От редакции: Испанская Революция представляет из себя один из столпов анархисткой мифологии. Термин “мифология” упомянут не случайно, потому что, как и все другие, анархисты любят идеализировать свои исторические примеры. Из множества литературы складывается впечатление, что FAI-CNT было эдаким революционным флагманом небывалого эксперимента. Статья Дмитрия Рублева прошлась ножом по священной корове анархизма. Эта легенда до сих пор порождает хоть и малочисленные, но фанатичные группы “анархо-синдикалистов”, которым пора бы назваться постсиндикалистами с их практикой… судиться с капиталистами.
Можно ли называть революционными организации, вошедшие в правительство? Анархисты не любят этой темы, ведь она требует проанализировать роль этих организаций. Благодаря таким статьям можно без зазрения совести утверждать, что FAI-CNT явились тормозом революции, о чем и писала русская эмиграция. Действительная сила революции была в тысячах низовых анархистах и их объединениях, двигавших революционные изменения вперед вопреки инерции центральных организаций и засевшим в них анархо-бюрократам.
Дмитрий Рублев
События, развернувшиеся 70 лет назад в Испании, привлекают к себе внимание многих исследователей. Различным аспектам испанской Гражданской войны посвящены многочисленные исследовательские работы. Между тем, взгляд анархистской эмиграции России на эти события до сих по не стал предметом отдельного исследования. Однако её представители довольно внимательно отнеслись к происходящему на Иберийском полуострове, тем более что речь шла не только о возможной победе фашизма в одной из стран Европы, но и о судьбах их товарищей. Ведь анархистское движение в Испании можно считать самым успешным и многочисленным на тот момент. Сотни тысяч трудящихся входили в состав Национальной Конфедерации Труда — наиболее массового на тот момент анархо-синдикалистского профсоюзного объединения в мире, являвшегося испанской секцией Международной Ассоциации Трудящихся. В связи с этим к Испании было приковано внимание анархистов всего мира, ожидавших, что развернувшийся в процессе гражданской войны либертарный социальный эксперимент охватит всю страну, вселит в миллионы трудящихся веру в победу над фашизмом и послужит для всего мира моделью пролетарской революции, свободной от бюрократического и партийного господства.
Григорий Петрович Максимов, фактический редактор журнала «Дело Труда», один из наиболее выдающихся анархистских публицистов русской эмиграции, уже в августе 1936 г. представил анализ испанских событий. Он рассматривал этот процесс, как закономерный итог предшествовавших веков истории. Период, наступивший после революционных событий 1931 г., оценивался им, как подготовительный этап к гражданской войне, «на протяжении которого, в результате крупных и мелких столкновений и битв, окончательно сложились и размежевались действующие ныне силы, партийные и классовые группировки и их комбинации» (1). В качестве основного фактора первых успехов антифашистских сил в борьбе с мятежниками он рассматривал действия профсоюзов, организовавших и вооруживших в самые короткие сроки рабочую милицию. Причины массового подъема рабочих и крестьян на борьбу с фашизмом Максимов видел не в симпатии к демократической республике, которая оказалась способна в Испании существовать даже с правыми правительствами у власти. Политическую позицию партий Народного фронта он оценивал весьма критически. Так, левоцентристы, возглавляемые М. Асаньей и М. Баррио были охарактеризованы им, как солидаризирующиеся с силами реакции (монархистами и фашистами) «в своей ненависти к левым социалистическим, главным образом к анархическим и синдикалистским элементам» (2). Не менее резко оценил он позицию и деятельность Испанской Социалистической Рабочей Партии, указывая, что она «проявила себя, в лице своих министров, жестокими преследованиями революционного рабочего движения, реакционными законами о бродяжничестве, об охране общественного порядка, рабочим законом 8-го апреля и рядом других, жестоким подавлением аграрных беспорядков, покрытием жестокостей своих коллег, радикал-буржуазных министров как Сантьяго Касарес Кирога, прославившийся кровавым истреблением крестьян в Касас-Вьехас» (3). Само собой разумеется, симпатии Максимова оказались всецело на стороне анархистских организаций – Национальной Конфедерации Труда и Федерации Анархистов Иберии.
В целом, развитие событий в Испании летом 1936 г. он характеризует, как социальную революцию: «Но одно ясно – испанский пролетариат поднял знамя социальной революции, борьбы не только против фашизма, но и против капитализма, против государства» (4). Трудящиеся шли в бой, руководствуясь классовым сознанием, определявшим, что «вопрос стал о жизни и смерти одного из двух классов: или рабочие и крестьяне, или аристократия и буржуазия» (5). Успешный исход революционной борьбы в Испании рассматривался Максимовым, как победа, способная воодушевить рабочее движение других стран на аналогичные действия. В силу этого, полагал он, рабочие и крестьяне всего мира, а также выражающие их интересы политические силы, должны были поддержать борьбу испанцев. Среди прочего Максимов призывал путем бойкота и стачек препятствовать снабжению мятежников, организовать сборы средств в помощь революции (6).
Особое внимание Г.П. Максимов уделяет анализу ситуации в Каталонии, указывая, что вся власть в этом регионе перешла в руки восставшего народа в лице профсоюзов и контролируемых ими «военных комитетов». Он проводил прямую аналогию с ситуацией 1917 г. в России: «автономное правительство Каталонии еще существует, но не правит. <…> Правительство Кампаниса теперь допустило вооружение НКТ и анархической федерации и попало в положение русского Временного правительства 1917 года, даже в еще более бессильное положение. Военные комитеты – реальная сила, правительство – штампующий аппарат, в штампе которого не всегда нуждаются <…> Вместе с генералами крошится капитализм и государство, т<о> е<сть> происходит то, чего “левые” республиканцы боялись, больше чем генералов» (7). Как наиболее прогрессивное проявление революции в Испании Максимов рассматривал социальные преобразования, проведенные НКТ в Каталонии: взятие фабрик и заводов в управление трудовыми коллективами, установление рабочего самоуправления, коллективизацию земли крестьянами и организацию коммунальных советов. Такое же развитие событий он отмечал и на остальной территории Испании: «Это движение Социальной Революции из Каталонии перекидывается и в другие провинции Испании, ставя и мадридское правительство в такое же положение, в какое попало каталонское автономное правительство» (8).
Успех социальных преобразований, революционный энтузиазм трудящихся, полагал Максимов, будут способствовать победе над мятежниками, положение которых на тот момент он рассматривал, как безнадежное, изолированное и лишенное политической поддержки народных масс: «Генеральская контрреволюция была разорвана с первого дня и раскидана несвязными кусками по стране. Военный переворот не удался. Генералы вынуждены были приступить к организации гражданской войны. С кем и против кого? Народные массы против них, а находящиеся в их распоряжении регулярные войска – ненадежны, так как идут с ними не добровольно, а по принуждению. Мобилизовать население занятых ими провинций они не могут, так как не имеют своей администрации и силы, на которые эта администрация могла бы опираться. Добровольческие отряды буржуазии? <…> Они не могут быть многочисленны <…> Каждый прожитый день приближает реакцию к гибели, а народ к победе. <…> Силы реакции оказались островами, большими и малыми, среди бушующего народного моря» (9). Однако он вполне справедливо указывал на решающую роль вмешательства иностранных государств, которое могло бы резко изменить соотношение сил в пользу мятежников (10). В этих условиях Максимов советовал воздержаться от действий, провоцирующих интервенцию. Здесь он также исходил из опыта Второй Российской революции (1917 – 1922 гг.). В частности, Максимов советовал революционерам воздержаться от социализации иностранной собственности без возмещения убытков. Возможная компенсация за социализированные капиталы или обеспечение их неприкосновенности, полагал он, могут не только гарантировать нейтралитет международной буржуазии, но и завоевать симпатии мелких собственников и «части собственнически настроенных рабочих» (11).
Основную опасность для развития социальной революции в Испании на тот момент Максимов видел не в фашистских заговорщиках, а в действиях правительства Республики. Он полагал, что ведя борьбу с мятежными генералами силами милиции НКТ и ВСТ (12), республиканский режим «одновременно подготовляет сокрушительный удар по этим же самым рабочим»: «Правительство, оставшись почти совершенно без регулярной армии, рассчитывает, под предлогом борьбы, организовать армейские части, усилить полицию и ударную гвардию и, по мере роста его военной силы, постепенно отодвигать народную милицию на задний план, чтобы в подходящий момент ее разоружить и распустить». Основным фактором успеха правого крыла республиканского лагеря в этом деле станет раскол в среде профсоюзных сил (13). Однако и свержение правительства Республики, по мнению Максимова, было бы преждевременным шагом, провоцирующим военную интервенцию капиталистических стран. В этой ситуации, полагал он, профсоюзы должны «держать на положении пленника и не свергать до решительной победы над фашизмом» правительство Республики. Это «бессильное правительство, правительство по имени» не сможет помешать социальным преобразованиям и «будет служить ширмой, которую можно отбросить во всякое время» (14). Однако конфликт неизбежен, поскольку за первым этапом революции, рано или поздно, наступит второй, когда руководство Республики вступит в борьбу «за сохранение режима капиталистической частной собственности» (15). На этой стадии, полагал он, произойдёт раскол рабочего класса, начнётся более интенсивное вмешательство в дела Испании «международной буржуазии» в лице «фашистских и “демократических” стран» (16). На этой стадии, утверждал Максимов, проводя аналогию с событиями 1917-1918 гг. в России, победа испанских рабочих и крестьян невозможна без международной поддержки со стороны рабочего движения, имеющего возможность своими решительными выступлениями сорвать интервенцию (17).
К числу государств, заинтересованных в сохранении буржуазных порядков в Испании из опасения, что революция перекинется на их собственную территорию, Максимов относил не только фашистские державы, но также Англию, Францию и СССР. В качестве одного из проявлений враждебности к испанским антифашистам он рассматривал проект международного нейтралитета, разработанный при поддержке премьер-министра Франции Леона Блюма, поддержанного французскими коммунистами, социалистами и первое время – руководством Советского Союза (18). Отказ от продажи оружия, снаряжения и боеприпасов в Испанию, трактуемой, как вмешательство в ее внутренние дела, по мнению Максимова, был юридическим нонсенсом и в отношении любого легитимного правительства, борющегося с мятежниками, выглядел бы абсурдом. В той ситуации он означал, фактически, «вмешательство в испанские дела в интересах бунтовщиков» и «предательство рабочего класса Испании со стороны коммунистов России и социалистов Франции» (19).
Столь же оптимистичен и тон первой публикации о Гражданской войне, вышедшей в журнале «Пробуждение», считавшемся в 1920-1930-е гг. основным оппонентом «Дела Труда». Так, автор одной из передовиц, приводя многочисленные факты, выражает мысль об успехах анархистских преобразований: «испанские массы вступили на путь коренных социальных преобразований. И если их не раздавит фашизм, то и в самом деле в Испании может зародиться новый общественный строй, отличный от фашизма и большевизма, при котором человек освободится от политического и экономического порабощения» (20). Не менее радикальную позицию выражает совместное заявление, подписанное Объединенным Комитетом Анархических Групп «Дело Труда» и «Пробуждение» города Нью-Йорка. Указывая, что основной ударной силой антифашистского сопротивления является рабочий класс, организованный в «единый фронт рабочих профессиональных союзов» (21), его авторы заявляли: «сейчас в Испании идет борьба не за демократию, как утверждают буржуазные либералы и реформаторы социалисты а за полную свободу, за экономическое равенство, за Свободный Коммунизм» (22). В подтверждение приводились факты о социализации различных отраслей производства, транспорта, услуг, сельского хозяйства, создании народной милиции и т.д. Заявление призывало организовать международную солидарность в поддержку испанских анархистов, к борьбе против блокады и интервенции (23).
Э.С. Лазарев, один из ведущих авторов «Пробуждения», в отличие от Максимова выступал за сохранение и усиление «Народного фронта» на принципах равноправного сотрудничества входящих в него политических сил, хотя также полагал, что Испанская революция идет по пути «свободного коммунизма». Фактически же задачей, наиболее приоритетной в настоящий момент, он считал победу над фашистскими мятежниками, захват власти которыми означал уничтожение всех сторонников социализма в Испании: «против врагов – фашистов – внутренних и внешних – надо выставить сильный объединенный фронт всех трудящихся и угнетенных, всех социалистов, коммунистов и анархистов. Такой объединенный фронт вполне возможен, если только все партии будут рассматриваться, как равные стороны. Никакая партия не должна стремиться к гегемонии и захвату власти, невзирая на то, что та или иная партия является количественно или организационно наиболее сильной. <…> Наш общий враг, фашизм, тоже не считается с тем, кто лучший и кто худший социалист: как только он достигает власти, он одинаково бьет всех. И на борьбе с этим врагом надо сосредоточить все революционные силы народа» (24). При этом он категорически отвергал необходимость советской помощи, считая ее опасной для дела Испанской революции, так как она неизбежно поставит Республику в зависимость от внешнеполитического курса СССР. В отличие от Максимова он оценивал союз анархистов с «Народным фронтом», их компромисс с республиканцами, как одно из условий победы социальной революции в будущем: «Можно поэтому надеяться, что, созданный в пламени революции, объединенный комитет сыграет большую роль в развитии революционных событий в Испании, ставшей на путь социально-экономического освобождения. Можно также надеяться, что испанская республика, после победы над фашизмом, не окажется мачехой для помогающих ей анархистов и синдикалистов, революционным путем добивающихся свободы и права автономной, анархической жизни» (25). В отличие от Максимова, не склонного доверять союзникам анархистов по Народному фронту, Лазарев весьма доверчиво оценивал позицию попутчиков: «испанские коммунисты, правда, немногочисленные, совсем не помышляют о пролетарской диктатуре» (26). В отличие от Максимова, апеллировавшего в своих статьях многочисленными фактами, почерпнутыми из прессы и испанских анархистских источников, анализ Лазарева, как правило, очень легковесен и основан, во многом, на голословных утверждениях. Порой пропагандистские фразы в его статьях подменяют анализ фактов. Так, по мнению Лазарева, если социальной базой республиканцев являются «трудовые массы рабочих, крестьян и сознательной интеллигенции», то основная военная сила франкистов – это «огромные кадры диких, наемных солдат-убийц, так называемых черных мавров, привезенных за большую плату испанскими капиталистами и империалистами из Северной Африки», как и войска Германии, Италии и Португалии (27). По-иному Э. Лазарев оценивал и базу социальной революции в Испании, включая в нее «средние классы», имея в виду не только «мелкое крестьянство», но также «низшее духовенство и демократическую интеллигенцию» (28).
В подходах авторов соперничающих журналов, были некоторые методологические разногласия. Так, если Максимов в своем анализе испанских событий исходил из реалий классовой борьбы, то Лазарев пытался представить их в контексте истории Испании и психологии испанцев: «Ни в одной европейской стране за последние несколько десятилетий не произошло столько бунтов, восстаний и революций, сколько в “неведомой” Испании. Правда, последние носили случайный, спорадический характер, но они оказали глубокое влияние на психику народа. Испанцы по темпераменту – народ пылкий и храбрый: они легко возбуждаются и, воодушевленные идеей, готовы на самопожертвование. Крайние, революционные и анархические, идеи давно уже пустили глубокие корни в испанском народе» (29).
Определенные разногласия можно обнаружить и в оценках, данных анархистскими публицистами Русского Зарубежья, политики своих испанских товарищей – НКТ и ФАИ. Наиболее полно позиция русских анархистов-эмигрантов, проживавших в Северной Америке, по отношению к политике испанских анархистов была высказана в письме конференции Федерации Русских Анархо-Коммунистических Групп США и Канады, принятом 25 декабря 1936 г. С победой анархистских сил в Испании его авторы связывали «поворотный пункт в истории человечества»: «начало новой истории, новой культуры и нового человечества, начало торжества свободы, экономического равенства и принципа ценности личности» (30). С их поражением, напротив, ожидалось развертывание невиданной мировой реакции, как и «возрождение расшатанной и губительной веры в спасительность реакционной большевистской диктатуры, насаждающей “социализм” без свободы, т<о> е<сть> рабство и скотство, как говорил Бакунин» (31). Авторы заявления утверждали, что испанские анархисты не проявили смелости в вопросе о разрушении государства и капитализма, даже при успехах социализации промышленности и земледелия. Вхождение в правительство анархистских лидеров рассматривалось, как «роковая, ужасная ошибка» (32): «Мы пока не видим никаких положительных результатов от вхождения в правительство, но отрицательных результатов уже довольно много, из них самые главные: замедление, близкое к приостановке социальной революции, опасность реформистского перерождения НКТ-ФАИ и моральный удар по международному анархическому движению» (33). Исправить ситуацию предлагалось путем проведения мер, направленных на создание общественной модели, переходной к анархическому коммунизму. Авторы письма призывали НКТ-ФАИ выйти из состава правительства и создавать, как организованную силу, «Советы Рабочих, Крестьянских и Милицейских Депутатов» (34). Предполагалось заменить профсоюзами государственные структуры: «Оставалось вместо Совета Генералидада Каталонии поставить Совет Профессиональных Союзов Каталонии, вместо представителей НКТ-ФАИ, вместо представителей ВРС (35), вместо представителей Эскерры и других политических партий поставить соответствующие профессиональные союзы, точнее индустриальные союзы». Социальная база новой общественной модели не должна была ограничиваться исключительно рабочими и крестьянами. Предполагалось, что в новых органах управления будет обеспечено представительство мелкой буржуазии, но «только через производственные союзы, а не через политическую партию» (36). Далее в своем заявлении делегаты Конференции предлагали испанским анархо-синдикалистам принять меры по реорганизации общества на либертарно-коммунистических началах на тех территориях страны, где было сильно влияние НКТ-ФАИ. Опасение развертывания гражданской войны внутри Республики, как последствие этих действий, категорически отвергалось, поскольку, по мнению авторов, эта война неизбежно разразится в будущем, как следствие конфликта анархистов с «Народным фронтом». Не учитывались вероятные расхождения в позиции с ВСТ. Между тем, именно единство действий профсоюзных центров русские анархисты считали основным фактором предлагаемых преобразований (37).
Еще более резким было заявление редакции журнала «Дело Труда» в феврале 1937 г. Руководство НКТ обвинялось в соглашательстве и сравнивалось с меньшевиками. Проводились параллели с событиями февраля – октября 1917 г. в России и 1918-1919 гг. в Германии: «НКТ-ФАИ, которые своей соглашательской политикой, напоминающей политику русских и немецких социал-демократов, продолжали и продолжают наносить удар за ударом не только международному анархическому движению, но и делу испанской социальной революции» (38). Редакция заявила о неоправданности своего отказа от призывов к смене руководства либертарного движения Испании и выразила надежду на появление радикальных оппозиционных элементов в рядах испанских анархистов, способных изменить политический курс движения. При этом сторонники Максимова не пошли на разрыв с испанскими товарищами, по-прежнему выражая им свою поддержку, поскольку НКТ-ФАИ все же являются «самыми революционными и самыми надежными оплотами испанского пролетариата из всех, существующих в Испании организаций». Утверждалось, что в условиях гражданской войны отказ от помощи испанскому либертарному движению «был бы отказом испанскому пролетариату» (39).
Наиболее резкими критиками политической линии НКТ были Всеволод Михайлович Волин (Эйхенбаум) и Александр Моисеевич Шапиро. Волин первоначально печатался в финансируемой НКТ-ФАИ «Л’Эспань Антифашист». Уже в декабре 1936 г. он осуждал участие испанских анархистов в правительстве, этатистский уклон в их политике, сотрудничество с политическими партиями, поддержку политики милитаризации. В результате руководство НКТ-ФАИ прекратило финансировать «Л’Эспань Антифашист» и она закрылась (40). Волин же продолжил сотрудничать в органе Франкоязычной Анархистской Федерации «Терр Либр», а также в издававшейся А. Прюдоммо газете «Л’Эспань нувель», по-прежнему резко критикуя «ревизионизм» НКТ-ФАИ, вставшей на «военизированный, политический и правительственный» путь. В частности, он отрицал, что ситуация в Испании имеет какой-то особый характер, допускающий отказ от принципов анархизма, на что нередко ссылались лидеры НКТ (41).
«Фундаментальной ошибкой» назвал А. Шапиро политику НКТ, направленную на сотрудничество анархистов со своими идейными противниками в органах власти разных уровней. Итогом стало отдаление организации от социальной революции, как цели ее борьбы, и согласие на все новые и новые уступки. В результате, испанским анархистам не оставалось ничего другого, как вести войну, забыв об изменении системы социально-экономических отношений. Шапиро, напротив, считал, что настало время для смелых революционных действий (42). Заявлял он и о том, что начиная с декрета о «нормализации» коллективов в Каталонии 24 октября 1936 г., деятельность центрального и региональных правительств Республики была направлена на сковывание инициативы профсоюзов в дальнейших преобразованиях (43).
Также Шапиро подверг критике программу-минимум НКТ, принятую в 1937 г. и ориентированную для реализации в военных условиях. Этот документ он расценивал, как отказ от превращения антифашистской гражданской войны в социальную революцию, что стало результатом их отказа от планомерной подготовки преобразований и разработки проблем экономики будущего общества: «Вы, кажется, думаете, что гражданская война, вызванная условиями фашистского восстания, не обязывает вас к проверке возможностей видоизменения и перемены характера этой гражданской войны» (44). Программа-минимум, утверждал Шапиро, имеет смысл лишь как подготовительный этап для реализации программы-максимум. Документ же, принятый НКТ означал не что иное, как средство интеграции в политическую систему Испанской Республики и постепенного превращения Конфедерации в политическую партию. А.М. Шапиро обвинял лидеров испанских анархо-синдикалистов в карьеристских устремлениях: «Ваша же “действительная военная политика”, после всего, есть ничто иное как программа для вхождения в Совет Министров, в правительство; с ней вы действуете как простая политическая партия, желающая принимать участие в существующем правительстве, выдвигаете условия вашего участия и эти условия настолько бюрократичны по своему характеру, что они далеки, по меньшей мере, даже от того, чтобы ослабить буржуазно-капиталистический режим; наоборот, они имеют тенденцию усилить капитализм и стабилизировать его. <…> Такая программа, естественно, уничтожает вашу “военную программу”, которая есть ничто иное, как выражение “истинного” желания постоянного сотрудничества в кабинете министров» (45). Этот курс предполагал бы перманентное участие в правительстве и сохранение блока с республиканцами, социалистами и коммунистами (46). Шапиро указывал, что лишь успехи радикальных преобразований в интересах рабочих и крестьян могут вдохновить массы на военные победы. Принятая НКТ программа перечеркивала, по его мнению, традиционный взгляд анархо-синдикалистов на социальную революцию. Этот курс Шапиро рассматривал, как продолжение проводимой с 19 июля 1936 г. «линии наименьшего сопротивления», приведшей «не только к замедлению, но и к действительной ликвидации свободнической революции» (47). С его оценками солидаризировалась редакция «Дела Труда», оговорив при этом, что обходит вниманием ряд спорных вопросов, в частности, проблему «монополии внешней торговли» (48). Критика вызвала ответ генерального секретаря НКТ Мариано Васкеса. Отвечая ему, в свою очередь, Александр Шапиро подчеркнул, что тоталитарная большевистская идеология родственна фашистской. В силу этого, став союзниками большевиков, испанские анархисты помогли «установлению красного фашизма, борясь против фашизма белого» (49). «Демократический и диктаторский “антифашизм” республиканской правительственной коалиции в Валенсии и Барселоне – это не менее опасный враг, против которого НКТ должно бороться с таким же ожесточением, с такой же решимостью» (50), – делал вывод Шапиро, фактически указывая на необходимость разрыва испанских анархистов с Народным фронтом.
Наиболее острое неприятие со стороны лидеров НКТ вызвала критика патриотической составляющей в ее риторике, осуществленная А.М. Шапиро в статье «Национал-анархизм?», опубликованной в июне 1937 г. в газете «Ле Комба Синдикалист». Таким термином он охарактеризовал выраженную в органе каталонской НКТ «Солидаридад Обрера» позицию о чисто иберийском характере либертарного движения Испании, об особом революционном «иберийском духе», борьбе за «национальную Испанию» при критике франкистов за «обынностранивание» конфликта. Шапиро охарактеризовал эти идеи, как расистские, противопоставив им мысль о превращении испанской революции во всемирную. Идеи, высказанные в «Солидаридад Обрера», он сравнил с заявлениями гитлеровцев «о национализме, как основе социализма», а также со сталинизмом, адепты которого ставят свое отечество превыше всего. В случае, если подобная линия восторжествует, утверждал он, революция в Испании перестанет быть социальной: «Позиция же, занятая испанскими товарищами, как она отражается в передовице “Соли” (51), которая нас сейчас занимает, вызовет ликвидацию Социальной Революции в пользу национальной революции, которая, быть может, будет революцией политической, но будет революцией только по имени». Шапиро заявлял, что подобная риторика НКТ направлена против находящихся в Испании иностранных анархистов, желавших, чтобы революционное движение перешагнуло границы Испании (52).
Представители «Пробуждения», напротив, весьма умеренно реагировали на участие испанских анархистов в органах власти, воздерживаясь от критики. Как правило, такая позиция обосновывалась опасением навредить борьбе с фашизмом, которую вели испанские товарищи. Показательно, как автор редакционной статьи «Пробуждения», вероятно, М.И. Гайдук, оценивает речь Д. Абад да Сантийяна: «Конечно, в речи “анархического министра” имеется немало спорных мест и заключений, хотя бы о “регулирующей” роли советов. Но нам, из прекрасного далека, не следует вдаваться в поспешные критические суждения людей, которые смогли силой свободнических лозунгов увлечь за собой население всей страны на борьбу за идеал свободного общественного устройства, отстаивающего свои убеждения на поле брани с оружием в руках» (53). Открыто апологетическую позицию в отношении политики НКТ заняла Группа Русских Анархистов Франции (М. Воробьев, И. Юдин, А. Ревский, А. Харенко). Прежде всего, ее авторы выступали за сохранение единства в борьбе с фашизмом, предлагая при этом противиться стремлению партий «Народного фронта» к расширению своего политического влияния (54). Между тем, они признавали наличие в составе антифашистской коалиции откровенно профашистских сил, к которым относили каталонских и баскских националистов, притом что последние даже опирались на поддержку части католического духовенства (55). Это обстоятельство оправдывалось логикой антифашистской борьбы: «Для всех антифашистов непременным условием не погибнуть является победа над фашистами и их иностранными союзниками. Кто бы ни был нашим сотрудником и по каким причинам он оказался в нашем лагере, это вопрос сейчас второстепенный. <…> Если националисты баски до 19-го июля не только симпатизировали, но даже сотрудничали с некоторыми группировками, оказавшимися в лагере фашистов, то все-таки не резон бросать на произвол судьбы тех, кто оказался нашим союзником, какие бы идеологические или политические разногласия не существовали между нами и данной группировкой. Одним из наших принципов является уважение чужой личности, чужого мнения и взглядов, поскольку данная партия или группировка не ведет с нами борьбы насильственными методами, тем более нужно уважать союзника в вооруженной борьбе с таким врагом, как международный фашизм» (56). Воробьев исходил из того, что испанские революционные события были вызваны «войной с противником, в несколько раз превышающим физически и технически силы Революции», имея в виду не только франкистов, но также Германию, Италию и Португалию (57). В этих условиях, полагал он, «самые крайние революционеры <…> принуждены при каждом шаге принимать во внимание не только им сочувствующих слоев, но и определенно враждебных кругов, принимать во внимание не только свои желания вести массы по пути завершения Революции, а рассчитывать каждый шаг и думать о том, не вызовет ли то или иное действие сопротивления со стороны попутчиков, некоторые из которых оказались в лагере антифашистов лишь из-за своей позиции, неприемлемой последними. Все отступления от традиционной линии наших товарищей и были вызваны необходимостью, прежде всего, закончить войну с фашизмом, и напрячь все усилия в эту сторону. <…> Революция в Испании все время находится перед дилеммой поражения на полях сражений и тогда гибель всех, или сговор между теми, которые хотя и были врагами вчера и будут ими завтра, но принуждены пойти на сговор под страхом смерти» (58).
Чем дальше, тем более пессимистическими становились оценки ситуации в Испании, данные анархистами. Так, уже в декабре 1936 г. Максимов констатирует поражение анархистского движения, антифашистских сил в целом, и, напротив, успех фашистских заговорщиков, захвативших две трети страны: «То, что случилось <…> есть поражение испанского народа; больше того – поражение международного рабочего движения, поражение народного дела, дела свободы, экономического равенства и человеческой справедливости». Уже в это время он констатирует подавленное состояние и разочарование, пришедшие на смену энтузиазму испанских рабочих (59). Причины поражений Республики Максимов видел в политике правительства Народного фронта. Она выражалась, главным образом, в том, что республиканцы стремились сохранить капиталистический строй, отказавшись от проведения радикальных социальных реформ: «Оно стремилось сохранить республику в неизменном виде, не делая народу никаких уступок в социальной области. Вместо того чтобы вступить на путь коренных экономических реформ: социализация земли, конфискация церковного имущества, крупные уступки промышленному пролетариату, ограничение привилегий капиталистов, оно не решилось даже на энергичное проведение куцего земельного закона, лежавшего под сукном несколько лет» (60). Опоздало правительство и с вооружением народа, намеренно тормозя этот процесс. Особенно это касалось милиции НКТ-ФАИ, многие активисты которых накануне переворота были арестованы властями Испанской республики. Именно отсутствием военной помощи со стороны правительства оружием и специалистами Максимов объясняет поражение анархо-синдикалистских милисианос в боях с войсками мятежников летом – осенью 1936 г. Однако и сменившее кабинет Х. Хираля правительство Ф. Ларго Кабальеро, он обвинял в «сектантско-партийной» политике, являвшейся продолжением предыдущего курса и направленной на усилении позиций ИСРП и ослабление НКТ-ФАИ, что также стало причиной поражений (61). Фактором спада революции стала и военная помощь мятежникам со стороны фашистских государств, а фактически – и Англии. Согласие французского премьер-министра Л. Блюма и И. Сталина на политику нейтралитета также перечислялось среди причин поражения республиканцев (62).
Особенно обстоятельной критике международный режим нейтралитета был подвергнут в докладе Г.П. Максимова на конференции Федерации Русских Анархо-коммунистических Групп Соединенных Штатов и Канады 25-27 декабря 1936 г. (63) По итогам его обсуждения конференция приняла резолюцию, оценившую невмешательство демократических стран в дела Испании, как скрытую помощь фашистам. Социал-демократические и профсоюзные организации обвинялись в потворстве этому курсу. Документ содержал призыв к рабочим организациям стачками и бойкотом воспрепятствовать снабжению фашистов (64). Упоминает Максимов и об отсутствии массовых антифашистских забастовок и бойкота мятежников со стороны Рабочего Социалистического Интернационала и Международной Федерации Профсоюзов (Амстердамского Интернационала). «А между тем, – писал он, – судьба Испании в руках английских и французских социалистов и профсоюзов: всеобщая стачка протеста изменила бы все в корне и от испанского фашизма давным-давно осталось лишь одно мрачное воспоминание» (65). Однако в целом для оценок Максимова в этот период все еще характерны оптимистические ноты. Он рассчитывает на рост энтузиазма трудового народа, вдохновленного успешными социальными преобразованиями в Каталонии, успехами ее промышленности. Также он отмечал, что выросла организованность рабочих, накопился опыт организации промышленного производства и военного строительства, а регулирование экономики фактически сосредоточилось в руках профсоюзов (66).
События в Барселоне 3-7 мая 1937 г. также получили отклик в анархистской прессе русской эмиграции. Прежде всего, Максимов опровергал версию об анархистском мятеже против правительств Каталонии и Испанской Республики. Эту версию он рассматривал, как абсурдную, прежде всего, потому, что Каталония фактически и так находилась под контролем Национальной Конфедерации Труда: «рабочие НКТ являются хозяевами области: они контролируют и направляют фабрики, мастерские и поля; пути сообщения, магазины и канцелярии; это значит, что анархисты являются огромным большинством в Каталонии, контролирующим и направляющим социальную, экономическую и культурную жизнь не только Барселоны, но и всей области. Возможно ли, чтобы большинство восстало против самого себя, против своего собственного контроля, против своего собственного могущества? Конечно, невозможно» (67). Эти события Максимов обозначил, как «восстание против анархистов, восстание меньшинства, восстание реакционного буржуазно-коммунистического блока <…> восстание против пролетарского единства двух рабочих организаций – НКТ и ВРС, восстание против социальной революции, против основ пролетарского и крестьянского энтузиазма в борьбе с фашистскими бандами» (68). Эти события были намеренно вызваны немотивированным нападением правительственных войск, контролируемых коммунистами, на охраняемую анархистами телефонную станцию Барселоны. Анализируя многочисленные факты интриг коммунистов и социалистов против НКТ, Максимов делает выводы об истинных виновниках конфликта: «Кто же эти провокаторы? Из приведенного выше списка преступлений членов “народного фронта” можно легко сделать заключение, что таким провокатором может быть только коммунистическая партия и стоящая за ее спиной контрреволюционная, комфашистская Москва» (69). Он открыто указывал на то, что события срежиссированы при поддержке советского генконсульства в Барселоне и лично Антонова-Овсеенко. Их целью было устранить с политической арены анархистов. Среди фактических заказчиков событий Максимов также рассматривал правительства Англии и Франции, желавшие видеть во главе Республики более умеренные круги (70). В произошедшем, признавал Григорий Петрович, есть и доля вины НКТ, которая не внимала советам анархистов из других стран, предупреждавших об опасности союза с коммунистами. Упоминает он и о том, что в тактических целях пресса этой организации замалчивала преследования анархистов в России и московские процессы над старыми большевиками (71). Максимов считал необходимым для НКТ заключить пакт о единстве действий с ВСТ. Также он призывал анархо-синдикалистов открыто выступить против своих врагов в республиканском лагере, как и «против мирового провокатора рабочего класса – Москвы. <…> Москва – такой же враг испанской революции, как и англо-французская буржуазия» (72). Это логически неизбежно, ибо победа социальной революции в Испании, полагал он, создала бы альтернативу большевистской модели.
Майские события в Барселоне вызвали соответствующую реакцию и со стороны авторов «Пробуждения», прогнозировавших неизбежное продолжение гражданской войны между бывшими союзниками, которая с новой силой развернется после разгрома фашистов. Так, автор, известный под псевдонимом С.С.М., писал: «Так что анархистам и синдикалистам с первых дней войны пришлось вести борьбу на двух фронтах. А позже большевики создали третий. Борьба эта продолжается. Но ввиду общего врага не принимает острых форм. С поражением же фашистов враждующие течения перейдут к рукопашной схватке» и даже прогнозировал, что возможно «в Испании повторится наша русская трагедия» (73). Также С.С.М. подчеркивал, что анархо-синдикалистские части, особенно в Арагоне, не получают военной помощи, приходящей из СССР (74). В этой ситуации он открыто высказал мысль, противоположную более ранним оценкам Лазарева, утверждавшего, что испанские коммунисты не пойдут «русским путем». С.С.М. высказал опасение, что в Испании возможен успех сталинистов или троцкистов (75). Также он подозревал, что сами испанские синдикалисты, вероятно, также придут к мысли о переходе к этатистской модели общества: «Ведь очень многие синдикалистские программы при их практическом применении приведут лишь к своеобразной форме большевизма. <…> Испанские анархо-синдикалисты уже пошли на компромисс и считают, что, после поражения фашистов нужно будет какое-нибудь правительство» (76). Однако в 1937 г. в свете полемических ответов В. Волину и А. Шапиро от М. Васкеса, на страницах «Пробуждения» появлялись негативные оттенки в высказывания об этих деятелях (77). Между тем, Шапиро обвинил лидеров НКТ в том, что в мае 1937 г. они помешали революции победить, убив желание трудящихся покончить с контрреволюцией в лице правительства Испанской республики и его сторонников (78). По его мнению, все успехи конфедерации были связаны с активностью ее низовых структур, осуществлявших социальные преобразования вопреки лидерам, их компромиссам и стремлению остановить движение. Указывал Шапиро и на растущую пропасть между руководством НКТ и массами, возникновение оппозиционных групп в либертарном движении Испании («Друзья Дуррути» и др.) (79). С революционно настроенными низами и оппозицией и отождествлял себя А.М. Шапиро (80). Фактически, он был единственным из русских анархистов, кто дал подробную критику самой Национальной Конфедерации Труда. Здесь особо примечательна статья «Чтобы все выяснить: Наше так называемое несогласие с НКТ», опубликованной в газете «Ле Комба Синдикалист» накануне конгресса МАТ 1937 г. В частности, он обвинял руководство конфедерации в манипулировании массами, когда «на собрания комитетов и пленумов приходят одни отобранные активисты или представители региональных организаций либо местных комитетов. Сама масса синдикатов не имеет больше возможности высказать свое мнение» (81).
С лета 1938 г. в статьях Максимова об Испании преобладают пессимистические выводы. Так, он оценивает войну, как цепь поражений республиканцев и, напротив, военных побед франкистов: «Печальны итоги двухлетней борьбы против фашизма в Испании… Фашисты в течении этих кровавых лет шли от победе к победе, а лоялисты от поражения к поражению… Редко военное счастье улыбалось лоялистам» (82). Политика республиканского правительства в тылу также характеризовалась, как серия шагов, направленных на ограничение развития революции и ее последовательный демонтаж: «последовательно и настойчиво, точь-в-точь как в России, под предлогом военной необходимости и организации победы, душилась революция, уничтожались ее завоевания, организованно понижался энтузиазм рабоче-крестьянских масс, упорно восстанавливалось разбитое в июле 1936 г. государство, которое последовательно ограничивало инициативу и самодеятельность народных масс и их организаций, мертвило все окружающее и заполняло тюрьмы истинными антифашистами и подлинными революционерами» (83). Причины военных поражений Максимов видел в ошибках, преступлениях и предательствах, совершенных антифашистскими силами. Так, он указывал, что для правительства «Народного фронта» социально-революционные преобразования, проводимые НКТ и ФАИ, представляли большую опасность, чем фашистский мятеж. В силу этого, уже правительство Хираля большое внимание уделяло разоружению отрядов анархистской милиции, не предпринимая решающих действий для разгрома мятежников. В результате бездействий и дезорганизации обороны «простой генеральский бунт превратился в настоящую гражданскую войну» (84). Ф. Ларго Кабальеро, утверждал Максимов, продолжал эту политику, саботируя контролируемый анархистами Арагонский фронт, разоружая анархистскую милицию, отказывая в финансовой помощи каталонской промышленности, препятствуя социальным преобразованиям в Каталонии, Арагоне и Леванте. Ларго Кабальеро, утверждал он, позволил коммунистам и советским представителям (Антонову-Овсеенко и Розенбергу) получить «полную свободу рук» и проводить в жизнь «московские инструкции». По Максимову получалось, что основной целью политики республиканцев, направляемой СССР и англо-французским капиталом, было уничтожение НКТ-ФАИ и их влияния на массы (85). В этих статьях Максимов указал на факты косвенной поддержки фашистов со стороны СССР. Так, он отмечал, что сырье и продовольствие, поставляемые Советским Союзом в гитлеровскую Германию, затем перепродавалось франкистам (86).
В этой ситуации вхождение лидеров испанских анархистов в правительство рассматривалось, как «отступничество от анархических принципов» и стратегическая ошибка, сопряжённая с потерей свободы политического маневра. На этом аспекте Максимов сосредоточивает основное внимание, указывая, что НКТ-ФАИ оказались не на высоте положения, не понимая, что именно социальные преобразования были фактором, пробуждавшим в массах трудящихся стремление к борьбе: «Они решили купить победу над Франко ценой приостановки революции и полного отказа от своей революционной тактики и от проведения в жизнь своих свободно-коммунистических идей, наивно полагая, что после победы над Франко они будут иметь развязанные руки и сбереженные силы» (87). Однако умеренность и склонность к компромиссам не спасли НКТ-ФАИ и ПОУМ от террора со стороны коммунистов и их союзников, который у Максимова занимает значительное место в анализе причин поражения Испанской революции. В этом контексте он рассматривал убийство Б. Дуррути, а также гибель ряда видных анархистов в марте – апреле 1937 г. Майские события в Барселоне оценивались, как часть запланированной правыми социалистами, коммунистами и республиканцами провокации, направленной на разгром анархистов. В связи с ней Максимов рассматривал лишение власти Ларго Кабальеро. Основной целью политики нового правительства было окончательное уничтожение анархистского движения: «Послушное во всем англо-французскому капиталу и московскому фашизму, правительство Негрина начало энергичный поход не против орд Франко, а против завоеваний революции, против НКТ-ФАИ и ПОУМ. Последний был распущен, руководители его объявлены агентами Франко; Нина, вождя этой организации, “украли” из тюрьмы и тайно убили. НКТ-ФАИ стали устранять отовсюду, ликвидировали Арагонский Совет, уничтожили коллективы в деревнях, фабричные рабочие комитеты в городах. Заполнили тюрьмы антифашистами и революционерами. Борьба с Франко отошла на задний план, на передний план была выдвинута борьба с анархистами, с НКТ-ФАИ; борьба всеми средствами, всеми способами, всякой ценой, даже ценой полного поражения от руки Франко»… (88)
Положение Испанской республики на тот момент Максимов оценивал, как опасное и малоперспективное: «В настоящее время, после двух лет борьбы, лоялистская Испания совершенно изолирована и стоит не только против Франко, Муссолини, Гитлера и Португалии, но и против Англии, против французских Даладье и московских Сталиных. Положение отчаянное и почти безвыходное» (89). Но все же он оценивал положение испанских антифашистов не как безнадежное. Единственный выход из ситуации Максимов видел в столкновении интересов Англии и Франции, которое откроет возможности для снабжения армии республики. Возлагал он надежды и на обострение борьбы среди сторонников Франко, особенно на почве недовольства итальяно-германским засильем (90). В качестве единственной, последовательной альтернативы политике НКТ-ФАИ он видел развитие и углубление социальной революции, в частности – уничтожение государства и его замену системой рабоче-крестьянских Советов. Также он призывал либертарное движение Испании к восстановлению собственных вооруженных сил. Социальная революция, полагал Максимов, вновь могла бы стать фактором, способным поднять на революционную борьбу рабочих Англии и Франции. А это, в свою очередь, заставило бы их правящие круги пойти на уступки в деле продажи оружия республиканцам, что приблизило бы победу над фашизмом в Испании. При этом, однако, он допускал вероятность поражения этой революции, считая, что летом 1938 г. маловероятна перспектива возвращения анархистов к успехам 1936 г. Прежде всего, для этого потребовалось бы совершить радикальный переворот в НКТ. Кроме того, действия такого масштаба были невозможны в политических условиях 1938 г. В итоге, Максимов предлагал сосредоточить все усилия на достижении военной победы, как единственном средстве спасти испанских рабочих и крестьян от массового фашистского террора (91).
Падение Каталонии в результате успешного наступления войск Франко зимой 1939 г. вызвало незамедлительную реакцию Максимова, писавшего о теперь уже безнадежном положении Республики в сложившихся условиях: «С потерей Каталонии, за что несут значительную долю ответственности и некоторые лоялистские группировки, антифашистское дело, не говоря уже о революции, находится не в состоянии ПОЧТИ полной обреченности, а в состоянии ПОЧТИ полной безнадежности» (92). Шансы на победу, по его словам, могли бы появиться в случае изменения международной обстановки, в ситуации обострения противоречий внутри фашистского лагеря в Испании, или же благодаря случайности, то есть – беспечности франкистского командования. Одно из средств к победе он видел в усилении борьбы в ведущих капиталистических странах за отмену эмбарго на поставки вооружений в Испанскую республику (93).
Поражение республиканцев также получило отклик в анархистских изданиях. Так, один из авторов «Пробуждения» винил в поражении предавшие Республику правительства демократических стран и руководство СССР, навязавшее Испании свою политику: «Испанцы не испугались ни Гитлера, ни Муссолини, и при самой тяжелой обстановке, дезертированные Чемберленом, Даладье, Сталиным и другими “друзьями” демократии, продолжали упорное сопротивление превосходящим силам врага. Испанские антифашисты, несмотря на неравенство сил, не были побеждены в открытом бою. И если тем не менее фашисты выиграли войну, то не благодаря своему оружию, а скорее всего потому, что мнимые союзники республиканцев и лжедемократы чемберленовского типа втайне желали и содействовали победе Франко, как более надежному защитнику интересов международной буржуазии и католической церкви. <…> Оставленные всеми, блокируемые французами и англичанами, облобызавшимися с Франко, лишенные подвоза провианта, амуниции и военного снаряжения, героически неподражаемо сражавшиеся антифашисты не могли продолжать войну голодными, с одними голыми руками и принуждены были признать себя побежденными» (94). Поэтому победа Франко оценивалась, как «Пиррова победа». Автор подчеркивал однако, что революционная Испания не получила достаточной помощи и от международного рабочего движения. Отмечался и фактор междоусобной борьбы, ослабившей антифашистский лагерь: «даже в моменты общей опасности не прекращалась фракционная вражда и борьба между троцкистами и сталинцами, между коммунистами и анархистами, социалистами и т.д., ослаблявшая силы антифашистского фронта» (95).
Максимов проанализировал разгром Республики в контексте уничтожения демократических режимов в Европе, ставшего результатом Мюнхенского договора и политики «умиротворения», проводившейся в отношении Гитлера правительствами Великобритании, Франции, а затем и руководством СССР: «Уничтожив республиканскую Испанию, при содействии Блюмов, Чемберленов, Даладье и Сталиных, захватив, при содействии мюнхенского соглашения, Чехословакию, итало-немецкий фашизм уничтожил последние очаги “демократии” в Европе, убивая и изгоняя все свободное, независимое. Теперь Европа от края до края во власти самой страшной реакции» (96).
Гражданская война в Испании стала серьёзным испытанием для российских анархистов-эмигрантов. В целом, анархистская эмиграция осталась верна своим принципам, связанным с ориентацией на социальную революцию и непосредственное воплощение в жизнь анархо-коммунистической модели общества. При этом, ни одна из групп российской эмиграции не оставила без внимания обстоятельства, заставлявшие, так или иначе, изменять тактику и стратегию анархистского движения. Размежевание в связи с оценками стратегии и тактики либертарного движения Испании коснулось и анархистов-эмигрантов. Среди российских анархистов появились как сторонники стратегии единства антифашистских сил, в той или иной мере оправдывавшие компромиссы НКТ-ФАИ с правительством Народного фронта, так и те, кто призывал к их радикальному отрицанию. Тем не менее, даже критики либертарного движения Испании были настроены на поиск консенсуса, по-прежнему сохраняя дружественную позицию в отношении испанского анархизма. Стоявшие на этой позиции авторы «Дела Труда» и «Пробуждения» продолжали поддерживать как НКТ-ФАИ, в которых видели единственную либертарную альтернативу, так и в целом – антифашистскую борьбу испанцев. В этом вопросе между двумя центрами анархистского Зарубежья России возник определенный консенсус, на основе которого стало возможным их объединение в 1940 г.
