собой тотальный хаос, разгул и произвол отдельных индивидуумов или групп людей; когда все люди делают то, что им вздумается и не существует никаких ограничений или правил поведения. Проще говоря, махновская идея, название которой дословно переводится как «безвластие», была истолкована мифотворцами как отсутствие всякой власти. При этом стоит отметить, что данный миф является подобием «переходного этапа» от одного мифа к другому, чтобы «доказать» на практике, что идея «безвластия» невозможна, вследствие чего данные идеи были объявлены утопией.
В преддверии Дня рождения Нестора Ивановича Махно мы представляем вашему вниманию подборку самых главных социальных реформ, осуществлённых Махно в период Гражданской войны в России и т.н. «национальной революции» в Украине. Как известно, наравне с защитой социальной революции, анархисты на Вольной территории стремились к непосредственному воплощению своих идеалов — созданию свободного общества, основанной на самоуправлении и справедливости. Это происходило в непростых условиях революции, экономической разрухи и военных сражениях на всех фронтах. Тем не менее, опыт общественного производства и распределения товаров является интересным, хотя и не до конца изученным, материалом.
На самом деле, под «безвластием» Махно и его соратники понимали не отсутствие власти как таковой, а только власти человека над человеком, одной части общества над другой, то есть положения, при котором одни люди могут принимать решения, а другие люди такой возможности лишены. Махновцы выступали за то, чтобы решения принимали все люди и, таким образом, власть принадлежала всему народу, а не отдельной группе лиц.
В воззвании «Чего добиваются повстанцы-махновцы» (1919 год), было сказано:
“Не в замене одной власти другою найдет народ свое избавление от позора рабства и гнета капитала, но лишь в устройстве жизни, при которой вся полнота власти находится у самого трудового народа и ни в какой степени не передается какому бы то ни было органу или политической партии. Освобождение трудящихся есть дело самих трудящихся — этот лозунг означает не только то, что трудящиеся могут освободиться от капиталистического рабства лишь своими усилиями, но также и то, что новая свободная жизнь трудящихся может быть построена самими трудящимися и никем больше… Мы пережили все виды государственной власти, начиная от самой реакционной — монархической и кончая самой революционной – большевистской. Все они показали нам невозможность творить свободную жизнь народа силою государственной власти… Мы, дети революции и сыны трудового народа, будем творить свою свободу у себя на местах. У себя в деревнях и селах мы, прогнав помещиков и прочих дармоедов и угнетателей, а в городах фабрикантов, банкиров и иных капиталистов и взяв в общее достояние их собственность, соединяемся в вольные общины, здраво и дельно обсуждаем наши хозяйственные и общественные дела и сообща решаем их. Если для проведения в жизнь наших общинных дел нам нужны исполнительные органы, мы создаем их, не наделяя их никакой властью, а лишь давая им определенные поручения, которые являются их прямой обязанностью”
Но власть народа не должна была ограничиваться местным самоуправлением. Как писали позже Н.Махно и П.Аршинов в своей «платформе», местные народные советы, «связанные между собою в пределах города, области и затем всей страны, образуют городские, областные и наконец всеобщие (федеральные) органы руководства и управления производством. Будучи избираемы массой и находясь под ее постоянным контролем и воздействием, они постоянно будут обновляться, осуществляя идею подлинного самоуправления масс».
Для решения вопросов, касавшихся территории в целом, созывались районные съезды крестьян, рабочих и повстанцев. Всего за период свободного существования махновщины были проведены три таких съезда.
Как мы уже отмечали ранее, Махно опирался не только на крестьянство, но и на рабочую организацию – Союз металлистов и деревообделочников, возникший еще до революции. Союз объединял фактически всех рабочих Гуляй-Поля и ряда окрестных предприятий (в том числе мельниц). В июле профсоюз, в соответствии с анархистской доктриной, стал превращаться в производственно-распределительную организацию. 17 июля было решено обсудить возможность приобретения собственной пекарни, а также «поручить заводским комитетам выяснить составлением списков сколько кому из рабочих, состоящих членами профсоюза, нужно товару и топлива и обуви, и в какой сумме могут внести денег впредь до получения означенных в сем предметов».
4 октября профсоюз возглавил Махно, который своевременно оценил важность синдикалистской организации для решения сложных социальных проблем. Уже 7 октября под его руководством обсуждался конфликт на металлургическом заводе Кернера («Богатырь»). Администрация считала возможным поднять зарплату всем категориям рабочих на 50%, а сами рабочие настаивали на дифференцированном подходе, при котором зарплата поднимается на 35-70% разным категориям для сближения уровней оплаты. После переговоров с представителями профсоюза М. Кернер согласился на их условия.
Махновский профсоюз приобрел в районе большой авторитет. В октябре работники мельницы «Трищенко и компания», не состоявшие в профсоюзе, обратились к организации с просьбой «о понуждении владельцев мельницы» к прибавлению зарплаты. Вероятно, у Махно, совмещавшего руководство профсоюзом с лидерством в крупнейшей местной политической группировке (притом вооруженной), были свои методы «понуждения» предпринимателей к соблюдению прав рабочих в условиях растущей инфляции. Но использовать такие методы в пользу работников, не входящих в профсоюз, Махно не собирался. «Профбосс» помнил об интересах своей организации и демонстративно отклонил просьбу работников мельницы Трищенко на том основании, что они не вступили в профсоюз. Таким образом, Махно стимулировал рост рядов – для того, чтобы пользоваться его покровительством, рабочие должны были войти в организацию. Дело рабочих мельницы Трищенко подтолкнуло Махно к тому, чтобы сделать членство в Союзе обязательным, а сам профсоюз превратить в орган, который в cфере социальных вопросов может отдавать распоряжения администрации. 25 октября (в день большевистского переворота в Петрограде) в соответствии с решением собрания рабочих от 5 октября правление профсоюза постановило: «Обязать владельцев названных мельниц производить работы на три смены по 8 часов, приняв через профессиональный союз недостающих рабочих. Рабочим, не состоящим членами профсоюза, вменить в обязанность немедленно записаться в члены Союза, в противном случае они рискуют лишиться поддержки Союза». Эта синдикалистская реформа почти ликвидировала безработицу в районе и усилила организационную опору махновского режима. Был взят курс на всеобщее введение восьмичасового рабочего дня.
Если предприниматели вступали в конфликт с новым режимом, то Земельный комитет, подчинявшийся Совету, мог лишить их права собственности. Так, одна из мельниц была передана Земкомом в аренду частным лицам с условием осуществления ее ремонта и ритмичной работы.
В декабре 1917 г. Махно, занятый другими делами, передал председательство в профсоюзе своему заместителю А. Мищенко. Иногда мнения Махно серьезно расходились с позицией других лидеров профсоюза. Уже 31 октября, когда стали сказываться первые результаты синдикалистской реформы, Махно предложил отправить часть рабочих во временные отпуска из-за нехватки работы. Но правление Союза отклонило это предложение, высказавшись за сокращение рабочего дня и категорически постановив: «До конца войны никаких расчетов (то есть увольнений) не допускать». Вообще ситуация в рабочем движении Гуляй-Поля была относительно демократической. Часть рабочих критиковала правление Союза за порядок расходования средств (большинство поддержало Махно), важнейшие решения отдавались на рассмотрение рабочих, хотя Махно и правление предварительно высказывали свое мнение. Так было, например, при обсуждении вопроса о предложении Александровского союза металлистов войти в его состав. Махно не хотел терять самостоятельности своего союза: «Относясь к этому предложению отрицательно, так как это убьет самостоятельность союза, правление находит необходимым отстаивать этот вопрос на обсуждении объединенного собрания рабочих». Махно в соответствии с его представлением об анархизме обычно игнорировал указания «вышестоящих» организаций. 10 октября при рассмотрения спора с администрацией Махно отказался учитывать решение арбитражного суда в Екатеринославе.
В условиях, когда буржуазия выводила капиталы из страны, когда конфликты хозяев с рабочими парализовывали производство, рабочее самоуправление давало последний шанс стабилизировать экономику. Представители фабзавкомов ездили за материалами в Александровск. Но первый опыт был неудачен – получить необходимые материалы не удалось. Экономический хаос был естественным результатом распада единой социально-политической системы. Восстановить утраченное единство можно было двумя путями – насильственным восстановлением государственного контроля за обществом либо усилением прямых, не опосредованных государством связей между трудящимися. Махновцы пытались идти вторым путем, действуя в духе синдикализма.
В условиях развала хозяйственных связей в стране важной задачей Совета стала организация прямого продуктообмена с городами, тем более, что это соответствовало идеям анархистов о сотрудничестве рабочего класса и крестьянства в обход государства и капиталистов. Организаторы продуктообмена собрали муку для рабочих и крестьянские заказы на мануфактуру и другие промышленные товары. Вагон с мукой под охраной отправился в Москву, где, по утверждению Махно, рабочие Прохоровской и Морозовской фабрик с удовольствием обменяли его на вагон промтоваров. Ко всеобщей радости вагон с мануфактурой отправился назад, но тут начались неприятности. Махно вспоминает о злоключениях мануфактуры: «Но по дороге заградительные отряды продовольственных правительственных органов ее задержали и направили в Александровск, в продовольственную управу, на том основании, что непосредственно, дескать, без разрешения центральной советской власти нельзя делать никаких товарообменов крестьян с рабочими». Возмущенные крестьяне и рабочие Гуляй-Поля требовали немедленного военного похода на Александровск, но махновский Комитет защиты революции сначала послал угрожающую телеграмму. Она возымела действие – на следующий день вагон стоял на станции Гяйчур близ Гуляй-Поля. Местные жители решили продолжать продуктообмен.
Ранней весной оживилась аграрная реформа – нужно было успеть провести передел к началу сева. Преобразования проходили мирно – их принципы были определены еще осенью, вооруженный перевес был на стороне реформаторов. Получив землю, некоторые бедняки и батраки не могли или не хотели наладить самостоятельное хозяйство. Им анархо-коммунисты предлагали объединиться в коммуны, под которые к тому же отводились помещичьи усадьбы. Несмотря на общность имущества в коммуне, ее члены имели отдельные квартиры, где могли уединиться.
Домашнее хозяйство можно было вести как отдельно, так и коллективно. Если человек желал готовить себе отдельно от коллективной трапезы, он имел на это право, но должен был предупредить заранее. Все важнейшие вопросы в коммуне решались общим собранием. Планировались педагогические эксперименты по методике испанского анархиста Ф. Ферера. В 4-х ближайших к Гуляй-Полю коммунах (кооперативах) состояло от 50 до 200 человек. В одну из них записался и сам Махно и работал там по два дня в неделю.
О структуре коллективных форм сельского хозяйства в этом районе можно судить также по уставу кооператива хутора Очереватого, который был принят весной 1918 г. Численность кооператива была ограничена 40 рабочими руками, приоритет при вступлении принадлежал семейным людям. Устанавливалось, что «вступившие лица в кооператив обязаны добросовестно выполнять работы, каковые на них возложены». До урожая члены кооператива должны были работать бесплатно, но от Совета они получили ссуду. Работники выбирали президиум кооператива из трех человек, который был ответственен перед членами кооператива и перед Советом. «Если президиум или отдельные члены его будут в чем замечены, то члены ко-ва вправе переизбрать во всякое время». Президиум был коллективной администрацией кооператива с широкими полномочиями: «Лица, вступившие в ко-в должны всецело подчиняться старшему товарищу, который будет избран членами ко-ва в президиум». «Если окажутся такие лица, которые не пожелают подчиняться старшему, то президиум вправе рассмотреть это дело и уладить конфликт», или передать его на рассмотрение Совета. Таким образом, участники страховали себя от произвола администратора и даже коллектива, предусматривая систему третейского разбирательства. В случае выхода члена из кооператива он получал расчет как работник по усмотрению президиума и Совета. Предусматривалось также содержание по болезни семьи больного до трех месяцев в размере, определяемом собранием. Инвентарь, скот и продукты поступали в коллективное распоряжение кооператива, но под контролем Совета. Кооператив нес ответственность за сохранность инвентаря. В случае ликвидации кооператива он должен был вернуть Совету весь полученный от него инвентарь. Первоначально авторы проекта устава считали, что скот должен находиться в распоряжении семей, но затем от этого положения отказались – кооператив почти ничем не отличался от коммуны. Провозглашалось, что «все члены кооператива не имеют никаких особых прав и прислугу».
Первоначально семь семей – организаторов кооператива претендовали на земельные участки общим размером в 300 десятин, но такого количества земли им получить не удалось. В их распоряжение было передано 193 десятины. Тоже неплохо. Сначала члены кооператива требовали выселения с хутора крестьян, которые отказались вступить в кооператив, но и от этого требования пришлось отказаться. Махновский режим отрицал любые привилегии, в том числе и для общественных форм, близких ему идеологически. Кооператив принял на себя обязательство платить налоги обществу. Общинное крестьянство отнеслось к коммунам и кооперативам спокойно – выступления против этого опыта на сходах успеха не имели.
Рабочие привыкли к тому, что либо предприниматель, либо государство должны платить им зарплату и организовывать производство: «Некоторые заводские комитеты пытались выяснить в штабе и в «военно-революционном совете», будет ли выплачено жалование рабочим и когда…», – вспоминает Щап. В ответ на аналогичный запрос железнодорожников Махно отвечал: «В целях скорейшего восстановления нормального железнодорожного движения в освобожденном нами районе, а также исходя из принципа устроения свободной жизни самими рабочими и крестьянскими организациями и их объединениями, предлагаю товарищам железнодорожным рабочим и служащим энергично организоваться и наладить самим движение, устанавливая в вознаграждение за свой труд достаточную плату с пассажиров и грузов, кроме военных, организуя свою кассу на товарищеских и справедливых началах и входя в самые тесные сношения с рабочими организациями, крестьянскими обществами и повстанческими частями». Итак, Махно предлагал рабочим перейти на режим полного самоуправления и самоокупаемости. При этом на них накладывалась повинность обслуживать армию за умеренную плату.
В отличие от рабочих крупных производств, которые не могли развернуть производство из-за отсутствия сырья и рынков сбыта (и то, и другое было отрезано фронтами), сапожники, пищевики, рабочие по коже и другие труженики небольших производств, ориентированных непосредственно на индивидуального потребителя, быстро встроились в предложенный махновцами «рыночный социализм» (махновские идеологи не считали возникшую экономическую модель чем-то законченным). В этих отраслях снижалась безработица (работники по коже смогли ее и вовсе ликвидировать) – постепенно расширялись масштабы обобществления производства – в начале декабря, например, пищевая промышленность полностью перешла в руки рабочих. В то же время в районе сохранялся и частный сектор в промышленности. Так, даже в Гуляй-Поле на заводе сохранялась прежняя администрация, которая вела постоянные переговоры с профсоюзом. Труд рабочих оплачивался мукой с близлежащей мельницы, отношения с которой были установлены профсоюзом.
Пока распределительные механизмы будущего еще не были налажены, необходимо было жить в условиях товарно-денежных отношений. Но каких – в городе с разной степенью легальности ходили «керенки», «совзнаки», казначейские билеты Деникина, Петлюры, Скоропадского и т.д. Это обстоятельство, однако, не смущало, а воодушевляло махновских «экономистов». «Путь к свободе» писал, например: «Разве нельзя людям разрешить финансовый вопрос, когда денежные знаки имеются в громадном числе?». Cледуя этой наивной логике, махновцы разрешили хождение любых денег. Возможно, это согласовывалось с анархо-коммунистическими планами Махно об отмирании денег посредством их обесценивания. Впрочем, рынок не был парализован, в Екатеринославе буйным цветом расцвело кооперативное движение. «Совзнаки», правда, принимал только кооператив «Продовольствие и культура».
В преддверии Дня рождения Нестора Ивановича Махно мы представляем вашему вниманию подборку самых главных социальных реформ, осуществлённых Махно в период Гражданской войны в России и т.н. «национальной революции» в Украине. Как известно, наравне с защитой социальной революции, анархисты на Вольной территории стремились к непосредственному воплощению своих идеалов — созданию свободного общества, основанной на самоуправлении и справедливости. Это происходило в непростых условиях революции, экономической разрухи и военных сражениях на всех фронтах. Тем не менее, опыт общественного производства и распределения товаров является интересным, хотя и не до конца изученным, материалом.
На самом деле, под «безвластием» Махно и его соратники понимали не отсутствие власти как таковой, а только власти человека над человеком, одной части общества над другой, то есть положения, при котором одни люди могут принимать решения, а другие люди такой возможности лишены. Махновцы выступали за то, чтобы решения принимали все люди и, таким образом, власть принадлежала всему народу, а не отдельной группе лиц.
В воззвании «Чего добиваются повстанцы-махновцы» (1919 год), было сказано:
“Не в замене одной власти другою найдет народ свое избавление от позора рабства и гнета капитала, но лишь в устройстве жизни, при которой вся полнота власти находится у самого трудового народа и ни в какой степени не передается какому бы то ни было органу или политической партии. Освобождение трудящихся есть дело самих трудящихся — этот лозунг означает не только то, что трудящиеся могут освободиться от капиталистического рабства лишь своими усилиями, но также и то, что новая свободная жизнь трудящихся может быть построена самими трудящимися и никем больше… Мы пережили все виды государственной власти, начиная от самой реакционной — монархической и кончая самой революционной – большевистской. Все они показали нам невозможность творить свободную жизнь народа силою государственной власти… Мы, дети революции и сыны трудового народа, будем творить свою свободу у себя на местах. У себя в деревнях и селах мы, прогнав помещиков и прочих дармоедов и угнетателей, а в городах фабрикантов, банкиров и иных капиталистов и взяв в общее достояние их собственность, соединяемся в вольные общины, здраво и дельно обсуждаем наши хозяйственные и общественные дела и сообща решаем их. Если для проведения в жизнь наших общинных дел нам нужны исполнительные органы, мы создаем их, не наделяя их никакой властью, а лишь давая им определенные поручения, которые являются их прямой обязанностью”
Но власть народа не должна была ограничиваться местным самоуправлением. Как писали позже Н.Махно и П.Аршинов в своей «платформе», местные народные советы, «связанные между собою в пределах города, области и затем всей страны, образуют городские, областные и наконец всеобщие (федеральные) органы руководства и управления производством. Будучи избираемы массой и находясь под ее постоянным контролем и воздействием, они постоянно будут обновляться, осуществляя идею подлинного самоуправления масс».
Для решения вопросов, касавшихся территории в целом, созывались районные съезды крестьян, рабочих и повстанцев. Всего за период свободного существования махновщины были проведены три таких съезда.
Как мы уже отмечали ранее, Махно опирался не только на крестьянство, но и на рабочую организацию – Союз металлистов и деревообделочников, возникший еще до революции. Союз объединял фактически всех рабочих Гуляй-Поля и ряда окрестных предприятий (в том числе мельниц). В июле профсоюз, в соответствии с анархистской доктриной, стал превращаться в производственно-распределительную организацию. 17 июля было решено обсудить возможность приобретения собственной пекарни, а также «поручить заводским комитетам выяснить составлением списков сколько кому из рабочих, состоящих членами профсоюза, нужно товару и топлива и обуви, и в какой сумме могут внести денег впредь до получения означенных в сем предметов».
4 октября профсоюз возглавил Махно, который своевременно оценил важность синдикалистской организации для решения сложных социальных проблем. Уже 7 октября под его руководством обсуждался конфликт на металлургическом заводе Кернера («Богатырь»). Администрация считала возможным поднять зарплату всем категориям рабочих на 50%, а сами рабочие настаивали на дифференцированном подходе, при котором зарплата поднимается на 35-70% разным категориям для сближения уровней оплаты. После переговоров с представителями профсоюза М. Кернер согласился на их условия.
Махновский профсоюз приобрел в районе большой авторитет. В октябре работники мельницы «Трищенко и компания», не состоявшие в профсоюзе, обратились к организации с просьбой «о понуждении владельцев мельницы» к прибавлению зарплаты. Вероятно, у Махно, совмещавшего руководство профсоюзом с лидерством в крупнейшей местной политической группировке (притом вооруженной), были свои методы «понуждения» предпринимателей к соблюдению прав рабочих в условиях растущей инфляции. Но использовать такие методы в пользу работников, не входящих в профсоюз, Махно не собирался. «Профбосс» помнил об интересах своей организации и демонстративно отклонил просьбу работников мельницы Трищенко на том основании, что они не вступили в профсоюз. Таким образом, Махно стимулировал рост рядов – для того, чтобы пользоваться его покровительством, рабочие должны были войти в организацию. Дело рабочих мельницы Трищенко подтолкнуло Махно к тому, чтобы сделать членство в Союзе обязательным, а сам профсоюз превратить в орган, который в cфере социальных вопросов может отдавать распоряжения администрации. 25 октября (в день большевистского переворота в Петрограде) в соответствии с решением собрания рабочих от 5 октября правление профсоюза постановило: «Обязать владельцев названных мельниц производить работы на три смены по 8 часов, приняв через профессиональный союз недостающих рабочих. Рабочим, не состоящим членами профсоюза, вменить в обязанность немедленно записаться в члены Союза, в противном случае они рискуют лишиться поддержки Союза». Эта синдикалистская реформа почти ликвидировала безработицу в районе и усилила организационную опору махновского режима. Был взят курс на всеобщее введение восьмичасового рабочего дня.
Если предприниматели вступали в конфликт с новым режимом, то Земельный комитет, подчинявшийся Совету, мог лишить их права собственности. Так, одна из мельниц была передана Земкомом в аренду частным лицам с условием осуществления ее ремонта и ритмичной работы.
В декабре 1917 г. Махно, занятый другими делами, передал председательство в профсоюзе своему заместителю А. Мищенко. Иногда мнения Махно серьезно расходились с позицией других лидеров профсоюза. Уже 31 октября, когда стали сказываться первые результаты синдикалистской реформы, Махно предложил отправить часть рабочих во временные отпуска из-за нехватки работы. Но правление Союза отклонило это предложение, высказавшись за сокращение рабочего дня и категорически постановив: «До конца войны никаких расчетов (то есть увольнений) не допускать». Вообще ситуация в рабочем движении Гуляй-Поля была относительно демократической. Часть рабочих критиковала правление Союза за порядок расходования средств (большинство поддержало Махно), важнейшие решения отдавались на рассмотрение рабочих, хотя Махно и правление предварительно высказывали свое мнение. Так было, например, при обсуждении вопроса о предложении Александровского союза металлистов войти в его состав. Махно не хотел терять самостоятельности своего союза: «Относясь к этому предложению отрицательно, так как это убьет самостоятельность союза, правление находит необходимым отстаивать этот вопрос на обсуждении объединенного собрания рабочих». Махно в соответствии с его представлением об анархизме обычно игнорировал указания «вышестоящих» организаций. 10 октября при рассмотрения спора с администрацией Махно отказался учитывать решение арбитражного суда в Екатеринославе.
В условиях, когда буржуазия выводила капиталы из страны, когда конфликты хозяев с рабочими парализовывали производство, рабочее самоуправление давало последний шанс стабилизировать экономику. Представители фабзавкомов ездили за материалами в Александровск. Но первый опыт был неудачен – получить необходимые материалы не удалось. Экономический хаос был естественным результатом распада единой социально-политической системы. Восстановить утраченное единство можно было двумя путями – насильственным восстановлением государственного контроля за обществом либо усилением прямых, не опосредованных государством связей между трудящимися. Махновцы пытались идти вторым путем, действуя в духе синдикализма.
В условиях развала хозяйственных связей в стране важной задачей Совета стала организация прямого продуктообмена с городами, тем более, что это соответствовало идеям анархистов о сотрудничестве рабочего класса и крестьянства в обход государства и капиталистов. Организаторы продуктообмена собрали муку для рабочих и крестьянские заказы на мануфактуру и другие промышленные товары. Вагон с мукой под охраной отправился в Москву, где, по утверждению Махно, рабочие Прохоровской и Морозовской фабрик с удовольствием обменяли его на вагон промтоваров. Ко всеобщей радости вагон с мануфактурой отправился назад, но тут начались неприятности. Махно вспоминает о злоключениях мануфактуры: «Но по дороге заградительные отряды продовольственных правительственных органов ее задержали и направили в Александровск, в продовольственную управу, на том основании, что непосредственно, дескать, без разрешения центральной советской власти нельзя делать никаких товарообменов крестьян с рабочими». Возмущенные крестьяне и рабочие Гуляй-Поля требовали немедленного военного похода на Александровск, но махновский Комитет защиты революции сначала послал угрожающую телеграмму. Она возымела действие – на следующий день вагон стоял на станции Гяйчур близ Гуляй-Поля. Местные жители решили продолжать продуктообмен.
Ранней весной оживилась аграрная реформа – нужно было успеть провести передел к началу сева. Преобразования проходили мирно – их принципы были определены еще осенью, вооруженный перевес был на стороне реформаторов. Получив землю, некоторые бедняки и батраки не могли или не хотели наладить самостоятельное хозяйство. Им анархо-коммунисты предлагали объединиться в коммуны, под которые к тому же отводились помещичьи усадьбы. Несмотря на общность имущества в коммуне, ее члены имели отдельные квартиры, где могли уединиться.
Домашнее хозяйство можно было вести как отдельно, так и коллективно. Если человек желал готовить себе отдельно от коллективной трапезы, он имел на это право, но должен был предупредить заранее. Все важнейшие вопросы в коммуне решались общим собранием. Планировались педагогические эксперименты по методике испанского анархиста Ф. Ферера. В 4-х ближайших к Гуляй-Полю коммунах (кооперативах) состояло от 50 до 200 человек. В одну из них записался и сам Махно и работал там по два дня в неделю.
О структуре коллективных форм сельского хозяйства в этом районе можно судить также по уставу кооператива хутора Очереватого, который был принят весной 1918 г. Численность кооператива была ограничена 40 рабочими руками, приоритет при вступлении принадлежал семейным людям. Устанавливалось, что «вступившие лица в кооператив обязаны добросовестно выполнять работы, каковые на них возложены». До урожая члены кооператива должны были работать бесплатно, но от Совета они получили ссуду. Работники выбирали президиум кооператива из трех человек, который был ответственен перед членами кооператива и перед Советом. «Если президиум или отдельные члены его будут в чем замечены, то члены ко-ва вправе переизбрать во всякое время». Президиум был коллективной администрацией кооператива с широкими полномочиями: «Лица, вступившие в ко-в должны всецело подчиняться старшему товарищу, который будет избран членами ко-ва в президиум». «Если окажутся такие лица, которые не пожелают подчиняться старшему, то президиум вправе рассмотреть это дело и уладить конфликт», или передать его на рассмотрение Совета. Таким образом, участники страховали себя от произвола администратора и даже коллектива, предусматривая систему третейского разбирательства. В случае выхода члена из кооператива он получал расчет как работник по усмотрению президиума и Совета. Предусматривалось также содержание по болезни семьи больного до трех месяцев в размере, определяемом собранием. Инвентарь, скот и продукты поступали в коллективное распоряжение кооператива, но под контролем Совета. Кооператив нес ответственность за сохранность инвентаря. В случае ликвидации кооператива он должен был вернуть Совету весь полученный от него инвентарь. Первоначально авторы проекта устава считали, что скот должен находиться в распоряжении семей, но затем от этого положения отказались – кооператив почти ничем не отличался от коммуны. Провозглашалось, что «все члены кооператива не имеют никаких особых прав и прислугу».
Первоначально семь семей – организаторов кооператива претендовали на земельные участки общим размером в 300 десятин, но такого количества земли им получить не удалось. В их распоряжение было передано 193 десятины. Тоже неплохо. Сначала члены кооператива требовали выселения с хутора крестьян, которые отказались вступить в кооператив, но и от этого требования пришлось отказаться. Махновский режим отрицал любые привилегии, в том числе и для общественных форм, близких ему идеологически. Кооператив принял на себя обязательство платить налоги обществу. Общинное крестьянство отнеслось к коммунам и кооперативам спокойно – выступления против этого опыта на сходах успеха не имели.
Рабочие привыкли к тому, что либо предприниматель, либо государство должны платить им зарплату и организовывать производство: «Некоторые заводские комитеты пытались выяснить в штабе и в «военно-революционном совете», будет ли выплачено жалование рабочим и когда…», – вспоминает Щап. В ответ на аналогичный запрос железнодорожников Махно отвечал: «В целях скорейшего восстановления нормального железнодорожного движения в освобожденном нами районе, а также исходя из принципа устроения свободной жизни самими рабочими и крестьянскими организациями и их объединениями, предлагаю товарищам железнодорожным рабочим и служащим энергично организоваться и наладить самим движение, устанавливая в вознаграждение за свой труд достаточную плату с пассажиров и грузов, кроме военных, организуя свою кассу на товарищеских и справедливых началах и входя в самые тесные сношения с рабочими организациями, крестьянскими обществами и повстанческими частями». Итак, Махно предлагал рабочим перейти на режим полного самоуправления и самоокупаемости. При этом на них накладывалась повинность обслуживать армию за умеренную плату.
В отличие от рабочих крупных производств, которые не могли развернуть производство из-за отсутствия сырья и рынков сбыта (и то, и другое было отрезано фронтами), сапожники, пищевики, рабочие по коже и другие труженики небольших производств, ориентированных непосредственно на индивидуального потребителя, быстро встроились в предложенный махновцами «рыночный социализм» (махновские идеологи не считали возникшую экономическую модель чем-то законченным). В этих отраслях снижалась безработица (работники по коже смогли ее и вовсе ликвидировать) – постепенно расширялись масштабы обобществления производства – в начале декабря, например, пищевая промышленность полностью перешла в руки рабочих. В то же время в районе сохранялся и частный сектор в промышленности. Так, даже в Гуляй-Поле на заводе сохранялась прежняя администрация, которая вела постоянные переговоры с профсоюзом. Труд рабочих оплачивался мукой с близлежащей мельницы, отношения с которой были установлены профсоюзом.
Пока распределительные механизмы будущего еще не были налажены, необходимо было жить в условиях товарно-денежных отношений. Но каких – в городе с разной степенью легальности ходили «керенки», «совзнаки», казначейские билеты Деникина, Петлюры, Скоропадского и т.д. Это обстоятельство, однако, не смущало, а воодушевляло махновских «экономистов». «Путь к свободе» писал, например: «Разве нельзя людям разрешить финансовый вопрос, когда денежные знаки имеются в громадном числе?». Cледуя этой наивной логике, махновцы разрешили хождение любых денег. Возможно, это согласовывалось с анархо-коммунистическими планами Махно об отмирании денег посредством их обесценивания. Впрочем, рынок не был парализован, в Екатеринославе буйным цветом расцвело кооперативное движение. «Совзнаки», правда, принимал только кооператив «Продовольствие и культура».
Источник: А. Шубин, «Анархия — мать порядка».