В конце марта 2017 года распространилась новость, что в Рожаве образована новая анархическая партизанская группа, Интернациональные Революционные Народные Партизанские Силы (IRPGF). С их появлением с новой силой возобновились дискуссии об участии анархистов в курдском сопротивлении и в вооруженной борьбе ради социальных изменений. С товарищами, находящимися в Рожаве, эти вопросы обсуждать сложно, поскольку они участвуют в войне и окружены врагами со всех сторон. Поэтому мы очень рады, что у нас есть возможность представить вам наиболее полный критический анализ со стороны IRPGF, в котором рассматривается сложный контекст сирийской гражданской войны и соотношение между вооруженной борьбой, милитаризмом и революционными преобразованиями.
События в Сирии приоткрывают нам картину будущего, в котором война не будет ограничиваться какой-то конкретной территорией, а превратиться во всеобщее состояние. В сирийские конфликты вовлекаются и государственные и негосударственные участники, а сами эти конфликты распространяются далеко за пределы страны; Сейчас гражданская война снова становится реальной перспективой во многих странах, которые уже 70 лет не вели никаких войн на собственной территории. Войны символов, когда-то ограниченные конкретными территориями, сейчас распространяются по всему миру по мере того, как религии, национальная принадлежность, гражданство, гендер или класс становятся символами в борьбе различных идеологий и элит. Поскольку капитализм ведет к углублению экономического и экологического кризиса, подобная борьба представляется неизбежной. В ходе этой борьбы появляются способы противодействовать капитализму и государствам, но она не дает ответа на вопрос, как организовать мирное сосуществование и взаимную помощь, а ведь именно это является целью анархистов.
Могут ли анархисты участвовать в таких конфликтах, не отказываясь от своих целей и принципов? Можем ли мы взаимодействовать с различными силами, преследующими разные цели и сохранять при этом свои принципы и свою автономность? Как нам вести себя в этих ситуациях чтобы не превратиться в милитаризованную боевую машину? Когда мы наблюдаем за ситуацией из Европы или Америки, наши возможности понять ситуацию ограничены, тем не менее, нам необходимо сформировать наши собственные критические гипотезы. Мы благодарны за возможность общения с теми, кто сражается в Рожаве и мы надеемся развивать диалог на эти темы, преодолевая блокады и линии фронтов по всему миру.
Курдские силы уже много лет обращаются с призывами к тем, кто их поддерживает, приехать воевать вместе с ними. Как это реализуется на практике? Считаете ли вы себя равноправными и автономными участниками как боевых действий, так и деятельности по преобразованию общества? Или ваша роль в том, чтобы быть союзниками, которые помогают им обороняться?
Во-первых, надо сказать, что разные интернациональные добровольцы приезжают в Рожаву или даже в Курдистан в целом, с разными целями. Как вы знаете, уже несколько десятилетий идет постоянный поток интернациональных добровольцев, которые вступают в Рабочую партию Курдистана (PKK). Также интернациональная помощь приходит из соседних стран, а также от других партий и партизанских групп, таких как Организация освобождения Палестины (PLO) или Армянская тайная армия за освобождение Армении (ASALA).
В последнее время, однако, интернациональные добровольцы приезжают в регион из-за роста ДАЕШ (ИГИЛ) и его полномасштабного наступления в Ираке и Сирии. Несколько лет назад, во время битвы за Кобане и геноцида, который ДАЕШ устроили в Рожаве и Шенгале, было множество причин, почему приезжали сражаться различные группы добровольцев и отдельные люди. Например, Львы Рожавы привлекали в свои ряды людей с более милитаристскими, правыми взглядами и религиозными мотивами. В то же самое время милитант-левые из Турции, а именно участники Марксистско-Ленинской Коммунистической партии (MLKP) и Турецкой Коммунистической партии Марксистско-Ленинской (TKP/ML) приезжали в Рожаву (присоединяясь потом к Объединенным Силам Свободы, или BÖG, которые были сформированы после Кобане) и включались в вооруженную борьбу с тем, чтобы помочь курдским силам и содействовать борьбе не только в Рожаве, но и в Бакуре (Северный Курдистан – Турция) и шире — в самой Турции.
Таким образом, в те переломные месяцы в Кобане одновременно были христианские фундаменталисты, фашисты, исламофобы, которые сражались вместе с турецкими и приехавшими из других стран коммунистами, социалистами и даже некоторыми анархистами. Это совсем не означает, что все бойцы из Западных стран либо фашисты, либо левые. Напротив, довольно многие бойцы-интернационалисты определяют себя просто как антифашисты, сторонники курдов, либеральные феминистки, защитники демократии, а также люди, которым симпатичен демократический конфедеративный проект, который реализуется в Рожаве. Сейчас ситуация здесь изменилась и многие из тех, кто придерживается правых или религиозных убеждений, больше не воюют в рядах Отрядов народной самообороны или Отрядах женской самообороны (YPJ/G), но среди интернациональных бойцов по прежнему нет единства, они представляют собой пеструю смесь.
На практике интернационалисты попадают в разные подразделения, в зависимости от нескольких критериев. Например, профессиональные военные, которые приезжают в Рожаву, могут попасть в курдские подразделения, доступ куда обычно закрыт для тех, у кого нет военного опыта. Это подразделения(tabûrs) снайперов (suîkast) и саботажа (sabotaj). Интернационалисты, которые приезжают сражаться по идеологическим соображениям, за анархизм, коммунизм или социализм, могут пойти на одну из баз турецких левых партий, чтобы тренироваться и сражаться как присоединенный участник их партизанских отрядов. Однако большинство бойцов-интернационалистов присоединяются к какому-нибудь курдскому подразделению в рамках YPJ / G и сражаются вместе с курдами, арабами, езидами, армянами, ассирийцами и другими группами в Сирийских демократических силах (SDF).
Социальное положение интернационалистов по отношению к местным и коренным членам вооруженных сил, конечно, сложное. Для народа Рожавы и для более широкого курдского освободительного движения большая честь, что их сторонники приезжают к ним, чтобы защитить их, когда они чувствуют, что международное сообщество почти столетие отказывалось от поддержки их борьбы за автономию и самоопределение. Тем не менее, эта атмосфера почти знаменитости окружает некоторых западных людей, которые приезжают сюда, чтобы сражаться, также имеет место превращение их в некий символ, а иногда и патерналистское отношение со стороны некоторых элементов местного политического и военного истеблишмента. Конечно, многое зависит от причин и мотивов, по которым люди приезжают в Рожаву. Например, некоторые интернационалисты с большим удовольствием демонстрируют свои лица, позируют с оружием и хвастают своими «достижениями». Другие предпочитают скрывать свои лица и личности как по политическим, так и по практическим соображениям.
Нет никаких сомнений в том, что некоторые международные помощники использовали конфликт в Рожаве как средство личной рекламы, которое, конечно же, является частью «эпохи селфи» и социальных сетей. Это позволило некоторым из них сделать небольшое состояние на написании книг и использовать революцию для собственной выгоды. Это оппортунизм и авантюризм в худшем случае. Это небольшое меньшинство международных помощников здесь и никоим образом не свидетельствует о мотивах или действиях гораздо большего числа иностранных бойцов. Хотя здесь с уважением относятся к тем, кто рассказал о конфликте и о революции гораздо более широкой аудитории, но есть также тот факт, что те, кто борется здесь, в большинстве случаев могут забыть о борьбе и иметь привилегию вернуться к своей комфортной жизни. Есть также такой тип военного туриста, такие люди приезжают сюда ради любви к битве и борьбе. Они хвастают своим военным опытом, и многие даже служили или попытались присоединиться к французскому Иностранному легиону. Когда их спрашивают, они часто выражают желание отправиться в Украину или в Мьянму, чтобы продолжить воевать после ухода из Рожавы.
Здесь возникает важный для нас, как участников IRPGF теоретический вопрос. Мы полагаем, что многие из международных помощников, особенно из стран Запада, воспроизводят здесь в Рожаве свои привилегии и социальное положение. Мы хотели бы предложить понятие «безопасная борьба». Имеется в виду, что поскольку эту войну поддерживают США и европейские государства, то сражаться против этого врага безопасно, в том смысле, что тебя не подвергнут репрессиям за участие в организации с апоистской идеологией (Апо это уменьшительное прозвище Абдуллы Оджалана, одного из основателей РПК), которая признана террористической организацией. За участие в войне в Рожаве никого не наказывают за исключением тех случаев, когда человек связан с какой-нибудь из наиболее радикальных здешних организаций. Например, турки, которые здесь воюют, объявлены турецким государством террористами и даже товарищи из Марксистско-Ленинской партии (Коммунистическая Реконструкция) были арестованы и посажены в тюрьмы, а их офисы в Испании были закрыты на том основании, что они связаны с РПК. За исключением этих особых случаев, подавляющее большинство интернационалистов, которые приезжают сражаться против ДАЕШ и помогать курдам, не подвергаются преследованиям.
Кроме того, в некоторых случаях это воспроизводит часто цитируемый пример западных интеллектуалов и активистов, которые аплодируют конфликту за пределами своих границ, но не желают жертвовать своим комфортом и привилегиями, чтобы разжечь борьбу у себя дома. Некоторые международные помощники могут приехать и стать революционерами на шесть месяцев или год, а потом довольные собой возвращаться к своему благополучному обычному существованию. Это происходит не в большинстве случаев, но эта проблема существует. Тем не менее, приезд на несколько месяцев или год никоим образом не то, что мы хотим преуменьшить или высмеять. Фактически, каждый международный помощник действительно подвергает свою жизнь опасности, просто решив приехать в зону активной войны. Соответственно, международные помощники могут изучать навыки и новые перспективы, рискуя своей жизнью здесь в борьбе, а затем возвращаться к себе домой и продолжать бороться там разными способами.
Некоторые международные помощники даже изменили свои идеологические позиции в обоих направлениях. В основном в положительном направлении, видя, что освобождение женщин и самоорганизация являются ключевыми компонентами для достижения более свободной жизни. Небольшое меньшинство изменило свое мнение к худшему, утверждая, что курды являются некомпетентными борцами, что революция потерпела неудачу или потерпит неудачу, и что они зря приехали в Рожаву, потому что здесь нет безудержного боя и войны, которых они желали. Имея это все в виду, мы обсудим, что произойдет, когда иностранные державы откажутся от проекта в Рожаве и больше не будут использовать революционные силы? Будут ли подавляющее большинство международных помощников бороться с турецкими силами или, если на то пошло, даже с американскими силами? Это еще предстоит выяснить.
В противоположность тем международным помощникам, о которых шла речь выше, здесь есть и другие люди, которые приехали сюда с прочными и глубокими убеждениями и ясным пониманием своей идеологии, региональной геополитики и партизанских методов ведения войны. Сочетание, качество и количество коммунистов, социалистов и анархистов, которые сражаются в рядах партизан несравнимо ни с каким другим вооруженным конфликтом в мире. Это дает новые возможности и позволило создать Международный Батальон Свободы (IFB), а также проводить совместные тренировки и боевые операции, но также это вызывает опасения, что история может повториться.
Таким образом, те кто приехал по идейным соображениям или для того, чтобы поддержать население Рожавы и его борьбу чувствуют себя равноправными участниками и в бою и в общественных преобразованиях, а те, кто приехал со своим военным опытом или как военный турист (таких людей становится все меньше) не становятся равноправными, а часто и не стремятся к этому, считая, что они знают о войне больше, чем местные бойцы. Это может приводить к напряженности в отношениях, а иногда к физической конфронтации и угрозам.
Мы, как участники IRPGF, являемся равными и автономными, и в то же время, мы — союзники, поддерживающие самооборону народа. Одно не исключает другого. Конечно, наша автономия в чем-то ограничена, поскольку мы — часть большой кампании, которую ведут полу-официальные военные структуры и ряд союзников. Мы подчиняемся YPG, что означает, что мы также подчиняемся SDF, которая в данный момент сотрудничает с вооруженными силами США и других Западных стран в войне против ДАЕШ. Мы видим в этом прагматизм и, конечно, мы продолжаем считать, что США такой же враг, как ДАЕШ и как любое другое государство. Также мы считаем, что поскольку именно иностранная политика США привела к созданию ДАЕШ, они и должны нести ответственность за то, чтобы уничтожить его.
Поскольку здесь участвует столько союзников и иностранных сил, борьба имеет и местное и международное значение, тем важнее становится оборона. Сейчас мы исследуем и изучаем в теории, на практике и посредством (само-)критики отношение революционных анархистов-интернационалистов к борьбе народов, которые видят свою борьбу как часть международного революционного движения, которое должно распространиться за пределы той или иной территории.
Поскольку мы по большей части занимаемся вооруженной борьбой, у нас сейчас мало проектов в гражданском обществе. Мы поддерживаем анархические инициативы и возможности в обществе. Но социальные преобразования это не только проекты в гражданском обществе. Например, жители арабской деревни, которая находится по соседству с нашей базой регулярно к нам приходят и приносят молоко и йогурт, которые они производят, а мы даем им сахар и другие товары, которых у них нет. Это взаимопомощь на практике, она порождает солидарность и коллективизм. У нас также хорошие отношения с теми немногими армянскими семьями, которые живут в регионе. Просто попить вместе чай или поцеловать в щеку это первый шаг к налаживанию отношений, которые в дальнейшем смогут стать основой для социальных преобразований.
Бойцы-интернационалисты, особенно анархисты и коммунисты уже давно организуются в Рожаве по отдельности. Почему так происходит? Как вы относитесь к другим курдским формированиям?
Как мы уже упоминали в ответе на первый вопрос, большинство интернационалистов анархистов, апочистов, социалистов и коммунистов, а также те, кто называет себя антифашистами и анти-империалистами уже некоторое время стремятся создавать в Рожаве отдельные формирования. В этом нет ничего нового. Чтобы ответить на этот вопрос, надо дать исторический обзор ситуации у турецких левых и у различных вооруженных групп, которые действуют в регионе.
У турецких левых, особенно тех, которые участвуют в вооруженной борьбе и у которых есть партизанские формирования, отношения между группами менялись со временем. Было время, когда турецкие левые партии считали друг друга такими же врагами, как и турецкое государство или капиталистическую систему. Это вело к применению насилия в отношениях между партиями и даже были случаи убийств. Однако, как показала история, турецкое государство оказалось намного сильнее и более устойчивым, чем ожидали многие. Раньше подавляющее большинство турецкого общества не продвигало борьбу, поскольку многие из сторон, будучи традиционными марксистами-ленинцами, догматически считали, что это произойдет естественно в результате исторической необходимости. Фактически, при приближающемся референдуме в Турции, когда Эрдоган практически обеспечил победу «евет» или «да», стороны увидели необходимость объединиться и бороться вместе. Это не значит, что раньше они этого не делали. Фактически, многие из сторон, самой крупной из которых была РПК, работали с другими партизанскими группами в обширных горных районах Турции, делились ресурсами, помогали с обучением и даже проводили совместные операции. А 6 марта 2016 года в Турции произошло историческое событие – был создано Народное объединенное революционное движение (Halkların Birleşik Devrim Hareketi). Этот единый фронт объединил 10 основных партий, вовлеченных в вооруженную борьбу, в одну структуру под знаменем борьбы с правительством Эрдогана и турецким государством.
Конечно, нужно также взглянуть на историю Ближнего Востока в целом, чтобы понять, как различные турецкие партии действовали в разных странах и участвовали в различных конфликтах. Например, Коммунистическая партия Турции / марксистско-ленинская (TİKKO), ASALA и РПК действовали в Ливане (долина Бекаа) и обучались вместе с ООП и различными палестинскими, ливанскими и международными партизанскими группами, даже проводя совместные операции. В Сирии РПК создала свою штаб-квартиру и открыла партийные офисы и учебные заведения в Рожаве в 1980-х годах, они действовали до середины 90-х годов. Абдулла Оджалан смог действовать относительно свободно при поддержке сирийского режима, который видел Турцию как врага. Турецко-сирийская напряженность и угроза войны заставят Хафиза аль-Асада сократить все связи с Оджаланом и выдворить его с территории Сирии. Распад Советского Союза заставил многие турецкие и международные партизанские группы уйти в подполье и ограничил их мобильность, ресурсы, подготовку и операции.
Сирийская гражданская война и начало революции в Рожаве предоставили новую возможность для турецких партий, которые были незаконными, подпольными и действовали в горах, чтобы приступить к проведению операций и созданию баз в Рожаве, с помощью которых можно было поддерживать борьбу, а также организовываться и сообщаться более свободно и эффективно. Это привело к тому, что многие партии создали karagah (штаб-квартиры) в Рожаве.
С усилением борьбы в Рожаве, партии, нуждающиеся в совместном использовании ресурсов, разведки и совместных военных операциях, под руководством MLKP, сформировали Международный батальон свободы в Рожаве. Этот эксперимент в совместном управлении и командовании, объединяющий различные партии и группы под одним знаменем для борьбы, был первым экспериментом такого рода в Рожаве и предшествовал формированию Народного объединенного революционного движения (HBDH). Этот эксперимент имел неоднозначные результаты. Например, IFB работает на принципах демократического централизма, с которыми мы, как участники IRPGF, не согласны. Мы предпочли бы, чтобы оно было горизонтальным и равным для всех групп и членов. Кроме того, подавляющее большинство групп, партий и бойцов в рамках IFB являются турецкими, что приводит к ущемлению интернационального компонента. Даже курдские силы называют IFB «çepê turk» или «турецкие левые». Однако, если отбросить это в сторону, мы можем утверждать, что это имело положительную и символическую ценность, а также различные военные успехи. Этот опыт показал, что различные партии и группы, включая IRPGF, могут работать, тренироваться и сражаться вместе против общего врага, объединяя наши силы и энергию для достижения победы как в бою, так и в гражданском обществе.
Международный батальон свободы, хотя он непосредственно находится под командованием совместного руководства различных партий и групп, в конечном итоге находится под командованием сил YPG и SDF. Хотя мы автономны с точки зрения наших военных структур, организации подразделений и отдельных движений, мы ждем приказов и директив непосредственно от YPG о нашей позиции и передвижениях на поле боя, равно как и остальная часть IFB. Таким образом, мы непосредственно подчиняемся YPJ / G, и поэтому мы также участвуем в их союзах и делим поле битвы с теми, с кем они ведут совместные операции. Тем не менее стороны и группы сохраняют свою автономию как отдельные субъекты, не входящие в структуру IFB, мы можем не согласиться с позициями курдских сил и даже критиковать определенную политику и решения. Тем не менее, поскольку мы часть IFB, мы внимательно относимся к позициям, мнениям и перспективам, которые мы выражаем при использовании имени и структуры IFB. В конечном счете, IFB оказался уникальным экспериментом и лабораторией, чтобы объединить (крайне/ультра) левых и радикалов всех цветов и убеждений, чтобы сражаться под одним командованием как одна структура.
С учетом того, что союз между курдами и США вряд-ли продлится долго, а также для того, чтобы иметь возможность создавать в Рожаве радикальные проекты, как анархисты могут проявить себя в этой борьбе? Можете ли вы сохранять независимость от решений, которые принимают другие участники этого альянса?
Слово “альянс” очень сильное и однозначное, но здесь его употребление может приводить к заблуждению. США и их союзники по коалиции, по совершенно несвязанным политическим и экономическим причинам решили, что им необходимо исключить вооруженную группу под названием ДАЕШ, которая в данный момент угрожает революции и от которой YPJ/G тоже хотели бы избавиться. YPJ/YPG воюют против общего врага с США. Поскольку у них один враг и поскольку их политические, экономические и идеологические противоречия сейчас ушли на второй план, то военное сотрудничество между США и революционерами Рожавы не вызывает удивления.
Действительно, мы думаем что сотрудничество между революционными силами и США долго не продлится. Конечно, здесь в Рожаве есть силы, которые стремятся к созданию национального государства или используют националистическую риторику, чтобы получить поддержку. Тут по соседству располагается поддерживаемое США Региональное Правительство Курдистана (KRG) под руководством Масуда Барзани, который является еще одной марионеткой США в регионе. KRG фактически организовало эмбарго Рожавы. Барзани и KRG многие считают предателями за то, что они объединились с Турцией за счет курдов и езидов Шенгала. Кроме того, KRG стремится «разбудить ситуацию», как политически с помощью таких групп, как Курдский национальный совет (ENKS) и KDP в Рожаве, так и в военном отношении, с помощью Rojava Peshmerga. Враги этой революции бесчисленны.
Часто замечают, что некоторые анархистские мыслители, такие как Мюррей Букчин, внесли свой вклад в эту социальную революцию, в результате чего Абдулла Оджалан отошел от марксизма-ленинизма и создал свою теорию «Демократического конфедерализма». Независимо от того, насколько это точно, анархисты как в вооруженной борьбе, так и в гражданском обществе могут оказать влияние на эту революцию. Благодаря диалогу и совместным проектам мы можем работать с местными сообществами и развивать отношения, которые могут еще больше укрепить завоевания революции, продвигая ее вперед. Чем больше влияния анархистов и анархистской философии в диалоге с людьми и структурами в Рожаве, тем больше мы можем строить что-то новое вместе и сосредоточиться на преобразованиях не только в Рожаве, но и во всем мире. В этом важность объединения борьбы, как мы это делали до сих пор в отношении Беларуси, Греции и Бразилии. Борьба в Рожаве – это борьба в каждом угнетенном районе и сообществе. Это борьба за освобожденную жизнь, и именно здесь анархисты могут оказать наибольшее влияние.
Как анархисты, мы бескомпромиссны против всех государств и власти. Это не подлежит обсуждению. Хотя мы полностью признаем роль различных сторон в борьбе за освобождение территории как в Рожаве, так и в более широких горных районах Курдистана, мы считаем, что критическая солидарность позволяет нам работать, сражаться и, возможно, умереть вместе с другими участниками, при этом сохраняя автономию, чтобы оставаться критическими в отношении их идеологий, структур, феодального менталитета и многочисленных политических действий. Мы можем поддерживать автономию в том смысле, что мы можем не согласиться с позициями или не воевать, если союзы, которые заключают революционные силы выходят за пределы требований выживания и прагматической геостратегической необходимости. В конечном итоге, если революционные силы будут вступать в формальные союзы с государственными силами, а Рожава превратится в новое государство, даже если это государство будет социал-демократическим, IRPGF уйдет и переместит нашу базу для операций в другое место, чтобы продолжить революционную борьбу. Анархические проекты в рамках гражданского общества все равно будут действовать и функционировать до тех пор, пока им будет разрешено это делать, и они должны остаться,но, скорее всего, анархистским и коммунистическим партизанским группам больше не будет разрешено работать в Рожаве.
Замечаете ли вы какое-нибудь противоречие между участием в вооруженной борьбе и развитием социальных проектов в Рожаве? Насколько эти два направления стыкуются и способствуют друг другу? В чем они противоречат друг другу?
Наша группа находится только на начальном этапе разработки социальных проектов в Рожаве. Подразделению сложно организовывать и поддерживать социальные проекты, одновременно занимаясь вооруженной борьбой, если ей не хватает ресурсов с точки зрения персонала и инфраструктуры. Здесь нужно больше людей; мы должны достичь критической массы, необходимой для разработки успешного проекта. Некоторые из наших товарищей ранее работали в гражданском обществе и активно работают над созданием новых инициатив, которые являются устойчивыми и достижимыми. Это позволит нам достичь наших целей и в вооруженной борьбе и в социальной революции.
Подчиняют ли военные действия в сообществе Рожавы другие структуры своим императивам? Существуют ли пространства или сферы жизни, в которых контроль сосредоточен в руках военизированных групп, что способствует де-факто иерархическим отношениям? Как предотвратить такую ситуацию, когда военные приоритеты определяют, кто имеет власть в воюющей общине?
Конечно, война в Рожаве и шире – сирийская и иракская гражданские войны – коренным образом изменили отношения между гражданским обществом и военными силами. То, что в настоящее время происходит в Рожаве, можно точно описать и охарактеризовать, как выразились некоторые hevals [товарищи], как «военный коммунизм». Нынешняя ситуация в Рожаве подчинила большую часть экономики и гражданского общества военным усилиям. Однако это не удивительно. Рожава окружена врагами, которые стремятся уничтожить зарождающийся революционный эксперимент. ДАЕШ – очень смертоносный и эффективный пара-государственный актер с огромными ресурсами, как финансовыми, так и военными, а также боевой силой, насчитывающей десятки тысяч. Таким образом, это одна из самых жестоких и реальных угроз против самого существования Рожавы. Если бы не масштабные военные усилия со стороны крупных слоев общества, прежде всего сопротивление Кобане и его последующая победа, которая была ключевым поворотным моментом, ДАЕШ победил бы и продолжил быструю экспансию.
Сейчас, когда в войне наступил перелом и ДАЕШ бежит в Ираке и Сирии, Турция вступила в войну, пытаясь задушить усилия YPJ / G по обеспечению связи между кантонами Кобане и Африном. Следует знать, что почти ежедневно турецкие войска на границах Рожавы бомбардируют цели со своей территории, убивая множество гражданских лиц и военных. Аналогичным образом, на востоке в Ираке Региональное правительство Курдистана (Башур) под руководством Масуда Барзани и Демократической партии Курдистана (KDP) продолжают устраивать настоящую блокаду и эмбарго Рожаве в дополнение к нападению на Народные силы обороны ( HPG) и позиции Подразделений Сопротивления Синджара (YBŞ) в Шенгале с использованием Peshmerga. Кроме того, Барзани и KDР вступают в сговор с Эрдоганом, правительством фашистской партии «Справедливость и развитие» – партии националистического движения (АКП-МХП) и турецким государством, делясь с ними разведданными, ресурсами и проводя совместные военные операции.
Несомненно, война ведет к фактическим иерархическим отношениям и серьезно препятствует горизонтальным отношениям и общинной власти. На самом деле существует несколько уровней иерархических отношений. Внутри партийных структур существуют иерархии, которые проникают в социальные структуры и распространяются на более широкое гражданское общество. Они, как правило, определяются, например, тем, является ли кто-то кадром (членом РПК – прим.) или нет, как долго они были в движении, их идеологическим формированием и знаниями, их влиянием и контактами в дополнение к их боевому опыту. Это может восприниматься как система рангов, привилегий и продвижения. Все это существует, но это вступает в противоречие с нашей идеологией, мы относимся к этому критически и стараемся преодолеть эти отношения в ходе реально происходящей социальной революции. Хотя кадровые члены военизированных групп фактически имеют социальное положение, которое выше, чем у других людей в обществе, они в конечном счете отвечают перед людьми через структуру коммуны и более широкие рамки Федерации Северной Сирии. В конечном счете, эти иерархические отношения существуют как военная необходимость в разгар одной из самых жестоких войн. Как анархисты, мы видим их и понимаем, почему они необходимы, критикуя их существование и стремясь оспаривать эти отношения централизованной власти и контроля. Хорошо то, что эти отношения могут быть подвергнуты критике с помощью процесса tekmil (непосредственно демократического собрания для критики командира или других бойцов в подразделении), серьезной, жизненно важной практики критики – самокритики и самодисциплины, которая уходит своими корнями в маоизм.
Иерархические отношения власти, иногда требуются в условиях военных реалий и исходя из приоритетов в контексте войны, они должны существовать как нечто, чего мы хотим и желаем друг от друга, чтобы действовать эффективно. Когда есть время для обсуждения, мы можем обсуждать, критиковать и принимать коллективные решения. В бою, вы ожидаете немедленного руководства, обучения, защиты, уверенности и подотчетности от более опытных и знающих товарищей, поскольку существует множество решений и задач, затрагивающих группу, с которыми боец сам не может справиться и не следует его этим обременять. Это относится также к обучению и обеспечению безопасной вербовки.
Но эти отношения могут в конечном итоге иметь потенциал для нанесения ущерба автономному, горизонтальному и самоорганизованному характеру сообществ, если они не будут поняты и не будут практиковаться в соответствии с иными идеологическими принципами. Как мы, как анархисты и члены IRPGF, предотвращаем кириархальные отношения в этом контексте, то есть в этих перекрывающихся контекстах? Сложность этого вопроса дополнительно раскрывает неотъемлемую проблему с тем, как формулируется вопрос. То есть, вопрос подразумевает, что военные приоритеты или защита сообщества отделены от самого сообщества, что они навязаны кем-то извне. Хотя верно, что военные приоритеты навязываются некоторым общинам, например, такие как эвакуация деревень, находящихся на передовой, в опасности нападений и использование домов людей для временных военных застав, факт заключается в том, что в Рожаве местные общины и этнорелигиозные общины сами несут ответственность за свою собственную защиту.
Это не ново. Фактически, это восходит к беспорядкам в Камышло 2004 года (восстание сирийских курдов на северо-востоке), которые привели к созданию инициатив по защите общин и предшественнику YPG. Чтобы защититься от более крупной структуры обороны, YPG, если она попытается навязать свою волю в результате государственного переворота и отобрать власть у общин, сообщества имеют свои собственные силы обороны, HPC (Hêzên Parastina Cewher). В то время как YPG представляет народную партизанскую армию Рожавы, существуют меньшие силы – например, Ассирийский военный совет, который состоит из сирийских христиан и работает над защитой этого сообщества. Сама защита децентрализована и конфедерализована, в то же время она сохраняет способность быстро развертываться, привлекать войска и даже организовать призыв, что и происходит в Рожаве.
Мы считаем и хотим это подчеркнуть, что во время войны общины должны сами отвечать за свою оборону. Но когда большие государства, пара-государства и негосударственные формирования нападают на эти общины с целью стереть их с лица земли, то возникает необходимость привлечь еще более крупные военные силы. Из-за этого могут пойти процессы, которые во время войны ограничат автономию общины. Мы вынуждены мириться с этой реальностью. На самом деле, присутствует дихотомия и противоречие между воюющими общинами и военными силами, которые сражаются с врагом, во много раз превосходящим по размеру эти общины. Наша задача, насколько это возможно, обеспечивать, чтобы общины сохраняли свою автономию и сами принимали решения, одновременно защищая их и обеспечивая их выживание. Главная ответственность за оборону лежит на общинах; когда возникает необходимость, все уникальные и разнообразные общины могут собраться вместе и сформировать более крупную военную силу для совместной защиты. Это означает, что каждая община является неотъемлемой частью более крупной силы, задача которой — обеспечение защиты всех общин. Это противоречие между общинами и военными является одним из аспектов философского противоречия между частным и общим. Наша задача — минимализировать этот дисбаланс, насколько это возможно, так чтобы общины сохраняли свою автономию и имели право решающего голоса в том, что касается их приоритетов и обороны.
В чем отличие анархических боевых формирований и их стратегии от других видов вооруженной борьбы? Если вы выступаете против постоянных армий и «закостенелых» революционных групп, но считаете, что вооруженная борьба необходима до тех пор, пока уже невозможно будет восстановить иерархические отношения, то в чем тогда методологическая разница, которая не даст долговременным анархическим партизанским силам действовать также, как действуют постоянные армии и закостенелые революционные группы, то есть, концентрировать в своих руках власть в обществе?
Нас часто спрашивают, чем мы отличаемся от других левых вооруженных групп? Каковы наши особенности? Как анархическое вооруженное формирование, мы, совместно с другими анархическими группами по всему миру, боремся за свободные общины и свободу личности, основываясь на фундаментальных принципах анархизма. В отношении анархизма, мы не догматики и не ортодоксы, а постоянные ниспровергатели и инноваторы. Анархизм это идеология, которая изменяется и развивается, она неотделима от самой жизни. Если другие, не анархические, группы могут стремиться к какой-либо форме социализма или коммунизма, то мы отличаемся от этих вооруженных формирований нашим пониманием власти, как внутри группы, так и вне ее. У нас нет лидера. У нас нет культа личности, мы не вешаем на стены свои портреты. Мы черпаем вдохновение у сапатистов, которые закрывают лица и уделяют больше внимания коллективу, а не отдельным людям, потому что мы, как коллектив, состоящий из личностей, представляем собой множество уникальных идентичностей и общественных позиций. Мы принимаем решения консенсусом, а когда мы действуем на поле боя, мы договариваемся, что у нас будет один или несколько командиров, которые будут отвечать за операцию. У IRPGF нет постоянного командования. У нас ротация всех должностей и поручений с тем, чтобы не воспроизводить систему военных званий или технократическую классовую структуру.
Анархические вооруженные формирования – не новость. В мире есть и другие анархические группы, например Заговор Огненных Ячеек, FAI-IRF (Неформальная Анархическая Федерация — Международный Революционный Фронт) и Революционная Борьба. Мы совсем не всегда согласны с взглядами этих групп или отдельных их участников. Что касается нас, мы не стремимся быть элитой или быть горными партизанами, которые удаляются от мира, чтобы воевать за народ в сельской местности, хотя это важный аспект борьбы. Мы стремимся объединить горы и города. Очень важно объединить борьбу, которая ведется по всему миру, потому что она едина по своей природе, из-за того что существуют разные системы угнетения и господства. Как сказал однажды субкоманданте Маркос «мы срать хотели на любой революционный авангард». Мы не считаем себя анархическим авангардом. Что угодно, только не это.
IRPGF считает, что надо быть вместе с людьми и понимать социальный характер революционного процесса. Революция невозможна без участия общин и деревень. Мы не хотим прославлять оружие, которым мы владеем, хотя мы осознаем, что это оружие — инструмент коллективного освобождения. Но освобождение невозможно, если нет социальной революции. Поэтому мы не являемся очередной группой городских партизан, которые хотят только разрушать и не создавать ничего общественного, коммунального. Конечно, владение оружием и участие в вооруженной борьбе представляет огромную ответственность и опасность, не только для нас самих, но и с точки зрения власти, которой мы обладаем. Мы согласны с теми партизанами, которые часто повторяют маоистский принцип, что у мирных жителей нельзя отбирать даже булавку. Мы революционеры и руководствуемся принципами, а не наемники-мародеры. На этой основе мы, IRPGF, хотим развивать коллективную этику и понимание вооруженной борьбы.
Хорошо осознавая, что вооруженная борьба может быть нужна еще много лет и десятилетий, и то, что с годами структуры становятся менее гибкими, мы беспокоимся о том, что создается определенная групповая динамика, которая может привести к образованию иерархий и концентрации власти, где бы мы ни базировались. Чтобы минимизировать этот риск, мы считаем, что нужно быть не только профессиональными революционерами, но одновременно и членами живого сообщества. Это означает, что мы должны участвовать в местных кампаниях и проектах внутри гражданского общества. В отличие от нас, постоянные армии и закостенелые революционные группы относятся к своей деятельности как к профессиональной работе или как к делу жизни, но при этом они дистанцируются от местных сообществ и повседневных дел.
Анархические партизанские группы должны оставаться горизонтальными образованиями и противостоять соблазну централизации и концентрации власти. Если им это не удастся, они перестанут быть анархическими и освободительными, в нашем понимании. IRPGF понимает эту опасность и мы считаем, что развитие проектов и развитие отношений с гражданским обществом это лучший способ противостоять образованию социальных иерархий. На этом пути неизбежны противоречия и ошибки. Но именно эти противоречия и недостатки, а также наши механизмы критики и самокритики и горизонтальная самоорганизованная структура помогут нам не превратиться в закостенелую революционную организацию, основанную на централизме и социальном господстве.
Как вы говорите, конфликты в Сирии, Украине и в других местах это только начало затяжного и хаотического периода глобального кризиса. Какими должны, на ваш взгляд, быть отношения между вооруженной борьбой и революцией? Должны ли анархисты стремиться начать вооруженную борьбу в процессе революции как можно скорее или нужно оттягивать этот момент насколько возможно? И как могут анархисты сохранять свои позиции в зоне военного конфликта, где столько зависит от возможности достать оружие, что на практике обычно означает сделку с государством или пара-государственными образованиями?
Во-первых, нет никакой общей формулы, сколько вооруженной борьбы необходимо, чтобы начать и развивать революционный процесс и в какой момент она должна начаться, если вообще должна. В IRPGF мы считаем, что каждая группа, коллектив, сообщество, община должны сами решать, когда начинать вооруженную борьбу. Это зависит от конкретного места и ситуации. Например, если в Экзархии в Афинах совершенно нормально бросить молотов в полицейских, то в США, человека, который это сделает, полицейские застрелят. В каждом конкретном месте различный порог насилия, которое государство допускает. Но это не оправдание для бездеятельности. Мы считаем, что вооруженная борьба необходима. Люди должны быть готовы пожертвовать своим общественным положением, привелегиями и жизнью, если это необходимо. Однако, мы не призываем людей становиться смертниками и жертвовать собой. Наша борьба — за жизнь, а не за мученичество. Даже если мученики необходимы, как здесь в Рожаве и Курдистане, это часть вооруженной борьбы и развития революционного процесса.
Вооруженная борьба не обязательно создает условия для революции, и некоторые революции могут произойти практически без вооруженной борьбы. Как вооруженная борьба, так и революции могут быть спонтанными или запланированными годами. Тем не менее, местные или национальные революции, которые в некоторых случаях были мирными, не создают условий для мировой революции и не оспаривают гегемонию капиталистической мировой системы. Нашим фундаментальным вопросом здесь остается: когда следует начать вооруженную борьбу? Для начала мы считаем, что нужно проанализировать местную ситуацию и контекст. Создание местных общин и их сил самообороны, которые открыто вооружены, является важнейшим первым шагом к обеспечению автономии и самозащиты. Это мощный символический акт и он непременно привлечет внимание государства и его репрессивных сил. Восстание должно происходить повсюду и всегда, но оно не обязательно должно происходить с винтовками. В конечном счете, вооруженная борьба всегда должна проводиться в отношении живых общин и районов. Это предотвратит развитие авангардного менталитета и иерархических социальных отношений.
Революции – это не обеды, и, что еще хуже, мы не выбираем обедающих гостей. Как мы, как анархисты, остаемся принципиальными на наших политических позициях, когда нам приходится полагаться на государства, пара-государства и негосударственные субъекты для получения оружия и других ресурсов? Во-первых, нет идеологически чистой революции или вооруженной борьбы. Наше оружие было сделано в бывших коммунистических странах и дано нам революционными политическими партиями. База, в которой мы находимся, и ресурсы, которые мы получаем, поступают от различных сторон, действующих здесь и, в конечном счете, от самих людей. Ясно, что мы, как анархисты, не освободили территорию, которую нам нужна для того, чтобы мы могли действовать самостоятельно. Мы должны заключать сделки. Тогда возникает вопрос: насколько принципиальны наши сделки?
У нас есть отношения с революционными политическими партиями, которые являются коммунистическими, социалистическими и апочистскими. Для нас важно, что мы сражаемся против того же врага, и наши совместные ресурсы и бойцы могут только способствовать борьбе. Тем не менее, мы остаемся в критическом союзе и солидарности с ними. Мы не согласны с их феодальным менталитетом, их догматическими идеологическими позициями и их видением захвата государственной власти. И мы и они знаем, что если они однажды захватят государственную власть, мы будем врагами. Но пока мы не только союзники, но и товарищи в борьбе. Это не значит, что мы пожертвовали нашими принципами. Напротив, мы открыли диалог об анархизме и критиковали их идеологические позиции, подтверждая принципы и теоретические позиции, которые мы разделяем. Этот обмен изменил и нас и их и является частью того, что некоторые из них называют диалектическим процессом: необходимость как теории, так и практики продвигать как вооруженную борьбу, так и социальную революцию.
В IRPGF мы считаем, что совершая сделки с другими левыми революционными группами, мы можем найти общий язык с реальностью, с которой мы живем. Тем не менее, мы также должны признать, что большая партизанская структура, в которой мы находимся, совершает сделки с государственными субъектами. Хотя мы еще раз подтверждаем нашу позицию по отношению ко всем государствам, которая не подлежит обсуждению, наша структура совершает прагматические сделки с государственными субъектами, чтобы выжить еще один день для борьбы. Пока что все наши запасы и ресурсы исходят от революционных партий, с которыми мы в союзе, которые также идут на уступки и сталкиваются с государственными и негосударственными субъектами. Мы признаем это как противоречие, но это суровая реальность наших нынешних условий.
Анархисты должны выбирать, в зависимости от своего конкретного контекста и ситуации, какие сделки они могут совершать и с кем. Должны ли они быть прагматичными и заключать сделки с государственными, пара-государственными или негосударственными субъектами для приобретения оружия, удержания территории или, по крайней мере, чтобы выжить, а когда придет Время, это все будут обсуждать и критиковать. В конечном счете, коллективы и сообщества будут принимать решения о том, как продвигаться в революционном процессе и как использовать различные государственные и негосударственные субъекты в своих интересах, с целью в конечном итоге не нуждаться в них и уничтожать их всех. В конечном итоге вооруженная борьба необходима для революционного процесса и различные альянсы, как мы считаем, необходимы для достижения нашей цели – освобожденного мира. Мы, как IRPGF, верим и подтверждаем часто повторяющуюся фразу из Греции, что единственная проигранный бой – это тот, который не был дан.
Рано или поздно каждая революция делится на составные части и возникают неизбежные конфликты. Эти конфликты определяют окончательный результат революции. Это уже началось в Рожаве? Если это так, как анархисты справляются с этим? Если это не так, как вы можете подготовить товарищей по всему миру к ситуации, в которой мы будем находиться, когда внутренние конфликты в революции поднимутся на поверхность, и нужно будет выяснить, каковы разные позиции? Некоторые товарищи за пределами Рожавы не знали, как понимать некоторые из сообщений из Рожавы, потому что в нашем опыте всегда были внутренние конфликты, даже в самые сильные периоды социальной революции, и люди, сообщающие об эксперименте в Рожаве, не решались сформулировать, в чем эти конфликты. Мы можем понять, почему о таких конфликтах нельзя говорить открыто, но любая, даже самая общая информация, которую вы можете нам предложить, будет очень полезна.
Простой ответ: да, в Рожаве начались подобные конфликты. В такой большой партийной и конфедеративной структуре возникли противоречия и разные фракции. Есть те, кто стремится довести революцию до конца и другие, которые готовы пойти на компромисс по определенным аспектам революции, чтобы сохранить то, что уже было достигнуто. Есть те, кто все еще мечтает о марксистско-ленинском Курдистане и другие, которые готовы открыться Западу и объединиться с «силами демократии». В рамках вооруженной борьбы есть те, кто хочет развязать тотальную войну,в то время как другие утверждают, что время для вооруженной борьбы приближается к концу и что мы должны постепенно прекращать военные действия. Внутри этой хаотической политической сцены, с каким-то бесконечным множеством аббревиатур, как мы, участники IRPGF, держим курс а этих темных и часто опасных водах?
Как анархисты, мы ориентируемся в пределах этих сложностей и противоречий с целью попытаться найти как можно больше возможностей для анархизма. Мы присоединяемся к тем разделам революции и тем партиям, которые ближе к нам. Альянсы, которые мы создаем, – это те, которые наиболее облегчают нам жизнь и наименее ассимилируют. Мы стараемся сохранить себя в безопасности от ассимиляции как идеологически, так и как группы. Автономное пространство, которое поддерживает наши цели, дает нам огромные возможности. Существует свободное пространство, которое партия предоставляет таким группам, как наша, для обучения, разработки проектов и для революционных экспериментов. Чем больше анархистов приезжает сюда в Рожаву, чтобы помочь нам построить анархистские структуры, тем больше мы будем иметь влияния и сможем лучше воплощать наши цели в жизнь. Например, молодежь, которая более критично относится к своему феодальному и традиционному прошлому, находится на переднем крае огромных социальных изменений и достижений. Мы хотим работать с молодежью, чтобы сформировать образовательное сотрудничество и, как анархисты, сосредоточиться на анархистской теории и даже решать проблемы, связанные с сексуальностью, гендером и квир (ЛГБТ +), которые по-прежнему очень табуированы в большинстве слоев общества.
Существует огромное пространство для экспериментов и построения анархистских структур, которые будут продолжать революционизировать общество и далее освобождать всех людей и общины. Мы считаем, что наша работа, как анархистов, как в вооруженной борьбе, так и в гражданском обществе здесь, в Рожаве, будет ценна для всего анархистского сообщества во всем мире. Мы с нетерпением ждем возможности поделиться своими результатами, с полной со всеми, кто солидарен с нами и с анархистами, которые присоединятся к нам здесь.
Перевод редакции “Анархия Сегодня”
