«Добровольное» гражданство и другие политические мифы

Среди некоторых политических философов бывших стран Советского Союза бытует мнение, что, дескать, гражданство — это такая игрушка, которую им некогда не дали выбрать: мол, был у нас вариант выбрать себе среди множества «гражданств» подходящее, и тут внезапно мы стали гражданами стран, которые ведут не очень демократичную политику по отношению к своему народу и к соседним странам.

Такая постановка вопроса очень сильно искажает суть института государства и в сущности прикрывает тот неприятный факт, что гражданство практически никогда не выдается человеку добровольно. Человек может сменить гражданство, не принимая статус гражданина той страны, к которой его «привязали», но в большинстве случаев гражданство является неотчуждаемым статусом и служит для обозначения, к какому государству этот человек принадлежит. Как правило, выбор, если он и предоставляется, лежит в плоскости «сохранение гражданства — принятие другого гражданства». В реальности мы не можем отрекаться от гражданственности, потому что так устроена система мирового порядка. Гражданство является аскриптивным статусом. Однако несмотря на то, что мы не можем выбирать гражданство, это не какая-то сущность, которая присутствует вовне политического поля, это прямое выражение этого поля. Государство — это не внешняя сила, как инопланетяне, захватившие планету. Это система, которую в значительной степени составляют и воспроизводят сами граждане своим молчаливым или активным согласием.

Жаловаться на «навязанность» гражданства спустя 30 лет после распада СССР — это во многом отрицание своей собственной ответственности и своего со-участия в сложившейся системе.

Все гражданства, в той или иной мере, являются навязанными. Отличие гражданина от негражданина заключается в том, что настоящий гражданин является политически осознанным субъектом. Даже в неидеальных, «навязанных» обстоятельствах он обладает способностью к действию и несет ответственность за то, чтобы либо пытаться изменить свою политическую общность изнутри, либо сделать осознанный выбор покинуть ее. Анархисты как люди, которые не признают государственность, — самые радикальные сторонники гражданственности в смысле проявления политической субъектности. Если мы будем привязывать понятие гражданственности к понятию государства, мы рискуем рассматривать политическое право как нечто данное нам государством, в то время как в реальности правовое сознание формируется в борьбе с государством, когда люди берут ответственность за свою жизнь и строят низовые социальные отношения.

Таким образом, проблема «навязанного» гражданства — это не уникальная постсоветская трагедия, а универсальное условие существования в системе национальных государств, унаследованной от Вестфальского мира. Однако, в условиях постсоветского пространства, где распад империи не привел к формированию подлинного общественного договора, этот вопрос обнажается с особой остротой. Легитимность, не найденная в мифе о «добровольном выборе», ищется в иных, зачастую деструктивных нарративах. Выход из этого тупика лежит не в ностальгии по несуществовавшей возможности выбора, а в признании своей роли в непрерывном процессе «общественного договора», который перезаключается ежедневно — через наше молчаливое согласие с этой системой или, напротив, через акты политического неподчинения (в том числе партизанской борьбы, если нет иных методов добиться восстановления прав и свобод). Как показывают практики анархистов и низовых движений, подлинное право рождается не как дарование сверху, а в борьбе и созидании снизу. Именно эта борьба — за новые формы общности, самоуправления и солидарности — и является тем самым актом «добровольного» принятия ответственности, который и превращает индивида из объекта государственного управления в политического субъекта, настоящего гражданина в самом высоком смысле этого слова.

источник тг-канал Creative Association of Anti-Fascists

---